Костяные часы

– Для начала не называйте меня «красавицей», договорились?

Я хохочу во все горло, а он гневно зыркает на меня.

Ярдов через сто меня нагоняет старенький «форд эскорт», с виду оранжевого цвета, хотя, возможно, просто насквозь ржавый. Пассажир на переднем сиденье открывает окошко: «Привет!» У меня полон рот крекеров, так что я выгляжу полной идиоткой, зато сразу узнаю, кто это.

– Это, правда, не сверкающий «ягуар», – говорит женщина с малиновыми волосами, весело хлопая по дверце, – да и Иэн на рыцаря не тянет. – Парень за рулем приветливо машет мне рукой. – Но если тебе нужно на остров Шеппи, то мы как раз едем в ту сторону и можем довезти тебя почти до самого моста. Честное слово, мы не рубим людей топорами и не распиливаем их циркулярной пилой. По-моему, лучше ехать на нашей развалюхе, чем стоять на обочине дороги часов шесть и в итоге дождаться кого-нибудь вроде вон того урода, – она кивает в сторону заправочной станции, – который притормозит со словами: «Чем вам помочь, красавица?», а потом на тебя набросится.

Ноги невыносимо болят. Ну, она права, конечно: сесть в машину к парочке гораздо безопасней, чем к одинокому мужчине.

– Спасибо! Просто замечательно.

Она открывает заднюю дверь, сдвигает какие-то коробки, освобождая для меня место. Я еле втискиваюсь в салон, но окна ничего не загораживает, так что можно любоваться видами сколько угодно. Иэну на вид лет двадцать пять, однако уже намечается плешь, да и шнобель у него размером с «Конкорд», не меньше.

– Тебе там не тесно?

– Нет, что вы, – говорю я. – Очень даже уютно.

– Ничего, тут недолго ехать, всего минут двадцать пять, – заявляет Иэн, и мы трогаемся с места.

– Когда мы тебя нагнали, я как раз говорила Иэну, что если мы тебя не подвезем, то я весь день буду волноваться. Меня зовут Хайди. А тебя?

– Трейси, – отвечаю я. – Трейси Коркоран.

– Знаешь, среди моих знакомых нет ни одной Трейси, которая была бы мне неприятна.

– Ну, могу вам парочку подыскать, – предлагаю я, и Иэн с Хайди смеются, будто это чертовски остроумно; ну, может, так оно и есть. – Хайди тоже очень симпатичное имя.

Иен недоверчиво хмыкает, и Хайди тычет его в бок.

– Не мешай водителю, – говорит он.

Мы проезжаем мимо школы, построенной по тому же проекту, что и наша общеобразовательная «Уиндмилл-Хилл», – такие же большие окна, такая же плоская крыша, такое же вытоптанное футбольное поле. На самом деле я только сейчас начинаю понимать, что бросила школу; как говорит старый мистер Шарки, в жизни всегда так: побеждает тот, кто дерзает.

– А ты, Трейси, живешь на острове Шеппи? – спрашивает Хайди.

– Нет. Я там работать буду. На ферме. Клубнику собирать.

– На ферме Гэбриела Харти? – уточняет Иэн.

– Да. А вы его знаете?

– Не лично, но он всем известен своим весьма субъективным отношением к арифметике, особенно когда дело касается расчета заработной платы. Так что гляди в оба, Трейси, потому что ошибки он всегда делает исключительно в свою пользу.

– Спасибо, я постараюсь. Но, вообще-то, все будет нормально. Моя школьная подруга прошлым летом там работала. – Я начинаю частить, надеясь, что так мне скорее поверят. – А я только что экзамены сдала за неполное среднее, мне уже шестнадцать исполнилось, и теперь коплю деньги, чтобы в августе купить абонемент «Интеррейл».

Все это звучит так, будто я читаю с листа.

– «Интеррейл» – это здорово, – кивает Хайди. – Вся Европа как на ладони. А живешь-то ты где?

Где бы мне хотелось жить?

– В Лондоне.

На светофоре – красный. Дорогу переходит слепой с собакой-поводырем.

– Лондон – большой город, – говорит Иэн. – А если поточней?

Мне становится слегка не по себе.

– В Гайд-парке.

– Как это – в Гайд-парке? На дереве, что ли, вместе с белками?

– Нет. На самом деле мы живем недалеко от Кэмден-Тауна.

Хайди и Иэн умолкают – уж не сморозила ли я какую-то глупость? – но потом Иэн говорит:

– А, понятно.

Слепец благополучно добирается до противоположного тротуара; Иэн возится с коробкой передач, и мы едем дальше.

– Когда я впервые приехал в Лондон, остановился у приятеля, как раз в Кэмден-Тауне, на Раунтри-Сквер. Рядом с крикетным стадионом у станции метро. Ну, ты представляешь где.

– Конечно, – вру я. – Я той дорогой часто хожу.

– И ты с самого утра на попутках из Кэмдена сюда добралась? – спрашивает Хайди.

– Ага. Водитель грузовика довез меня до Грейвзенда, оттуда турист из Германии подбросил до Рочестерского моста, а потом уж вы подобрали. Так что мне здорово повезло. – Мне хочется поскорее сменить тему. – А что это у вас в коробках? Вы что, переезжаете?

– Нет, это еженедельная газета «Социалистический рабочий». Свежий тираж, – объясняет Хайди.

– А, ее на Куин-стрит продают. В Кэмдене, – говорю я.

– Мы принимаем активное участие в работе филиала в центральном Лондоне, – добавляет Иэн. – Мы с Хайди – аспиранты Лондонской школы экономики, но выходные обычно проводим неподалеку от Фавершема, так что заодно распространяем газету. Поэтому и возим все эти коробки.

Я вытаскиваю экземпляр «Социалистического рабочего»:

– Ну и что интересного в ней пишут?

– Все прочие британские газеты – пропагандистское дерьмо, – отвечает Иэн. – Даже «Гардиан». Ты бери, не стесняйся.

Отказываться невежливо. Я благодарю и изучаю первую страницу: крупный заголовок «Рабочие, объединяйтесь!» и фотография бастующих шахтеров.

– А вы что, вроде как… заодно с Россией?

– Вовсе нет, – говорит Иэн. – Сталин зарезал русский коммунизм еще в колыбели, Хрущев был бесстыдным ревизионистом, а при Брежневе партийные лизоблюды отоваривались в роскошных магазинах, а рабочие стояли в очереди за черствым хлебом. Советский империализм столь же плох, как и американский капитализм.

Дома проносятся мимо, точно задник в дешевом мультфильме.

– А чем твои родители зарабатывают на жизнь, Трейси?

– У них свой паб, «Голова короля». Совсем рядом с Кэмденом.

– Владельцы пабов практически обескровлены крупными пивоваренными заводами, – заявляет Иэн. – Все как обычно: рабочий создает прибавочную стоимость, а хозяева ее присваивают. Так, а это что еще за дела?

На полпути к вершине холма создается пробка, все движение замирает.

– Невидимая война, – говорит Хайди, и до меня не сразу доходит, что она не имеет в виду движение на дороге, – во все исторические периоды носит классовый характер. Хозяева против рабов, аристократы против простонародья, жирующие дельцы против рабочих, имущие слои населения против неимущих. Рабочий класс подавляют силой и ложью.

– Какой ложью? – спрашиваю я.

– Например, бери кредит и на деньги, которых у тебя нет, покупай вещи, которые тебе не нужны, и будет тебе счастье, – говорит Иэн. – Так же лживо и утверждение, что мы живем в демократическом государстве. Но самая подлая ложь – это то, что классовой борьбы не существует. Именно поэтому истеблишмент железной хваткой вцепился в школьную программу, особенно в преподавание истории. Ведь как только рабочие поумнеют, начнется революция и правителям придется убираться с насиженного места. Но, как верно заметил Гил Скотт-Херон, революцию по телевизору не покажут.

Какой еще скот с хером? Я не очень-то понимаю, о чем он, и не могу себе представить, что наш учитель истории мистер Симмс – тоже винтик в глобальном заговоре, направленном на подавление рабочих. Интересно, а мой отец тоже «жирующий делец», потому что использует «наемную силу» в лице Гленды?

– Но ведь революции часто приводят к тому, что все становится хуже, – говорю я.

– Справедливое замечание, – кивает Хайди. – Ты права: революции и впрямь часто привлекают всяких Наполеонов, Мао и Пол Потов. Поэтому-то и необходима твердая рука партии. Когда разразится британская революция, мы обеспечим государству заранее подготовленную, упорядоченную структуру и защитим его от происков фашистов и всевозможных бандитов.