Страница 8 из 56
Джонатан Кэрби, по прозвищу "грэйвдиггер", был пьян. И не просто пьян, а пьян невероятно, мучительно. Последнюю неделю он занимался тем, что усиленно оправдывал свою кличку и теперь, как сказали бы на полстолетия позже, "снимал стресс", или, как выражались в те патриархальные времена, пытался "залить совесть".
В Хьюстоне брезгливо поговаривали, что молодому тридцатилетнему владельцу юридической конторы как-то не пристало самому марать руки о черномазых. Во всяком случае, настолько, чтобы заслужить кличку "грэйвдиггер" - "гробокопатель", или для друзей попросту Джон Дигги. Так, по крайней мере, считали дамы. Их мужья, правда, подобной брезгливости не разделяли и на каждом заседании ложи клана восторженным ревом приветствовали Джона Дигги, когда тот зажигал ритуальный крест. И Джон усердно оправдывал доверие друзей.
Но на этот раз он и сам понимал, что несколько переусердствовал. Три линчевания и три приличных негритянских погрома за одну неделю - это, что ни говори, утомительно. Так и бизнес может прийти в упадок, если столько времени тратить на стороне. В ложе начали ворчать. Пришлось всех временно распустить.
"Так с чего же у нас на прошлой неделе началось? - вспомнил Джон Дигги. - Ах да, тот грязный ниггер целых два раза подряд не сказал Уолту Монтгомери "сэр". А какое, интересно, ты право имеешь, черномазый, не говорить белому человеку "сэр"? Эдак ты еще подумаешь, что и сам не хуже белого. Ну а раз не хуже, значит, ты ему почти что ровня. А коли ты ему ровня, то так ты еще и за белыми женщинами ухлестывать начнешь! Бить их, бить черномазых, чтоб им даже думать неповадно было!.."
Он припомнил, как "белые рыцари" маршем вышли в сторону негритянских кварталов, неся зажженный крест и распевая: "Берегись, ниггер, к тебе идет "грэйвдиггер". Очень уж была по душе Джону эта песня.
"Да, а второго черномазого линчевали еще по более веской причине, опять принялся рассуждать Джон Дигги. - Он ведь, мерзавец, совсем обнаглел. Это же надо заявить, да еще во всеуслышанье, что господь наш Иисус Христос кровь свою пролил за всех грешных, то есть как за белых, так и за черных. Оно, конечно, если тщательно разобраться, то господь-то наш тоже личность сомнительная, и эти римские легионеры поступили правильно, что пустили кровь ему самому. Но какое ты имеешь право, черная твоя морда, о таких вещах рассуждать? Вот и проливай свою собственную кровь на кресте, раз ты так о грешниках печешься. Вот именно - печешься, правильное слово, здорово мы его тогда вместе с крестом подпекли.
А уж третий-то черномазый совсем вовремя подвернулся! - Джон Дигги даже застонал, вспомнив, как они стояли друг против друга в темном переулке над истерзанным трупом Нэнси Буллит, известной всему городу потаскухи. - Да, свела нас тогда судьба... Вовремя подвернулся черномазый... Нэнси, какая бы она ни была, а все равно белая женщина, и давать всяким ниггерам белых женщин в обиду никто не позволит! Что-то в таком духе орал я потом на собрании ложи".
Джон улыбнулся, вспоминая все это, и снова потянулся за бутылкой.
В дверь робко сунулась старая негритянка Стелла, с детства служившая в семье Кэрби. Как ни страшно ей было жить в доме клановского "дракона", но куда же денешься! Да и вообще, своих-то слуг масса Джон не обижал. Ну, прибьет разок-другой, так ведь отлежится и жива. Зато другие клановцы не трогают, боятся нанести ущерб хозяйскому добру. Вот молодым служанкам, конечно, труднее, не дает им масса Джон проходу. А она все равно уже старая, ей бояться нечего...
- Масса Джон, - тихонько позвала Стелла, - к вам тут какой-то молодой джентльмен...
- Исчезни, старая выдра! - зло рявкнул Джон Дигги. - Жить надоело?
- Он говорит, масса Джон, что у него есть что-то важное. А коль не примете, говорит, в полицию пойдет...
- Что?! - У Джона Дигги от удивления глаза на лоб полезли. - В полицию? Это кто же смеет так со мной? Да я его сейчас!..
Но тут же обмяк. В затуманенном виски мозгу мелькнуло подобие трезвой мысли и сразу же исчезло. Однако этой маленькой искорки сознания было достаточно, чтобы решить посмотреть на всякий случай, кого это принесло к нему.
- Пусть войдет! - вяло приказал он.
Через минуту в дверях появилась личность, назвать которую "молодым джентльменом" могла только старуха Стелла, да и то с большого перепугу. В доме Джона Дигги каждый белый должен был именоваться "джентльменом", если о нем говорил негр. Даже если это был полуграмотный скотовод или последний алкоголик.
Перед Кэрби стоял рослый парень лет пятнадцати на вид, в поношенной одежонке и стоптанных башмаках. Войдя в гостиную, он шагнул грязными башмаками на ковер, вытер рукавом нос и внимательно посмотрел на хозяина. Взгляд у него был далеко не детский. Пронзительные бледно-голубые, почти бесцветные глаза с точками зрачков захватили блуждающий взор хозяина и сковали, не отпуская. Парень смотрел на Кэрби и молчал.
- В чем дело? - резко спросил Джонатан Кэрби, которого уже начал раздражать взгляд этого странного юнца. - Что ты там болтал насчет полиции? И зачем ты вообще сюда приперся? - поспешно добавил Кэрби, вдруг сообразив, что задать надо было именно этот вопрос, вместо того чтобы спрашивать о полиции.
Парень все так же молчал.
- Говори, ну! - взвизгнул Кэрби, начиная трезветь от охватившего его недоброго предчувствия.
- Мистер Кэрби, - разлепил плотно сжатые губы парень. - У меня к вам дело.
- У тебя ко мне? - недоверчиво спросил Кэрби.
- Да, у меня к вам. Я хочу, чтобы вы через свою юридическую контору помогли мне запатентовать одну штуковину. Стоящую штуковину, сами увидите. И вы внакладе не останетесь. Мне самому нельзя - я еще несовершеннолетний. Эти гады могут облапошить за здорово живешь. Все они такие, никому нельзя верить. - И парень сплюнул на ковер.
- Да я тебя!.. - взревел Кэрби и, шатаясь, поднялся с дивана, но парень и бровью не повел.
- Тише, мистер Кэрби! - сказал он спокойно. - Нечего вам зря шуметь, вы уж мне поверьте. Я вам ведь еще не все сказал.
И Кэрби замер на месте.
- Вы ведь тоже меня облапошите, потому что вы такая же сволочь, как и все остальные. - И парень снова сплюнул. Было в его тоне что-то, заставившее Кэрби слушать его молча.