Страница 58 из 68
(Так оно и было. Дверь отодвигается в сторону, и пока я пытался держать её взаперти четыре года тому назад, она изучила её механизм наизусть.) Трудно было заманить её в ванну поплавать. Когда все остальные ухищрения не помогли, я выждала момент, когда она вцепилась зубами в рыбу и подняла её вместе с ней. Она сразу же уставилась в большое зеркало над ванной и была без ума от того, что увидела там. Она двигалась из стороны в сторону и раздражённо клацала зубами, а вторая выдра в зеркале делала то же самое. Затем она стала трогать стекло лапами. У неё вполне твёрдые убеждения относительно того, как должна содержаться гостиница для выдр. Навалив на полу кучу, она постукивает рядом с ней лапой, смотрит на меня вверх и что-то верещит, пока не убедит меня убрать.
Хорошо поев и будучи в хорошем расположении духа, она ложится на спину, начинает теребить и сосать свой двойной подбородок, как это делала Эдаль, очень удачные фотографии которой есть в ваших предыдущих книгах о выдрах в Камусфеарне. Затем она засыпает на спине, растопырив лапы. Что бы в доме не делалось, она считает себя полноправным членом семьи.
Купать её в ванне довольно трудно, так как у неё есть привычка хватать за пальцы ног, но не от злости, а как мне кажется, из шалости, и теперь я хожу в ванну только в резиновых сапогах. Раздевшись до сапог, снимаешь один из них и ставишь ногу в ванну. Вы когда-нибудь пробовали стоять на одной ноге в ванне с горячей водой и снимать другой сапог? Это может сравниться только с попыткой выбраться из ванны таким же путём.
Только четыре дня спустя она как бы очнулась и начала осматриваться. К этому времени она значительно прибавила в весе, стала гораздо сильней и живей. Она стала взбираться наверх и сбрасывать всё с полок, пытаясь взять всё на зуб, затем внимательно разглядывала предмет и небрежно отбрасывала его прочь. Никогда не забуду её морду, когда она вонзила зубы в кусок мыла!
Особую ловкость она проявила при нападении на зеркальный шкафчик над раковиной для мытья рук. Забравшись на ванну, она довольно долго разглядывала новое изображение выдры перед собой, очевидно сравнивая его с тем, которое видела в большом зеркале над ванной. Затем, выяснив, что выдрами тут и не пахнет, она открыла дверцу шкафчика. Держась левой лапой за полку, правой она стала выбрасывать содержимое шкафчика на пол. У неё была мина как у ребёнка, пристёгнутого к коляске, который выбрасывает все свои игрушки, чтобы посмотреть, что из этого выйдет.
Она ни за что не хотела выходить из ванной, казалось, она чего-то боится там, так что я проделала в стене дырку (лист сухой штукатурки и доска), чтобы она могла входить и выходить без боязни, что её оставят на улице. В последующие две недели, то есть по сей день, она со своим дружком пропадает на улице целый день и возвращается лишь на ночь. Она - к себе в ванну, а он - в свой уголок под домом. Некоторое время спустя я узнала, как она поранилась. Я догадывалась, что она попала в ловушку, но ничего толком не знала об этом до тех пор, пока не сходила на чашку кофе к новым соседям в Друимфиаклах. Хозяйка дома рассказала мне о выдре, которую поймал её сын. Он установил капкан у берега залива ниже дома, и однажды они увидели, что там что-то шевелится. Сын пошёл узнать и увидел, что это выдра. Как только он раскрыл капкан, вместо того, чтобы бежать прочь, она бросилась к нему, и он стал отгонять её палкой. Но она продолжала своё, и он снова стал защищаться палкой. Затем она ушла прочь, но несколько раз оборачивалась, как бы раздумывая, не вернуться ли к нему. Всё это случилось за пять дней до того, как она появилась в Камусфеарне, и всё это время она не могла прокормиться,так как охотник сказал, что она была в хорошем состоянии, когда он видел её, а когда она появилась здесь, то была совсем тощая. Как хорошо, что она вспомнила, куда надо обратиться в беде, и что я оказалась тут и смогла ухаживать за ней!
По моим подсчётам прошло четыре года с тех пор, как Манди или Мосси появлялись в Камусфеарне или поблизости от неё, ибо тот краткий визит к водопаду летом 1964 года, совершенно очевидно, был вопреки намерениям Манди. Но изложение, данное в письме, не оставило у меня никаких сомнений в том, что это были именно те две выдры, о которых я подробно писал в книге "Скалы остаются". Мосси, с его тупой боязливой, эгоистической натурой; Манди с её чудесными способностями всюду лазить и явным пониманием основных принципов механики. В самом последнем предложении той книги я писал:" Если мне когда-либо доведётся вновь писать о Камусфеарне, надеюсь, мне не придется писать о смерти Манди. Её цельная динамичная личность была бы сметена в результате внутренней опустошённости, от желания убивать". Мне, по крайней мере, и не пришлось делать этого. Раненая и неспособная содержать себя, она вспомнила и вернулась. Она, должно быть, припомнила, что помимо бесплатной рыбы и любви ещё раньше был довольно длительный период принудительного заточения, с которым ей пришлось бороться. Но стремясь найти убежище в Камусфеарне в бедственном положении, она умела перехитрить нас и чувствовала, что сможет повторить это вновь, если возникнет такая необходимость.
Так далеко от Камусфеарны последний абзац письма вызвал у меня сильный приступ ностальгии по знакомым местам. "Камусфеарна сейчас прекрасна, как никогда. Везде и всюду растут огромные купы первоцвета, васильков, фиалок и буйное цветенье диких трав."
Но в том письме была и приписка.
P.S. Здесь появился полтергейст, вчера он разбил два окна. Одно, когда я сидела на углу софы, где вы обычно сидите, а второе - на кухне, когда я мыла посуду.
Дозорный! Как же мне быть с рябиной?
15 МНОЖЕСТВО НЕСЧАСТИЙ
Я вернулся в Англию 18 июня 1967 года, договорившись лишь посредством переписки, но без собеседования с одним человеком, который временно согласился помогать мне в Камусфеарне в течение моего последнего лета там вместе с выдрами. Это был Эндрю Скот, мальчик, который последние пять лет периодически переписывался с нами, но с которым я так и не познакомился лично. Теперь ему было 17 лет, и он заканчивал школу. Тем временем мне пришлось переждать в Лондоне, пока молодая женщина, жившая в Камусфеарне, не переберётся со своей малолетней дочерью и неисчислимым зверинцем (в который теперь среди прочего входило две ослицы, которые, как говорили, были в положении, - или жерёбые? - и пони, которого ошибочно считали мерином) в другой дом рядом с деревней.