Страница 28 из 30
– И на вашем месте, я бы морально подготовился к встрече с elimalkik[20], bent. Он не из тех, кто прощает… подобное, – Амир выделил последнее слово, по которому я убедилась в том, что он знает… знает, что это я напала на Джареда.
И молчит. Раз я до сих пор жива.
Еще одна неделя кажется мне целым годом. Я то и дело вздрагиваю, когда слышу шаги по ту сторону двери. Но каждый раз ко мне заходит не Джаред, а Самина и Хана – чтобы оставить еду, к которой я вновь не притрагиваюсь…
Я сижу на подоконнике и смотрю на удивительное явление для этой жаркой страны, с вечно ясным небом и жгучим солнцем.
Сумерки… густые, тяжелые облака закрыли на небе все звезды. Превратились в плотные тучи темно-синего цвета. Я не могла поверить, в это, но к звуку бушующих волн добавился еще один: с небес пошел небывалой силы ливень, а яркая, смертоносная молния поделила небеса на двое.
И снова… снова ослепляющая вспышка.
Последней каплей стал гром такой силы, от ударной волны которого, затряслись стекла.
В следующую секунду произошло то, что заставило меня задрожать всем телом.
Сначала я почувствовала его приближение, а потом услышала звук тяжелых, размеренных шагов. Я соскочила с подоконника, и понеслась в один из углов спальни, словно это могло спасти меня от страшной участи.
Дверь распахнулась, и я увидела Джареда. Затем, Амира, который резко опустил взгляд в пол, увидев меня в женственном платье, а не в абайе.
Джаред не выглядел уставшим, или болезненным. Все своим видом он олицетворял лишь три слова:
Ярость.
Власть.
И наказание.
Да… его наказание будет действительно хуже. Хуже всего, что он уже сотворил со мной.
Джаред
Придумать наказание для Мэл за нападение на меня, было несложно. Я знаю способ, который заставит ее испытывать боль и ужас каждый раз, когда она попытается ослушаться меня или задумает очередную глупость. Развлечения, которые придумывала для меня Нора, когда я был не способен справляться с ее извращенными методами воспитания, до сих пор, во время плохой погоды, заставляли ныть мои ступни от боли. Я усовершенствовал методы первой жены отца. Это будет мучительное, но красивое наказание, которое Мелания никогда не забудет. Меня нельзя упрекнуть в отсутствии воображения и плохом вкусе.
Я подъезжаю к дому на побережье перед закатом. Уверен, что она не ждет меня сегодня. Амир следует за мной, всем своим видом выражая несогласие с моими действиями. Мне плевать, что он там думает. Такой же наемник, как и остальные. Его предки были рабами. И то, что теперь он свободен, ничего не меняет. Рабство у него в крови. Сегодня я отстранил его от наблюдения за Мэл, и сейчас специально взял с собой, заставил тащить бархатный разноцветный тяжелый мешок с битыми стеклами до спальни Мелании. Это будет уроком им обоим. Она увидит, что Амир не способен ей помочь. Только я хозяин ее судьбы. Я решаю, смеяться ей или плакать, стоять на коленях или танцевать на стеклах.
В спальне горят нижние лампы, наполняя ее уютным, теплым светом.
Мэл стоит в другом конце спальни в длинном, бирюзовом, шелковом платье на бретельках. Яркий принт и восточный орнамент придают ее наряду экзотический вид, но она никогда не будет такой, как местные женщины. Ее бледная кожа не темнеет под местным солнцем, светлые волосы и ярко-глупые глаза делают Меланию Йонсен похожей на редкую драгоценность среди наскучивших побрякушек. Она изумленно застывает, глядя на меня. В глазах ужас и боль. И снова с открытым лицом…
– Не смотреть, – приказываю я Амиру, который и так знает правила, не поднимая глаз от пола. – Выйди, ты мне больше не нужен, – добавляю я.
Когда дверь за Амиром закрывается, я делаю шаг вперед, а Мэл в одном ритме со мной – два шага назад.
– Не ожидала увидеть меня так скоро, Мэл? – с издевкой спрашиваю я. Девушка молчит, глядя на меня большими глазами, обхватывая себя руками. Защитная поза, которая не поможет ей скрыться от меня.
– Надеюсь, ты подумала о своем опрометчивом поступке? – спрашиваю я, пристально вглядываясь в черты красивого лица. Она выглядит обескураженной, растерянной, но искры гнева в глубине аквамариновых глаз говорят о том, что она снова будет дерзить и показывать характер.
В ответ снова молчание. Я пожимаю плечами, возвращаясь к двери, возле которой Амир оставил мешок с необходимым для наказания реквизитом. Тащу его за собой на середину комнаты и рассыпаю битые разноцветные стекла прямо на турецкий ковер, который потом придется выкинуть. Смотрятся осколки очень даже красиво. Почти сказочно. Словно сверкающий ковер из самоцветов.
Поворачиваюсь, чтобы поймать ее взгляд. Девушка испуганно смотрит то на меня, то на рассыпавшиеся по полу стекла, в тревоге кусая губы. Я скольжу по ней медленным оценивающим взглядом.
– Мне нравится твое платье, Мэл. Оно подойдет для представления, – произношу я невозмутимо. – Ты готова понести наказание? Ответь? Это простой вопрос.
– Практика показала, что ты не понимаешь слов, Адам.
– Ах, снова Адам, – восклицаю я, насмешливо кривя губы. – Ты продажная, меленькая, лицемерная сучка. Даже здесь ты продолжаешь играть в свои блядские игры. Я – Джаред только в том случае, если ты собралась поиметь меня. Но как только ситуация обращается не в твою пользу, я снова Адам.
– Видишь, ты сам все понимаешь, – с вызовом заявляет Мэл, вздергивая подбородок. Я беру стул, о который она терлась, как текущая сучка в прошлый раз, когда изображала из себя умирающую от страсти шлюху, ставлю его по центру и опускаюсь, вытягивая ноги. Смотрю на Мэл, которая с опаской наблюдает за моими действиями и не шевелится, словно приросла к полу.
– Ты знаешь, что случилось бы с тобой, melegim, если бы я указал на тебя пальцем. Просто намекнул, что ты как-то причастна к ранению одного из сыновей короля этой страны? – не поправляя задравшуюся футболку, обманчиво-равнодушным тоном, спрашиваю я. Она отрицательно качает головой, все так же воинственно глядя на меня.
– Казнили бы, – резко бросаю я, – Без суда и следствия. И даже не спросили бы, какой вариант казни ты предпочитаешь. А учитывая то, что ты отличаешься внешне от местных женщин, тебя бы для начала поимели все, кому приглянулось бы твое личико. И только после этого закопали бы заживо. Забросали камнями или утопили бы в заливе. Все зависит от воображения того, кто выбирал бы способ наказания для неверной, совершившей покушение на жизнь члена королевской семьи. Ты думаешь, что я лгу, Мэл? Похоже, что я могу лгать о таких вещах?
Я вижу, как вся кровь отливает от ее щек, и даже губы становятся бледными, когда до нее доходит смысл моих слов.
– Ты считаешь, что я чудовище. Я злой и несправедливый. Но ты до сих пор жива и прекрасно выглядишь, – снова окидываю ее детальным взглядом с головы до ног. – Ты слышала когда-нибудь о Башне смерти, Мэл?
Она отрицательно качает головой, и, широко улыбаясь, я продолжаю.
– В Йемене, на острове, недалеко от берега, стоит Башня Смерти, куда, как говорят местные, на лодках привозят провинившихся женщин, затаскивают их наверх, и сбрасывают с высоких стен прямо на камни во двор, не имеющий выхода. И считается удачей, если женщина умирает сразу, но представь, если по ужасной случайности, она выживает и остается, один на один, среди костей и гниющих трупов других приговоренных. Без воды и еды, с тяжелыми ранами. Рыбаки нередко слышат крики выживших женщин, похожие на вой обезумевшего животного. Скажи мне, Мэл, тебе кажутся наши законы жестокими?
– Мы не в Йемене, – произносит Мэл едва слышно. Я холодно усмехаюсь, складывая руки на коленях в замок.
– Мы в Анмаре. Ты права, но здесь, до сих пор, правосудием управляет суд шариата. Могу сказать, что это тот же суд, что приговаривает девушек к Башне Смерти.
– Зачем ты мне рассказываешь о ваших садистских законах?
20
хозяин – араб.