Страница 14 из 16
4
Серко въехал на майдан в сопровождении Арсена Звенигоры, снял шапку, поклонился товариществу.
- Доброго здоровья, братья, атаманы, войско запорожское! поздоровался он.
- Доброго здоровья, батько кошевой! - откликнулись казаки.
- Что у вас стряслось, к чему сошлись на раду?.. Иль собираетесь в поход на турка, иль отповедь чужеземным послам готовите?
Сечь молчала. Запорожцы смущенно отводили глаза, опускали головы. Не знали, что ответить кошевому.
Не слезая с коня, Серко окинул взглядом майдан. Увидев привязанного к столбу незнакомца, некоторое время пристально вглядывался в него. На лице промелькнуло удивление.
- За что вы казните этого молодца?
Вперед медленно вышел Стягайло. Поклонился.
- Батько кошевой, он подпалил курень... Чуть было не сгорела вся Сечь!
- Как это подпалил? Для чего?
- Должно, со злым умыслом...
- Не может этого быть! - воскликнул Арсен взволнованно. - Я знаю этого казака! Я тебе рассказывал, батько, про него! Это какое-то недоразумение!
- Да что ты слушаешь Стягайло! Брешет он, собака! - крикнул Метелица, не пряча тяжелой сверкающей сабли. - Все было не так! Не понравился ему человек - вот он и решил учинить самосуд над ним!
- Ка-ак?! Без суда - к столбу? Кто ж это дозволил?
- Сам дозволил... Думал небось, после пожара никто возражать не станет, - пояснил Воинов.
- Развяжите его! - приказал Серко.
Арсен мигом спрыгнул с коня, подбежал к столбу, рубанул саблей веревку. Гурко, потирая онемевшие запястья, весело улыбнулся белозубой улыбкой, - от чего весь мрачный майдан тоже повеселел, - и, обняв Арсена за плечи, приблизился вместе с ним к кошевому.
- Спасибо, батько кошевой! Теперь верю, что поживу еще... А то подумал: как отдубасят этими кийками, - он кивнул на груду длинных увесистых палок, - так и полетит моя душа к Вельзевулу в пекло!
- Отчего же? Иль нагрешил? - усмехнулся Серко, глядя на улыбающееся лицо Гурко.
- Бывало... да и кто на свете без греха?
- А курень зачем подпалил, грешник?
- Сказали переяславцы, что я еще ничего этакого, выдающегося, не сделал.
- Так ты и отчудил?
- Отчудил, батько...
- Захотел, чтобы Палием прозвали?
- Честно говоря, тогда не думал, как меня прозовут...
- Ха-ха-ха! - засмеялся Серко. - Что не говорите, братья, а надо иметь мудрую голову, чтобы придумать такое!
Запорожцы, сгрудившиеся вокруг кошевого плотной гурьбой и слушавшие разговор, весело захохотали. Им начинал нравиться этот человек, которого они едва не отходили киями.
- А вдруг бы сгорела вся Сечь? - спросил Серко.
- Не сгорела бы, батько, - спокойно ответил Гурко. - Все курени заметены снегом настолько, что нечему гореть... Если б сгорел, то только Переяславский...
Вперед протолкался Спыхальский.
- Холера ясная! - воскликнул он. - То и вправду есть мудро, прошу панства, отколоть такую штукенцию! Ну, кто из нас додумался бы до такого, спрашиваю вас? Не-е! Як бога кохам*, не!.. А курень наш Переяславский одна только слава, что курень, скажу я вам! Стены покривились, прогнили ветер так и свищет! Крыша продырявилась, и когда идет дождь, то мы промокаем до костей или же тикаем к соседям! Разрази меня гром, если вру!
______________
* Як бога кохам (польск.) - ей-богу.
- Правду казак говорит! Ей-богу, правду! - вмешался Метелица и повернулся к Стягайло и его приспешникам. - А вы, сукины дети, хотели за охапку гнилого камыша предать человека столбовой смерти! Да его благодарить надо, что заставил нас перекрыть свое же жилье! Что спалил к чертовой матери это гнилье!.. Иль в днепровских плавнях перевелся камыш? Иль у нас руки отсохнут, если мы по снопику свяжем и гуртом перекроем курень?..
- Да и поджег я его не даром, - снова заговорил Гурко. - Я пришел к вам, братчики, не с пустыми руками, а с толикой серебряных талеров, которые с радостью дарю переяславцам, чтобы за эти деньги подправили свой курень... А то и новый построили... - Он достал из кармана туго набитый бархатный кошелек и подал Метелице. - Вот держи, батько!
- Спасибо тебе, брат! - обнял его Метелица. - Вот только не знаю, как нам тебя все-таки звать: в курень принять-то приняли, а прозвища дать не успели!
- Как назовете, так и ладно.
- Дозвольте, паны-братья, мне слово молвить, - сказал Серко.
- Говори, батько, говори! - закричали казаки.
- Нравится мне этот казак, чего там греха таить... И чует мое сердце, что принесет он пользу товариществу нашему... Так что примем его в свой кош и дадим ему прозвище Палий, ибо такое он сегодня заслужил...
- Палием, Палием прозвать! Нехай отныне будет Палий! - зашумели казаки.
- Имени, по нашему обычаю, менять не станем, ибо имя - от бога, его поп дал... - продолжал Серко. - А прозвище, фамилия - от людей, вот мы ее и сменили... Согласен ли, казак?
Семен Гурко, который отныне должен был зваться Семеном Палием, а свою родовую фамилию предать забвению, поклонился товариществу и кошевому:
- Спасибо, батько кошевой, спасибо, батько крестный! Пока жив, не забуду, кто дал мне это запорожское имя! И постараюсь не срамить его никогда... А вам, братчики, спасибо за почет, которым удостоили меня! Ведь если б вы не привязали меня сегодня к этому столбу, чтоб всыпать мне с полтысячи киев, так разве знал бы кто сейчас какого-то там Семена Гурко?.. Никто... Так благодарствую за то, что без славы прославили Семена Палия! Ну, а славу я постараюсь добыть саблей своею!
- Ты гляди, как чешет! Хоть и молодой, а голова! - прошамкал дед Шевчик, поблескивая единственным зубом.
Палий поклонился еще раз, потом порылся в карманах, вытащил горсть серебряных монет, подбросил их на ладони.
- А теперь, братья, положено крестины справить! Ставлю на всех две бочки горилки... Зовите шинкаря!
Над толпой прокатился одобрительный гомон, в котором слышалось никому до сих пор незнакомое, только что рожденное имя - Палий, которое вмиг стало известно всему запорожскому войску.
5
Как и надеялся Арсен, Серко разрешил набрать добровольцев для похода на Правобережье, приказав за счет запорожской казны снарядить отряд порохом, сухарями, пшеном, салом и сушеной рыбой.
Собирались быстро, так как время не ждало. Добровольцев было порядочно, но отправлялись только те, кто имел коня. Таких оказалось немного - всего сто семьдесят человек. До захода солнца они получили в оружейной порох и олово, в амбарах - пшено, сало, сухари, рыбу и соль. Кто обносился, тот наскоро латал одежду и обувь или менялся с товарищами на более теплые, менее поношенные вещи...
Выступать решили рано поутру. А вечером Серко собрал всех в войсковой канцелярии на раду.
Просторная комната наполнилась до предела. Сидели на лавках, на скамьях, внесенных джурой* кошевого, стояли вдоль стен и посредине - кто где мог. Суровые, сосредоточенные лица освещались желтым колеблющимся светом восковых свечей.
______________
* Джура (укр.) - слуга, оруженосец у казачьих старшин в XVI-XVII вв.
Серко вышел из боковой комнаты, остановился у стола. В последнее время он стал заметно стареть. Усы совсем побелели, а под глазами появились синие отеки. Однако держался он еще молодцом: грудь колесом, плечи расправлены, как у парубка, голова высоко поднята. У себя на хуторе, в Грушевке, он успел отдохнуть, и приезд Звенигоры был вполне оправданным поводом, чтобы возвратиться снова в Сечь, куда он уже и сам рвался.
Окинув взглядом притихших запорожцев, кошевой начал говорить:
- Братья, я собрал вас для того, чтобы перед вашей далекой дорогой сказать несколько слов... Причина поездки всем известна: каждый из вас согласился добровольно помочь нашему товарищу Арсену Звенигоре освободить его родных. Об этом знаете вы, знает вся Сечь, и потому могут знать и те, кто интересуется, как и чем мы тут живем... Но это, как говорится, для посторонних ушей. На самом деле задание ваше будет значительно шире, важнее...