Страница 3 из 8
– Ой, прости! Со мной так бывает… – начала оправдываться она. – Я… просто…
– На секунду заскочила домой? – понимающе улыбнулся я ей.
– Точно! – засмеялась Лара, обрадовавшись моей реакции на её странность.
– Так вот, – чуть покраснев от смущения, продолжила Лара: – О чем я говорила?
– О шведской исследовательнице, – учтиво подсказал я.
– Точно! Так вот, она выяснила, что у «морских цыган» способность видеть под водой гораздо выше, чем у европейцев. Их зрачки приобрели умение особым образом сужаться и менять фокус зрения. Ни у каких других народов в мире такой способности нет. За долгие годы проживания в таких условиях их лёгкие претерпели генетические изменения, произошли адаптационные формирования…
«Какие сложные слова, и чтобы они могли значить?..» – эта мысль, видимо, так ярко отобразилась на моём удивлённом лице, что моя собеседница на мгновение остановилась, всё поняла и, решив мне всё популярно разъяснить как школьнику, продолжила:
– Биологическая эволюция, понимаешь?!
– Нет… – невозмутимо пребывая в пьяном добродушии, ответил я.
Не сдав позиций, продолжая бороться с моей неспособностью понять, она попыталась объяснить предельно просто:
– У них тренированные лёгкие, понимаешь? И это позволяет им ловить рыбу на глубине до двадцати трёх метров. Они уникальны! И всё богатство морей и океанов принадлежит им!
По завершении этой фееричной речи Лара отсалютовала мне фляжкой и, запрокинув её, сделала хороший глоток.
– Как я понял, мокены – это.?..
– …Это морские цыгане, – выдохнула блондинка и продолжила: – Они делятся на три этнические группы: Мокен, Моклен и Урак Лавой – все они говорят на разных языках. Но только Мокен до сих пор живут как кочевники. Именно с ними нам предстоит жить, изучать и защищать их.
– От кого? – удивился я.
– От тех, кому они мешают. От жадных, бездушных толстосумов, которым нужно застроить всё побережье отелями и возить толпы китайцев на заповедные острова. Чтобы окончательно весь мир превратить в помойку.
– А куда смотрит правительство?
– Правительство не смотрит. Мокен не существует, у них нет документов, подтверждающих личность. Нет прав на собственность, на имущество. Они остались далеко в прошлом, и они погибают.
– А как же их заслуги перед отечеством в плане экспорта?
– Что за чушь? – отмахнулась Лара.
– Чушь, – согласился я.
Но Лара разошлась не на шутку, активно размахивая руками, пытаясь донести до меня весь ужас происходящего, и щёки её при этом лихорадочно пылали.
– Ещё в девяностых годах в Бирме из-за открытий морских нефтяных транснациональных корпораций «морских цыган» принудительно переселяли на сушу! – воинствующе ораторствовала Лара. – Они быстренько состряпали закон о принудительном переселении этнических подозрительных групп. Ты можешь себе такое представить? Не «уникальных», а «подозрительных»!
– Д-а-а… сложно им… – заключил я.
– Мы справимся! Я верю в это. И если ты на борту этого судна, значит, ты тоже веришь?!
Подобно озёрам, глаза Лары, блеснув, наполнились слезами. Она взяла мою руку в свою и, крепко сжав её, страстно прошептала:
– Ты же веришь?
– Верю, – утвердительно кивнул я и приблизил своё лицо к Ларе, в надежде занять её губы чем-то поинтереснее рассказов о Мокен.
А что я мог?! Коньяк, запитый шампанским, сделал своё пагубное дело.
– Расскажи мне ещё что-нибудь, – попросил я, – ты так интересно говоришь, и у тебя приятный голос.
Лара заглянула в мои пьяные глаза и, откинувшись на спинку кресла, стала длинно говорить мне о загадочном и далёком народе.
Она рассказывала долго, очень интересно, но усталость и выпитое количество алкоголя сделали своё дело, – я уснул.
Приснился мне довольно странный и дурной сон. Если бы я на тот момент мог предвидеть своё будущее, я бы с точностью разгадал его.
Лазурно-голубая вода вокруг меня становилась алой и густой. Ко мне тянулась смуглая тонкая рука, и я к ней, пытаясь ухватить. Казалось, вот она уже была близко и вот-вот наши пальцы соприкоснутся и я поймаю её, но она вновь ускользала от меня. И волна её чёрных волос, руки и изгибы её тела исчезали в ужасающей дали. А я продолжал тянуть к ней руки и не мог дотянуться… не мог кричать… я не мог ничего.
Я проснулся с отвратным привкусом беспомощности и перегара.
Наш самолёт нёсся, дребезжа и подскакивая по посадочной полосе международного аэропорта Пхукет. Десятичасовой перелёт закончился, но это было только начало нашего путешествия. Далее нам предстоял полуторачасовой переезд до города Панг Нга и ещё сто двадцать пять километров до нужного нам пирса Кхура Бури. Ну, и потом ещё около четырёх часов морской прогулки к Суринским островам, дабы оказаться на месте назначения. А именно, остров Сурин Нуа был нашим конечным пунктом.
Мы выгрузились из самолёта, то и дело потягиваясь и разминая затёкшие конечности.
– Ник, ты выспался? – спросила игриво Лара.
– Более чем! – не менее игриво ответил я, хотя был разбит и подавлен.
Почему-то именно в этот момент я понял, что секс будет.
Хорошая мысль подняла мне настроение, и, взяв из рук Лары все её многочисленные сумки с тоннами конфет и литрами спиртного, войдя в прохладное здание аэропорта, я на мгновение вновь почувствовал себя человеком.
Нам предстояли ненавистные таможенные заморочки, но с получением багажа всё было неожиданно скоро и приятно. Есть свои прелести в перелётах частными самолётами, идёшь вне очереди, но весь багаж тащишь на себе.
Первая затяжка после длительного воздержания всегда прекрасна. Это как глоток воды в изнуряющую жару. И даже лучше… Если бы мне пришлось выбирать, я бы выбрал первое и умер бы с улыбкой на губах.
Я курил, наслаждался и ждал. Стеф бегал вдоль здания аэропорта и бесконечно с кем-то ругался, и договаривался, и снова ругался. За ним следом бегал длинный-Влад и тоже пытался договориться.
Я курил. Рядом со мной молча курил Эд. Мы щурились на непривычно яркое солнце и молчали. Казалось, время остановилось и расплавило нас, как лучи этого сильного солнца. Голова шла кругом, конечности онемели, и ничего не хотелось. Только воды, потому что сигареты кончились.
Вскоре к нам присоединилась Лара в сопровождении местного, объясняя ему что-то, отчаянно и широко жестикулируя. Затем она махнула в нашу сторону, призывая за собой. Мы все, как стадо навьюченных мулов, двинулись за ней, волоча сумки и чемоданы.
Местного мужчину звали Мон, как я и подозревал, щадя нас, он не озвучил сразу своё полное имя, а представился как полагалось уже в автобусе. Его полное имя звучало так: «Монгкут Хонгсаван», что означало: «Коронованный Небесный Лебедь». Смешно?! А человек живёт.
Я как мог сдерживал смех и даже улыбку, даже намёк на улыбку, пока не встретился взглядом с Эдом. Тот покраснел как помидор из-за душившей его сдержанности, но, как только наши взгляды пересеклись, грубый громкий ржач сотряс нас одновременно.
Было стыдно. И смешно. Смешно и стыдно, но больше, конечно, смешно. Я тысячу раз извинился перед Монгкутом и, чтобы как-то смягчить своё ржачно-свинское поведение, дружески обратился к Мону: – А ты молодец, Мон, что так значительно облегчил нам жизнь, выбрав это имя.
– Я знаю, что наши имена для вас сложные, – с хитрым прищуром, улыбаясь, ответил Монгкнут. – «Moon» коротко означает луна.
В прохладном и комфортном автобусе мы расположились как монгкуты-короли.
Оказалось, что Мон очень хорошо говорит на русском и даже знает всех нас по именам и роду деятельности.
– Пресная вода здесь главное богатство, – начал знакомить он нас с местными правилами и обычаями. – Каждый, кто хочет вас уважить, будет предлагать вам «возможность жизни» – воду.
Прослушав всё сказанное выше, мы все как по сговору сделали по глотку из бутылок, предусмотрительно оставленных на сиденьях для каждого из нас, с благодарностью оценив главное богатство здешних мест.