Огненный крест (ЛП)

Лестер дель Рей

«Огненный крест»

Lester del Rey

«Cross of Fire» (1939)

Ну и ливень! Он когда-нибудь прекратится? Я промок до нитки и весь продрог. Но молнии, по крайней мере, больше не сверкают. Странно. Ни одной не видел с тех пор, как проснулся. Хотя одна вроде была. Ничего толком не помню, но небо точно прочертила вилка света… нет, не вилка. Скорее, крест.

Конечно, это глупо. Молнии не принимают форму креста. Наверное, пока я лежал в грязи, мне приснился сон. И как очутился на земле, тоже не помню. Возможно, меня подстерегли, ограбили и бросили, а потом дождь привел меня в чувство. Голова, правда, не болит, но плечо простреливает острая боль. Нет, ограбление исключается. Кольцо и деньги в кармане.

Вспомнить бы, что случилось, но когда пытаюсь восстановить события, ничего не выходит. Где-то в глубине души я не хочу вспоминать. И почему так? Кажется… нет, ниточка снова порвалась. Вероятно, это был другой сон. Точно другой. Ужасно!

А пока нужно укрыться от дождя. Как вернусь домой, первым делом разожгу камин, а мозги пусть отдыхают. Ага, вспомнил, где мой дом. Все не так плохо, если я помню…

Ну вот, камин горит, одежда сушится перед ним. Все верно, этот дом мой. А я Карл Хархоффер. Завтра порасспрашиваю в городке, как меня сюда занесло. Жители Альтдорфа — мои друзья. Альтдорф! Когда я не насилую мозг, все понемногу вспоминается само. Точно, завтра схожу в город. Все равно нужна еда, в доме хоть шаром покати.

Вообще-то, не мудрено. Когда я сюда приехал, дом стоял заколоченным. Я провозился с дверью почти час, а потом ноги сразу понесли меня в подвал, и он оказался не заперт. Порой мои мышцы соображают лучше головы, а иногда выкидывают трюки. Нет, чтобы подняться в эту комнату — повели обследовать подвал.

Все заросло грязью и пылью, мебель чуть ли не разваливается. Можно подумать, здесь никто не жил целый век. Может, я отлучался из Альтдорфа надолго, но не настолько же! Надо найти зеркало. Где-то оно было, но исчезло. Не важно, хватит и кастрюли с водой.

В доме нет зеркала? Когда-то я любил собственное отражение, считал свое лицо красивым и аристократичным. Но я изменился. Лицо постарело самую малость, но взгляд стал жестким, губы покраснели и утончились, да и выражение какое-то неприятное. Вместо прежней дерзкой усмешки получается кривая. Сестрице Фламхен когда-то нравилась моя улыбка.

На плече у меня ярко-красная рана, похожая на ожог. Все-таки, наверное, в меня ударила молния. Та, в виде огненного креста. Мозг не выдержал, я потерял сознание и валялся на мокрой земле, пока холод не привел меня в чувство.

Только это не объясняет ни состояние дома, ни того, куда подевался Фриц. Фламхен могла выйти замуж и уехать, но Фриц остался бы со мной. Возможно, я брал его с собой в Америку, но что с ним стало потом? Да, я ездил в Америку до… до того, как что-то случилось. Видно, пробыл там дольше, чем собирался. За десять лет с заброшенным домом многое может произойти. Да и Фриц был стареньким. Что, если я похоронил его в Америке?

В Альтдорфе это могут знать. Дождь давно перестал, небо зарделось рассветным румянцем. Скоро пойду туда, но не сейчас. Все сильнее клонит в сон. Оно и понятно, учитывая, через что пришлось пройти. Подремлю наверху, а потом отправлюсь в Альтдорф. Солнце встанет через несколько минут.

Нет, глупые ноги, налево! Справа подвал, а не спальня. Наверх! Кровать, может, и не в лучшем виде, но белье должно было сохраниться, и на ней удастся поспать. Глаза слипаются прямо на ходу…

Должно быть, я устал сильнее, чем думал, потому что снаружи снова темно. Крайняя усталость всегда влечет за собой кошмары. Они уже изгладились из памяти, как обычно происходит со снами, но, судя по ощущениям, я видел что-то довольно жуткое. И есть хочется неимоверно.

Хорошо, что карманы набиты деньгами. До банка в Эдельдорфе путь не близкий, а теперь можно какое-то время не волноваться. Деньги эти какие-то странные — видимо, поменялись за время моего отсутствия. Как же долго меня не было?

Воздух после вчерашнего дождя дышит свежестью, но луна затянута облаками. Меня уже начинает воротить от пасмурных ночей. И дорога в город какая-то не такая. Конечно, она должна была измениться, но слишком уж много перемен для десятка лет.

Ах, Альтдорф! Там, где когда-то стоял дом бургомистра, теперь какой-то магазин с курьезным насосом у входа… бензин. Многое я вообще не помню, и в то же время разум многое узнает, даже предвосхищает. Перемены повсюду, но не настолько основательные, как я боялся. Вот таверна, за ней — бакалейная лавка, а дальше винный магазин. Отлично!

Нет, я ошибался: изменился не город, а люди. Кругом незнакомцы, и смотрят неприветливо. А ведь, по идее, должны быть моими друзьями. И ребятишки почему-то не бегут следом, выклянчивая сладости. Откуда такой страх? Почему та старуха вскрикнула и загнала детей в дом? Почему, стоит мне приблизиться, свет гаснет и улицы пустеют? Разве в Америке я стал преступником? Вроде не было у меня таких наклонностей. Меня явно принимают за кого-то другого. В моей внешности и впрямь произошли сильные перемены.

Продавец выглядит знакомо, но моложе и чуть отличается от того, которого я помню. Брат?

— Эй, дурень, стой! Я не причиню тебе вреда. Просто зашел купить немного овощей и прочей еды. Дай взглянуть… нет-нет, никакой говядины. Я не грабитель, и за все заплачу. Видишь, у меня есть деньги.

Он бледнеет, его руки дрожат.

Почему он так на меня уставился? Я ведь ничего такого не попросил.

— Разумеется, это для меня. Для кого же еще? Дома шаром покати. Да, вот это подойдет.

Да хватит уже дрожать! Что это он все время украдкой посматривает на дверь? Теперь вот повернулся спиной и… он там что, крестится? Наверное, думает: раз съездил в Америку, так и душу дьяволу продал.

— Нет, не это. Более тошнотворного красного в жизни не видывал. Еще немного кофе и сливок, сахар и… да, ливерной и вон той поджаристой колбаски, но чтобы была не слишком постной… люблю пожирнее. Давать ли кровянку? Ну нет. Еще чего! Да, я все донесу сам, если ваш посыльный заболел. До моего дома пешком долго. Если одолжишь повозку, завтра верну… Ладно, тогда я ее покупаю.

— Сколько? Разумеется, я заплачу. Вот этого должно хватить, раз не хочешь называть цену. Мне что, швырнуть в тебя деньгами? Ладно, я оставлю их на прилавке. Да, можешь идти.

И почему этот болван шарахается от меня, словно от чумного?

Ну и ладно. Если я раньше болел чем-то заразным, меня и должны избегать. Но разве больной смог бы вернуться один? Нет, это не объяснение.

Теперь к виноторговцу. Он молодой и очень самодовольный. Может, хоть у него мозги на месте. По крайней мере, не сбежал, хоть и побледнел.

— Да, немного вина.

Он удивляется не так сильно, как бакалейщик. Похоже, вино для меня более обычная просьба, чем бакалея. Странно.

— Нет, не красного. Белый рислинг. И бутылочку токайского. Да, эта марка подойдет, если у вас нет другого. И коньяку. Вечера нынче холодные. Вот деньги… Спасибо!

Этот не только не отказывается от денег, но и без стеснения сдирает с меня двойную цену. Однако принимает их с опаской и сдачу кладет мне в руку, не пересчитывая. Наверное, вчера ночью я плохо рассмотрел себя в воде. Что-то с моей внешностью не то. Продавец смотрит вслед моей повозке, будто завороженный. В следующий раз обязательно куплю хорошее зеркало, но на сегодня хватит с меня этого городка.

Снова ночь. Улегся я перед рассветом. Думал, немного вздремну, а потом обследую дом, но опять проспал дотемна. Что ж, свечей хватает. Можно и ночью осмотреться, не важно.

Как бы я ни был голоден, пища не идет в горло, и вкус у нее странно незнакомый, будто я не ел очень давно. С другой стороны, в Америке готовят, естественно, по-другому. Мне начинает казаться, что я отсутствовал дольше, чем думаю. А вот вино отличное. Бежит по жилам, словно новая жизнь. К тому же вино помогает заглушить отголоски моих странных кошмаров.