Страница 96 из 115
– Отец согласился со мной. Ты знал это? Однажды он сказал мне, что хотел, чтобы вы с матерью умерли, не пережив родов! Сказал, что это избавило бы его от бремени – от слабовольной жены и слабака-сына!
Воханнес сохраняет бесстрастный вид. Только кадык на шее дергается.
– Это откровение, – говорит он, – нисколько меня не удивляет. Очень в духе батюшки. Он всегда был такой милый и добрый…
– Треплешь грязным своим языком отцовское имя? Хочешь, чтобы я возненавидел тебя сильнее? Так знай – это невозможно!
– Срать я хотел, – четко и раздельно отвечает Воханнес, – на отцовское имя, на род Вотровых, и на вашего Колкана я тоже срать хотел. И я очень рад, что кадж не убил Колкана. Потому что теперь сайпурцы разделаются с ним, как с остальными богами, и у меня будет отличный шанс долезть до его подбородка и насрать прямо ему в рот.
Волько ошеломленно смотрит на него, не в силах выговорить ни слова.
Потом ненавидяще шепчет:
– Не будет у тебя такого шанса. Я оставлю вас в живых, тебя и ее, чтобы Колкан сам судил вас и вынес вам приговор. Ты ведь и подозревать не мог, правда? А ведь он все это время пребывал в Мирграде, взвешивая грехи этого города. Он наблюдал за тобой. Он ждал. Он знает, что ты натворил. Я подниму Престол мира из могилы. И когда он придет, ты познаешь боль, младший братец.
Шара уже сообразила, что это за комната, в которой нет ни мебели, ни штор: она хорошо помнит, как смеялся над ней мховост, и как она ткнула свечкой ему в грудь. И земляные ступени ведущей вниз лестницы она тоже помнит…
«Я знаю, где мы находимся, – думает она, – и где находится Колкан, я тоже знаю».
– Он ведь там, внизу? В зале Престола мира, правда? – громко задает она вопрос.
Волька оборачивается и смотрит, словно бы она только что залепила ему пощечину.
Воханнес хмурится:
– В той древней развалюхе?
– Нет, нет. Под землей скрыт настоящий Престол мира, он в нескольких ярдах под нами.
И она прикрывает глаза. В голове все еще плавает туман хлороформа, но настырная мысль дрыгается и лезет, лезет наружу:
– А еще Божества любили использовать стекло как кладовку… Аханас держала заключенных в оконном стекле, а в маленьком стеклянном шарике у нее была целая загородная усадьба. Жугов упокоил тело Святого Киврея в стеклянной бусине. А когда я оказалась там, внизу, в зале Престола мира, я стала искать знаменитые витражи, о которых столько читала… но все окна были разбиты. Кроме одного-единственного, в атриуме колкастани. И я еще подумала: как интересно, что оно осталось целым, не треснуло, и оно без рисунков.
Шара распахивает глаза:
– Ведь именно там его заточили другие боги, правда? Это стекло стало для Колкана тюрьмой в течение последних трехсот лет. Живой бог, скованный внутри оконного стекла…
* * *
– Я не очень понимаю, о чем речь, – живенько заявляет Воханнес, – но, похоже, сейчас начнется самое веселье, да, Волька?
– Как вы собираетесь освободить его? – спрашивает Шара.
Волька меряет ее гневным взглядом, воздух с шумом вырывается у него из ноздрей.
– Хотя… – добавляет она, – это ведь может быть обычное чудо Высвобождения. Известное любому священнику…
– Не любому, – хриплым от ненависти голосом отзывается Волька.
– Значит, более мощное. Возможно, – медленно выговаривает Шара. – Возможно, это что-то из наследия монахов Ковашты? Что-то, что ты вычитал в их книгах?
Волька рычит, словно бы его ударили.
– А ты уверен, братец, – хихикает Воханнес, – что она тебе в чем-то уступает? По мне, так наоборот…
– А Уиклов? – продолжает Шара. – Он будет в этом участвовать? Это ты руководил всеми его действиями, правда? Это ты запер здесь мховоста. Чтобы он сторожил подземный ход…
– То, что случилось с Уикловым, покажется тебе благословением – в сравнении с тем, что ждет тебя, – рявкает в ответ Волька. – Уиклов, он… он был истинно верующим. Настоящим колкастани. Но он привел тебя к Престолу мира, а потом ты сообразила, как я обнаружил Склад украденных вами вещей… словом, я не смог его простить.
– И что ты сделал?
Волька пожимает плечами:
– Мне же нужно было как-то выяснить, как на самом деле работает Колокол Бабочки. Я ведь никогда не видел его в действии. А Уиклов… как раз под руку подвернулся. Я напомнил себе: все мы – лишь инструменты в руках Божеств. А то, что ты гонялась за Уикловым, тоже было мне на руку. Ты даже представить себе не могла, что я здесь, так что у меня было много времени, чтобы все продумать и распланировать до твоего приезда.
– Но я ведь тебя напугала, не правда ли? – говорит Шара. – Ты ведь не ожидал, что я приеду. Ты сразу начал спешить: вы напали на дом Воханнеса, чтобы заставить его дать вам то, что вы хотели.
– Приезд правнучки каджа вызовет беспокойство у любого истинного колкастани, – высокомерно отвечает Волька. – А я знал, кто ты.
И снова он показывает в улыбке коричневые, как старое дерево, зубы.
– Я часами, дни напролет разглядывал портреты каджа, думал о нем, ненавидел его, страстно желая оказаться там и убить, изменить ход истории… И, едва увидев тебя, я сразу узнал эти глаза, этот нос и губы – я увидел ожившее прошлое. Я сразу понял, из какого ты рода. А дальше оказалось не так уж и сложно разузнать, кто ты, – и еще проще было сообщить об этом моим соотечественникам.
– Подожди-ка… так это ты выдал меня газетчикам?
И оглядывается на Воханнеса, который непонимающе смотрит то на брата, то на нее.
– Но они, против всех ожиданий, не восстали против тебя, не повесили тебя на первом уличном фонаре… – цедит Волька. – Они возносили тебе хвалы за убийство Урава – священного детища Колкана! Я искренне не понимаю: ты действительно настолько талантлива, или все эти твои появления в ненужном месте в ненужное время – лишь совпадения? Как сегодня, к примеру. Ты действительно шла по нашему следу до истинной усадьбы Вотровых? Или просто случайно на нее набрела?
– Ах, вот оно что, – говорит Шара. – Значит, ты был в доме? Когда мы с Сигрудом ходили по Старому Мирграду. Ты видел нас.
– Если бы все шло по плану, мне бы не было нужды исполнять этот ритуал! – шипит Волька. – Однако снова и снова ты заявляешься куда не надо, и мы вынуждены действовать ранее задуманного! Ты вошла в истинный Мирград. Ты видела снаряженные корабли. Поэтому, увы, пусть и несколько волюнтаристским образом, но новая эпоха начнется сегодня.
– Ты собираешься уничтожить город пушечным огнем? С кораблей? – спрашивает Шара. – Зачем тебе летающие корабли? Ты же собрался освобождать Божество? Разве Колкан не может обратить нас в камень мановением руки?
– Зачем мне город? – усмехается Волька. – Гораздо мудрее будет разделять и властвовать… Сайпур – дитя моря, его сила – в кораблях. Наши воздушные суда помчатся прямо в Сайпур и расстреляют его верфи и гавани, а ваша оскорбляющая творение нация даже не успеет опомниться. Нам бы побольше кораблей, но, несомненно, даже с шестью мы на голову превосходим Сайпур, с военной точки зрения. Да, Сайпур силен, но они не ожидают атаки с воздуха. А мы налетим на них, как гроза, и с небес прольется огонь. Мы уподобимся ангелам, несущим разрушение и смерть. Мы кастрируем твою подлую страну, ибо иного она и не заслуживает.
Это заявление, как ни странно, ужасает ее более, чем планы по воскрешению какого-то там бога. «Там по шесть шестидюймовок на корабль, – быстро думает она. – Всего тридцать шесть пушек. Они в один день разнесут нашу инфраструктуру в пыль, сайпурский флот не оправится от потерь в течение месяцев – даже лет… И нам придется сражаться со связанными за спиной руками…»
– А это хорошо, знаешь ли, – говорит Волька. – Это правильно. Мир – наше горнило, и пламя придает нам форму. Ты познаешь боль. Оба вы познаете боль. Так надо. Плоть ваша очистится страданием, и грех совлечется с вас, но, возможно, некая часть плоти и осколок кости будут спасены и станут достойны его, – он переводит дыхание. – Вы оба предстанете перед ним. И так я найду милость в очах его – ибо передам в его руки не только отступника из отступников, но и дитя человека, что поднял руку на богов.