Путешествие Чандры

Тут Сома снова рассмеялся, и никак не останавливался, так что ракшаси со злости схватила его и, подняв повыше, со всей силы швырнула на пол, думая, что если не убьёт, так достаточно ушибёт сорванца, чтобы он заплакал. Но, к её изумлению, мальчик не упал на землю, как обычные дети, да и все люди. Он медленно, порхая в воздухе, слово лёгкое пёрышко, опустился на пол пещеры, продолжая весело хохотать. Людоедка, не веря собственным глазам, снова подняла ребёнка и снова со всей силы бросила оземь. Но, сколько бы она не кидала Сому, он не падал сильно, а только, как пушинка, мягко опускался.

– Кто ты, мальчик – человек ли, а может, ты дэв или якша? – выпучив глаза ещё больше, заревела ракшаси.

Ей пришлось ждать ответа довольно долго, пока ребёнок немного успокоится и перестанет заливаться звонким, как колокольчик, смехом.

– Я – Сома, а маму мою зовут Анасуйя, папу – риши Атри, и ещё есть два брата, Дурваса и Даттатрея, и мы живём у реки в жёлтом ашраме. Наверное, мы люди, хотя думаю, что мама – точно богиня, дэви. Она всё делает и всё знает. А тебя как зовут, тётя?

– Какая я тебе тётя, – проворчало чудовище. – Меня зовут Датака, и я ракшаси! А ты – моя еда!

С этими словами ракшаси вновь протянула свои длинные руки с ужасными когтями к ребёнку, думая, что он наконец испугается и заплачет. Но Сома снова рассмеялся, а затем произнёс:

– Как человек может быть едой, тётя? Ты – тётя мне, потому что всех сотворил господь Брахма, а я – его сын по благословению. Так говорит моя мама, а она всё знает. Ты так весело шутишь и играешь! Давай поиграем ещё, в ракшасов-людоедов я играть согласен!

И Сома со смехом стал бегать по пещере, ловко уворачиваясь от длинных рук-хоботов ракшаси. Наконец она устала и присела отдохнуть на камень у выхода пещеры. Сома пристроился рядом и протянул чудищу свой узелок:

– Устала, тётя? На, покушай, это придаст тебе сил!

– Разве ты не знаешь, Сома, что ракшасы едят только мясо? – спросила ракшаси, но в узелок заглянула. Там было масло и рисовая лепёшка. От них пахло очень вкусно, так что у людоедки заурчало в животе, слюна закапала с клыков, и она вновь уставилась на мальчика голодными глазами.

– Я слышал об этом, – кивнул Сома, ничуть не смутившись. – Но почему вы, ракшасы, так делаете? Вам не хватает иной пищи? Может, ты всё-таки попробуешь этой еды – её моя мама готовила, она не может быть невкусной!

– Разве что немного, – поддалась на его уговоры ракшаси и действительно попробовала немного масла и кусочек лепёшки. Много съесть она не смогла – пища казалась ей странной, как будто бы она ела песок. Но, к её изумлению, голод немного отпустил.

Сома сам доел и масло, и лепёшку, а затем залез к оторопевшей ракшаси на колени и свернулся там, как котёнок:

– Тётя Датака, спой мне песенку!

– Не знаю я никаких песенок, – пробормотала людоедка, не зная, что делать в такой ситуации. Сома явно не походил на обычных детей, и весу в нём было, судя по ощущениям, не больше чем в цыплёнке.

– Тогда я научу тебя! Слушай внимательно, это песня моей мамы!

И Сома запел простую, но очень нежную песенку про то, что и у кошек, и собак, и тигров, и коров – у всех живых существ есть дети, у коровы – телёнок, у козы – козлёнок, и так далее. А у мамы есть её сыночек, и он и телёнок, и козлёнок, и ягнёнок – самый хороший ребёнок для мамы.

– Всё-таки, скажи, Сома, отчего ты не боишься меня, не плачешь, оказавшись в пещере людоедов так далеко от дома? – спросила ракшаси, трогая упругую щёчку малыша.

– Не знаю, я вообще никогда ничего не боюсь и не плачу никогда, – пожал плечами Сома, и, в свою очередь, нежно дотронулся до лица чудовища. – И даже не знаю, что это такое. Мама объясняла много раз, и папа тоже, но я всё равно не понимаю. Может, узнаю, когда подрасту, так папа говорит.

– Удивительно, – пробормотала разомлевшая от детских прикосновений Датака. – Какое же ты счастливое существо – не знаешь ни горя, ни печали, никаких неприятных чувств.

Тут вдруг она заплакала, роняя крупные слёзы.

– Такие же, как и у людей, солёные, – сообщил Сома, попробовав слёзы ракшаси на вкус. – Почему ты плачешь, тётя? Тебе грустно, мама говорит, люди плачут, когда им грустно, или радостно – мама говорит, что когда радость очень большая, люди тоже плачут?

– Грустно, Сома, – вздохнула людоедка. – Грустно от того, что я должна тебя съесть, вместе с твоими тонкими косточками.

– Ну, раз должна, то ешь, – великодушно предложил мальчик, улыбаясь. – Папа говорит, что долг – дхарму – надо всегда выполнять. Если такова твоя дхарма – тогда ешь меня, тётя Датака. Но почему тебе грустно? Мама говорит, что выполнение дхармы веселит сердце.

– Как ты не понимаешь, Сома: я тебя съем, и больше никогда не увижу, и мама тебя не увидит, и отец, со всеми братьями разом. Ты никогда не вырастешь, не женишься, не будешь качать на коленях такого же голубоглазого сына… – тут ракшаси совсем разрыдалась.

– Тогда не ешь, – всё так же улыбаясь, Сома вытирал слёзы чудовищу. – Вообще почему у тебя такая дхарма странная – есть людей? Ты же не тигр и не крокодил – у них нет речи и рассудка, а у тебя – есть. Те, кто наделён речью и рассудком, не должны есть других живых существ – так мама говорит.

– Но ракшасы едят мясо, самое сладкое – мясо людей, так… такая у нас традиция.

– Глупая традиция, – заявил Сома уверенно. – Зачем она нужна? Заведи новую, тогда и есть никого не надо будет, и грустить.

– Но это… это же невозможно, – пробормотала вконец запутавшаяся ракшаси. – Смотри, какие у меня когти, клыки, я давно ем мясо животных и людей, ничего другого не знаю…

– Давай ты пойдёшь со мной, мои мама и папа обязательно тебя всему научат, – Сома оглянулся и нашёл в пещере грубую каменную чашку. Он быстро взял её и снова залез на колени к чудовищу. – Выпей это, оно поможет тебе решиться выйти из этого тёмного и скучного места.

– Что это? – подозрительно спросила ракшаси, принюхиваясь. – И откуда оно здесь?

– Это сома-раса, раса – значит, сок блаженства, – пояснил мальчик и ласково погладил людоедку по спутанным волосам. – Ты выпьешь, тебе станет хорошо, и ты соединишься с людьми. А появляется сома сама, когда я захочу, – такое благословение у меня.

– Мм… вкусно, – решила ракшаси, отпивая напиток. – Может, твои родители закидают меня камнями или будут жечь огнём – но мне сейчас это неважно, давай пойдём к ним и посмотрим, что выйдет.

– Всё будет хорошо, они добрые, увидишь, – пообещал Сома и вприпрыжку пустился от пещеры, указывая Датаке путь.

Тем временем Анасуйя готовила еду, но поминутно вскакивала, выбегала за ограду ашрама, звала сына, и всё валилось у неё из рук. Наконец и Атри вышел из своей медитации и вместе со старшими сыновьями, серьёзными юношами-отшельниками, собрался уже было идти в лес и искать Сому, как вся семья замерла при виде подходящей к их ашраму ужасной ракшаси. Она слегка пошатывалась, словно подвыпившая, а впереди радостно бежал их сынишка.

– Мама, мамочка! – Сома бросился в объятья Анасуйи, которая без слов крепко прижала к себе сына. – Мамочка, я собирал для тебя в лесу цветы и встретил тётю Датаку! Она не хочет больше быть ракшаси, а хочет перенять человеческие обычаи! Мама, а вот твои цветы!

И Сома нежно вставил в волосы матери несколько красивых цветков.

– Гостям и ученикам всегда рады в этом ашраме, – произнёс наконец риши Атри, внимательно изучая потупившуюся ракшаси. – Если вы готовы оставить свои обычаи ракшасов и войти в человеческое общество, то мы будем рады помочь вам в этом.

– Я хочу попробовать, – Датака, казалось, не знала, куда девать свои уродливые руки с когтями. – Но вы-то почему не боитесь? Люди всегда гонят ракшасов, камнями и палками, и убивают разными способами. Вы считаете нашу природу греховной, а мы едим ваш скот и детей, и даже взрослых людей… Как же может так быть, чтобы ракшас оставил свои обычаи и научился людским?