Город лестниц

Ответом ей становится абсолютное молчание.

– Урав? – наконец вскидывается какой-то офицер. – Урав Наказывающий?

Незрев яростно пихает его: мол, ты что, не видишь, с кем разговариваешь?

– Не смотрите так, капитан, – говорит Шара. – Вы совершенно спокойно можете признать, что знаете о таком существе. Даже если это и противоречит Светским Установлениям. У нас есть… смягчающие обстоятельства.

– Я думал, Урав – это что-то из сказок… – неохотно признается один из офицеров.

– О нет, – качает головой Шара. – Колкан частенько поручал свою работу фамильярам и божественным существам. Урав был ужаснейшим из всех, самым опасным – и, похоже, самым любимым из его созданий.

Она смотрит, как вращается подо льдом желтый глаз: видимо, оглядывает берег, высматривая грешников. «А для Урава, – вспоминает Шара, – кто не грешен?»

– Существо из глубин, в чьем брюхе души грешников корчатся под его взглядом.

– А какого хрена он объявился в моем городе и убивает невинных людей? – взвивается Незрев.

– В данный момент не могу с уверенностью ничего сказать, – быстро говорит Шара, сознавая, что лжет.

Она прекрасно помнит, как читала в библиотеке Галадеша: после внезапного исчезновения Колкана Урав, оставшийся без присмотра хозяина, впал в безумие. Жугову пришлось изловить его, заманив в кувшин вина, настоянного на человеческом грехе. Там Урава и запечатали.

«А если это правда, – думает Шара, – то есть только одно место, куда этот кувшин мог попасть…»

И снова проклинает себя за неуклюжесть: ну как она могла споткнуться о растяжку? Кто знает, что еще вырвалось со Склада и теперь свободно гуляет по миру?

– А что мы можем поделать с такой тварью, чтоб ей провалиться? – мрачно спрашивает Мулагеш.

– Ну, – говорит Шара, – некоторых младших божественных существ вполне возможно убить – они устроены определенным образом, и у них есть уязвимые места. И потом, вспомните Великую Чистку – там обошлись ножами, копьями и топорами.

Полицейским этот разговор явно неприятен, они неловко мнутся: все-таки упоминать подобные вещи строжайше запрещено. А некоторые даже разозлились – хорошо, что она не сказала, что всего несколько часов назад учинила всем чисткам чистку на Складе…

– У меня нет никакого желания, – говорит Незрев, – подвергать жизнь моих людей опасности. Я не хочу, чтобы они стреляли по этой твари подо льдом.

– Болтами лед и так и так не пробьешь, – пожимает плечами Мулагеш.

– Нужно дождаться, когда лед растает, – предлагает Незрев. – Или костры разложить, чтобы он начал таять. Там и посмотрим, что можно сделать.

– Ну так и что потом? – спрашивает Мулагеш. – Атаковать его на лодках? С гарпунами? Как кита?

Незрев колеблется. Он оборачивается и смотрит на офицеров, тем явно не нравится такой план.

Сигруд снова цокает языком, словно бы что-то взвешивая в уме. А потом сообщает:

– Я могу убить его.

Молчание.

Потом все медленно разворачиваются к нему.

Шара смотрит обеспокоенно: «Ты уверен?» Но Сигруд стоит с непроницаемым видом.

– Что? – удивляется Мулагеш. – Сейчас?

– Это… – тут Сигруд начинает тужиться лицом – как всегда он делает, когда пытается перевести какое-нибудь дрейлингское выражение, – …тварь из воды, – заканчивает наконец он. – А я убил много тварей из воды.

– Вы… вы что это – серьезно?! – ужасается Незрев.

– Я убил, – спокойно повторяет Сигруд, – много тварей из воды. Эта тварь от них отличается… – он наблюдает, как Урав замирает под водой, прикидывая, нужна ли ему еще одна дыра во льду, – и, передумав, уплывает. – Но не настолько.

– А что конкретно должны при этом делать мои люди? – спрашивает Незрев.

– Я, если честно, думаю… – тут Сигруд скребет подбородок и действительно думает, – …что ваши люди мне не понадобятся.

– Вы что, хотите сказать, что сумеете в одиночку убить это чудовищное божественное создание? – потрясенно спрашивает Мулагеш.

Сигруд серьезно задумывается над ее вопросом. Потом утвердительно кивает:

– Да. Обстоятельства благоприятные. Река не такая уж широкая.

– В Солде, – неверяще уточняет Незрев, – почти миля ширины!

– Но это же не море, – отвечает Сигруд. – И не океан. К которым я привык. И тут еще лед… – и он пожимает плечами. – Все намного проще.

– Он за один сегодняшний вечер убил человек тридцать, – говорит Незрев. – Он и тебя убьет с такой же легкостью.

– Возможно. Но. Если так… – Сигруд снова пожимает плечами. – Значит, я умру.

Незрев и другие полицейские смотрят на него так, словно глазам своим не верят.

Шара вежливо покашливает:

– Прежде чем мы продолжим обдумывать это предложение, – говорит она, – я бы хотела заручиться одобрением капитана Незрева.

– А вам-то на кой сдалось мое одобрение? – удивляется капитан. – Это ж ваш человек – не мой собирается тут самоубиться!

– Видите ли какое дело. Несмотря на всевозможные Установления, плавающее сейчас в реке существо почитается как священное практически всеми жителями Континента, – говорит Шара. – Это ведь, как ни крути, герой мифов и легенд, ваше национальное культурное достояние. Часть вашего культурного наследия. Если вы хотите, чтобы мы его убили – по сути, убили вашу живую легенду, – мы бы хотели получить от вас четкое и ясно сформулированное разрешение на подобное действие.

С весьма кислым выражением лица Незрев замечает:

– Жопу пытаетесь прикрыть, да?

– Не без этого. Но Урав – это неотъемлемая часть вашей мифологии – не нашей. Мы – не континентцы. А некоторые континентцы вполне способны приравнять убийство Урава к уничтожению бесценного произведения искусства.

– А ничего, – замечает Мулагеш, – что это произведение искусства сейчас шаромыжится по городу и людей жрет?

Шара кивает:

– Очень верное наблюдение.

Незрев недовольно кривится. Пока он мучается, не зная, какое решение принять, подходят, пошатываясь и загнанно дыша, трое полицейских: Виктор, тот самый офицер, которого послали предупредить Михаила и Орноста, и, судя по всему, эти двое. Один придерживает мокрую от крови правую руку.

– Михаил ранен, – докладывает Виктор. – Оно цапнуло его за руку, ну и… пары пальцев нет как нет.

Незрев некоторое время молчит. И смотрит, как перемещается подо льдом слабый огонек. А потом:

– Так, вы, оба двое, отправляйтесь в отделение, потом в госпиталь.

И переводит взгляд на Сигруда:

– Что тебе понадобится?

Сигруд оглядывается на реку:

– Мне понадобятся, – задумчиво говорит он, – две сотни футов буксирного каната, три куска корабельного каната каждый по сотне футов, фонарь, алебарда, три гарпуна и несколько галлонов жира.

– Чего-чего галлонов? – тихо интересуется Мулагеш.

– Жира, – отвечает Сигруд. – Животного жира. Если найдется, китового. Если не найдется – свиного или говяжьего.

Мулагеш переводит ошалелый взгляд на Шару, та лишь пожимает плечами: сама, мол, без понятия.

Сигруд поглаживает бороду:

– Да, и еще. Разведите большой костер. Он мне понадобится, когда я закончу. Потому что для этого дела мне придется полностью раздеться.

* * *

– Льняное семя, – говорит Шара и бросает его в котел с растопленным говяжьим жиром. – Горец. Бечевка с шестью узлами. И кедровая смола.

Она оглядывается на нагруженную всякой всячиной тачку – ее прикатили из посольства. С реки снова доносятся пронзительные крики. Она не обращает на них внимания.

– Соль и серебро. Хорошо бы иметь побольше того и другого…

Она бросает серебряную десертную ложечку в мешочек с морской солью и встряхивает его.

– Но надеюсь, и этого хватит…

И она высыпает содержимое мешочка в котел.

Питри зачарованно наблюдает за ее действиями: мол, глазам своим не верю!

– Вы действительно считаете, что это как-то подействует?

– Очень на это надеюсь, – отзывается Шара. Она набирает пригоршню марантового корня и бросает в котел. – Каждый из божественных фамильяров не переносил какого-либо элемента… Мы не можем с уверенностью сказать – как и всегда, впрочем, – поступили ли так Божества намеренно – возможно, с целью подарить своим смертным последователям средство защиты от собственных созданий, мало ли что те замыслят, – или это получилось случайно, и Божества, возможно в силу своей природы, просто не ожидали такого подвоха. Так или иначе, но божественных существ можно отогнать с помощью этих веществ: ибо они вызывали у фамильяров удушье, чесотку, паралич, даже смерть…