Страница 18 из 19
Никогда в точности не видел, как это на самом деле происходит, но вроде как сейчас в водительской должна сработать сингалка, а дежурный шофёр по информации, считанной с дырявой картонки, получить предписание на маршрут.
Собственно, появился он, а точнее, она спустя минуты три. Женщина лет сорока со слегка грубыми чертами лица, в таком же слегка мешковатом комбинезоне, какой постоянно носил наш Иван, держа в правой руке инструментую сумку, а левой зажимая подмышкой планшет.
Не сказать, чтобы незнакомка особо торопилась. Всё-таки вызов у нас был не максимальной срочности. Уточняя детали, ответственный клерк представительства Княжеского Стола успел связаться по экстренной телефонной линии с Машиной Академией и выяснил, что вскрытие тела Сухановой назначено на пять вечера. На часах сейчас не было и трёх.
Завидев меня, так и стоявшего возле аппарата, водительница быстрым шагом подошла и, представившись, представилась:
– Лоркина, Юлия Павловна, – она слегка улыбнулась. – Вы машину до Сеченовской Академии заказывали?
– Да, Бажов Антон Сергеевич. Шестьдесят первая рука, комиссар.
– Ну что ж, – кивнула женщина, быстренько карандашом записав мои данные в путевой формуляр. – Готовы ехать?
– Придётся подождать несколько минут, – ответил я. – Сейчас подойдёт наша чаровница. Её в столе задержали…
– Ничего, – ответила шофёр, – как раз котёл успеет разогреться.
В общем-то, машина Юлии ничем не отличалась от таковой, находящейся на попечении Ивана. Разве что кузов был выкрашен в тёмно-синий цвет, да в салоне как-то поуютнее.
Дожидаясь Машу, я присел на откидную лесенку, в то время как водительница, открыв капот, полезла в недра машины за ключом-стартёром, длинным изогнутым рычагом, который нужно было вставлять в специальный паз на бампере, а затем в три уверенных рывка активировала паровой котёл.
Машина чихнула пару раз, а затем мерно завибрировала, пыхнув облачками пара из труб.
– Вас обратно ждать? – спросила, захлопнув капот, женщина, стягивая с рук испачканные в чём-то вязаные перчатки и ловко надевая специальные с отрезанными пальцами.
– Честно говоря, не знаю даже, стоит ли держать машину, – вздохнул я. – Не представляю, как долго обычно длится процедура вскрытия…
– Товарищ на задании погиб? – нахмурилась водительница, открывая дверь водительской кабины.
– Да, – я поморщится. – Ранение подруга получила где-то около трёх недель назад, и так, не приходя в сознание…
– Соболезную, – фальши в голосе этой Юлии Павловны я как-то не почувствовал.
Неформальная фраза… Ей, как мне показалось, реально было жаль неизвестную ей девочку. Впрочем, в душу женщина лезть не стала, а вместо этого просветила меня, что да как.
– Знаешь, парень, – произнесла она, – я-то тебя в любом случае дождусь. А на будущее запомни, хотя надеюсь, что не пригодится. Если бы аутопсию проводили в клинике для неодарённых медики обычными хирургическими методами, бывает такое, когда нет необходимости исследовать энергетическое ядро. Тогда да, лучше машину отпустить, потому как ещё неизвестно, насколько это затянется и как долго потом ждать расшифровки результатов. Если чаровники за дело берутся, то всё обычно очень быстро происходит, час-два не дольше.
– А вы разбираетесь?
– Ну… – грустно усмехнулась женщина. – Не всю же жизнь я баранку крутила… По молодости были совсем другие мечты и амбиции.
– А это ничего, что задержитесь?
– Нормально всё, – отмахнулась водительница и полезла внутрь кабины, как и я, заметив бегущую в нашу сторону Машу, сжимавшую в руках ярко-красную жёсткую папку. – Мы же не такси, в конце-то концов, у нас бронь сразу минимум на шесть часов идёт, мало ли по каким важным делам едем.
* * *
Насколько Сеченовка отличается от нашей Тимирязевки, я прочувствовал, ещё когда сам валялся пациентом палаты госпитального этажа одного из спаренных небоскрёбов, которые занимала Академия чаровников. Впрочем, видел я тогда не так уж и много. Палату да технические коридоры, по которым меня привезли туда на каталке прямиком из чрева паровика эвакуационной службы. А обратно выкатили на кресле, чтобы запихнуть уже в нашу академическую машину и доставить в родной медицинский корпус. Пусть и чисто для профилактики.
Сейчас же, проводив Машу, я имел возможность хоть немного понаблюдать за тем, как вообще живут и учатся студенты другого чародейского учреждения и, естественно, сравнить с нашими условиями.
В прозекторскую меня, конечно, никто не пустил. А вот в остальном ограничивать не стали, попросили разве что не заходить туда, куда нельзя, а так, приколов специальный значок с рамкой, в которую был вставлен небольшой листик бумаги с моим именем, я вполне мог побродить по общественным зонам.
Тем более что Машка обещала сама подготовить нужные бумаги в требуемом количестве, а найти меня благодаря выданному значку не составит никаких проблем.
Что я могу сказать – у нас определённо лучше. Хотя бы потому, что вокруг Тимирязевки столь непривычная для Москвы живая природа. А с другой стороны, сравнивать всё же было трудновато. Небоскрёбы, вся жизнь в которых происходит во внутренних помещениях, пусть там и были обустроены зелёные рекреационные зоны и фонтанчики с водопадами, очень уже сильно отличались от, ставших привычными, двух– и трёхэтажных корпусов и огромных полигонов. А вот интерьеры здесь были… изысканнее, что ли. И уж точно современнее наших коридоров и аудиторий.
Ну и, конечно же, студенты… Слушая, особенно поначалу, разглагольствования Сердцезаровой, можно было подумать, что она бахвалится своей учебной нагрузкой, ну, или изо всех сил старается показать, что мы в Тимирязевке те ещё неучи-лоботрясы. Но вот находясь здесь, в оплоте чаровников, я почти сразу же ощутил разницу в самой атмосфере наших учебных заведений.
Здесь, как и у нас, были и девчонки-хохотушки, стайками щебетавшие о чём-то своём и порой кидавшие на меня заинтересованные взгляды. Вот только у нас редко можно было увидеть, чтобы подобные красавицы прижимали к своим роскошным грудям явно тяжёлые и умные книги. Да и громко галдящие парни, компаниями кучкующиеся у окон или на диванчиках и удивлённо замолкавшие при моём появлении, обсуждали вовсе не оружие, техники и способы уничтожения противников, а сыпали медицинским терминами или сравнивали какие-то ланцеты со скальпелями и спорили про рассечение плоти при помощи живицы.
Ну а явные одиночки не пропадали по полигонам, оттачивая своё мастерство, а сидели по углам и за столиками, то обложившись каким-то бумагами, то уткнувшись в книги со скупыми обложками, отрешившись от всего прочего.
Ну и, естественно, я в своей чёрной форме явно выделялся среди сеченовцев, носивших в большинстве своём светло-голубые и нежно-зелёные мундиры и костюмы, словно ворон среди стаи голубей. Так что меня сразу же замечали, где бы я ни появился. С интересом пытались рассмотреть шеврон академии и факультета, а затем начинали о чём-то шептаться. Хотя я бы не сказал, что, напрягая живицу в ушах, услышал что-то обидное. Просто многим, а особенно девушкам было интересно, кто этот «боевик», и, естественно, что «он» здесь делает.
Забавно… С Кремлёвского концерта запомнилось почему-то, как в зале довольно агрессивно реагировали друг на друга представители школ при разных Академиях. А вот сейчас, чуть меньше года спустя, я как-то не чувствовал к себе особого негатива.
Хотя, возможно, дело было в том, что тогда «жизнюки» были, можно сказать, монолитом, готовым противостоять другим школьникам, а сейчас я находился в Академических помещениях и мне постоянно встречались студенты, носящие то деревце одного из наших факультетов, то символы стихий морозовцев, то эмблемы сахаровцев.
– Антон? – услышал я вроде бы знакомый голос. – Каменский, ты, что ль?
Обернувшись, я увидел довольно пухлого паренька в компании ещё трёх парней, носящих на рукавах пустые «яшмовые» шевроны одного из сахаровских факультетов.
– Э… – Парня я точно где-то видел, но вот так, чтобы вспомнить сразу…