Страница 49 из 60
— Что-то мне висок кольнуло… мигрень…
Мигрень относилась к тем заболеваниям, о которых леди имела право упоминать в присутствии джентльмена — в отличие от, скажем, поноса. Кроме того, в таких случаях мужчины, считая мигрень таинственным и непонятным заболеванием, присущим исключительно слабому полу, не лезли с дурацкими советами по лечению («милочка, вам нужно выпить виски, в котором купали ржавый гвоздик — и все как рукой снимет!») и прочими разговорами.
А Глэдис сейчас было не до болтовни. С томным видом откинувшись на спинку стула, она лихорадочно прикидывала, что лучше: попытаться, сидя так, все же и услышать, о чем это они там разговаривают — или попросить Симпсона, под предлогом духоты (или сквозняка, все равно) поменяться с ней местами, чтобы видеть всю картину?
Судьба решила за нее. Через несколько секунд раздался звук отодвигаемого стула и наглая змееподобная особа проследовала мимо их столика с крайне недовольным видом — это было заметно даже по походке. Глэдис обрадовалась и незаметно оглянулась на Джека — он тоже сидел с кисло-недовольной мордой. То-то же! Ничего, дома она ему еще покажет «давным-давно»!
Подумав так, она решила пока что заняться более насущными проблемами:
— Мистер Симпсон, тут этажом ниже есть один магазинчик… мы не могли бы после ужина заскочить туда — всего на минутку?!
Симпсон, не задумываясь, согласился. По его мнению, Глэдис была просто ангелом: она не считала калории, ни разу не упомянула ненавистное слово «диета», не удивлялась вслух, зачем он заказал уже третью порцию пирога (ясно же, что для того чтобы съесть!!!) и не требовала членораздельных ответов на свою болтовню — достаточно было, прислушиваясь вполуха, иногда кивать.
Минуточка вылилась в добрый час, проведенный на редкость плодотворно. Глэдис перемеряла дюжину нарядов, остановилась на двух — белом балахоне с геометрическим узором и алом коротком платьице в обтяжку с вырезом. Потом купила помаду — опять все цвета, какие были, и снова по два экземпляра (увы! — на этот раз получилось только шестнадцать тюбиков).
А знакомая продавщица в косметическом отделе ее не узнала! Вот здорово! Глэдис все равно хотела поболтать с ней — авось удастся узнать что-нибудь новое! — но вовремя вспомнила, что не стоит оставлять мужа надолго одного. Тем более когда к нему так и норовят примазаться всякие алчные бабенки! А вдруг эта мерзавка, воспользовавшись отсутствием законной жены, пытается просочиться в их номер?!
В номере никого постороннего не обнаружилось. Глэдис даже слегка огорчилась — всю дорогу она готовила гневную тираду, обличавшую подлых бесстыдниц, покушающихся на чужих мужей!
За неимением никого другого пришлось ограничиться Джеком. Несколько минут Глэдис хранила зловещее молчание, развешивая в шкафу покупки, но не предлагая ему, как обычно, полюбоваться на них. В зеркало она с удовольствием наблюдала, как он косится на нее, пытаясь понять, что же это значит — и лишь после этого пошла в атаку, позвав елейным тоном:
— Дже-ек!
— Да, милая?! — откликнулся он, не подозревая подвоха.
— К тебе опять эта мерзкая баба приставала?
— Да это она так… просто поздороваться подошла, — решил не усугублять свою вину отрицанием очевидного Джек.
— А что она там говорила про «год назад»? — в интонации Глэдис послышались отголоски приближающегося шторма.
Джек не ожидал, что она с такого расстояния сумеет различить компрометирующую фразу, и несколько замешкался с ответом. Этого было достаточно — буря грянула.
Потрясая кулаками, Глэдис металась по номеру, как тигрица в клетке, и изобличала подлого нарушителя семейных устоев:
— Как ты мог! — кричала она. — Как ты мог! Я сидела у мамы и ждала, что ты приедешь и попросишь прощения, а ты вместо этого!.. Да еще с такой мерзкой старухой! А я-то ночей не спала!
Ее собственные мимолетные романы с Рони Тальботом и с еще одним киношником из Лос-Анжелеса значения не имели — если бы ее муж вел себя прилично, ничего этого просто бы не было!
— Но ты же сама от меня ушла! — попытался восстановить справедливость Джек. — И, вместо того, чтобы дать мне во всем разобраться, не пускала меня на порог и твердила о разводе! Да, признаю, я тогда снова начал встречаться с Ланой… и сюда тоже с ней ездил. И получается… получается, что я вообще ей изменял, а не тебе!
Эти слова оказались фатальной ошибкой. Подвыдохшаяся было Глэдис обрела новые силы — и новую тему: развратника, который изменяет законной жене сразу с двумя бесстыдными мерзавками!
А у нее потом из-за этого последняя помада пропадает!
Разговор закончился на высокой ноте — истошном вопле Панча, которому Глэдис, удаляясь в спальню, нечаянно наступила на хвост. «Нечего было под ноги подворачиваться!» — мстительно подумала она, заглушив в себе инстинктивное желание утешить страдальца — кот тоже относился к недостойному сочувствия мужскому полу!
Спокойно сидя на диване, Джек с легким интересом наблюдал, как через минуту из спальни вылетела подушка — знак того, что в супружеском ложе ему на сегодня отказано. Священного трепета при этой мысли он не испытал — обычно подобные санкции продолжались максимум до утра, после чего начинался процесс примирения.
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
Утро показало, однако, что примирением и не пахнет — завтрак Глэдис заказала только себе и демонстративно кормила Панча беконом со своей тарелки (Джек всегда возражал против этого). Предложение «подновить ей краску» было встречено презрительным молчанием.
Весь день Джек, скрежеща зубами, наблюдал, как его жена у него на глазах кокетничает и флиртует с кем попало: с пассажирами катера, с курортниками на пристани, с сотрудниками АНБ — даже с Лэнгфордом и Симпсоном.
К вечеру, услышав, как они с Симпсоном договариваются о новом совместном посещении ресторана, он понял, что придется пойти на крайние меры!
Проверяя билеты пассажиров последнего на сегодня катера, Глэдис украдкой бросила взгляд на скамейку, где с утра маячила ревниво-недовольная морда Джека, и с некоторым удивлением обнаружила, что там никого нет!
Куда это он делся, интересно?! Сам с пеной у рта твердил Лэнгфорду, что ни на шаг не намерен отходить от жены — а теперь удрал! Любящий муж, называется! И это вместо того, чтобы немедленно, прямо тут, на пристани, каяться, замаливать грехи и осыпать ее букетами роз!
А интересно, куда он все-таки пошел?…
Ответ на этот вопрос Глэдис узнала, вернувшись в номер — ее предатель-муж был там! И не просто был, а прихорашивался — из ванной доносилось жужжание электробритвы, а на диване был разложен его блейзер из натурального льна и бледно-голубая рубашка.
Она все еще ошарашенно взирала на беспорядок, когда Джек, в одних трусах, выкатился из ванны.
— Это что такое? — немедленно поинтересовалась Глэдис, нарушив этим установленный ею с утра мораторий на разговоры.
— Это? — Джек проследил за ее взглядом и невозмутимо пояснил: — Пиджак.
— И куда это ты намыливаешься? — не выдержала она.
— Тебя это совершенно не касается, — ответствовал наглый негодяй. — Идешь себе с Симпсоном в ресторан — и иди! Лучше скажи, раз уж ты снова со мной разговариваешь — эта рубашка как, к пиджаку идет, или лучше потемнее взять?
— Я — с тобой — не разговариваю! — отчеканила Глэдис. — И разговаривать не собираюсь! — с этими словами она отступила в ванну, демонстративно щелкнув задвижкой — пусть даже не пытается войти!
Увы! Ни шагов, ни дыхания за дверью слышно не было — она специально прислушивалась и даже не сразу пустила воду. Что же все-таки происходит?
Так и не придя ни к какому выводу, Глэдис решила — до выяснения всех обстоятельств — установить с мужем некоторое подобие перемирия. Она, конечно, его не простила, но разговаривать с ним, так и быть, будет. Тем более что ей есть о чем его спросить!
Поводом для перемирия должно было послужить подновление краски на ее теле — дело есть дело! Но, когда Глэдис, небрежно помахивая бутылкой с зельем, вышла из ванной в провокативно распахнутом халатике, она увидела, что в номере никого нет…