Город лестниц

Воздух внутри Запретного Склада – немыслимо затхлый, куда там до него Престолу мира: словно бы ты зашел с улицы в дом стариков-скопидомов. Шара жалостно перхает в окровавленный платок, которым обмотана ладонь.

– Здесь что, вообще вентиляции нет?

Мулагеш, прежде чем войти в дверь, предусмотрительно обвязала голову банданой.

– На хрена ж она тут сдалась? – зло вопрошает она.

Сигруд входит следом. Если воздух и доставляет ему неприятности, он этого никак не показывает.

Мулагеш оборачивается к двери-близнецу. Та удобно расположилась на самой нижней полке стеллажа С5. Двое оставшихся в атриуме солдат тревожно переминаются с ноги на ногу и смотрят на них.

– Нет, это что, все взаправду происходит? – громко вопрошает Мулагеш. – Мы вот так взяли и перенеслись на несколько миль от Мирграда?

Шара поднимает канделябр вверх: над их головами уходят в высоту полки – да их тут с четырехэтажный дом понаставлено… Где-то совсем высоко Шара различает – или ей только кажется? – жестяную крышу. В дюжине футов притаился огромный скелет старинной лестницы на колесиках.

– Я бы сказала, что, раз мы здесь, – да, мы взяли и перенеслись.

И вот они втроем стоят посреди Запретного Склада и прислушиваются.

Темнота полнится поскрипываниями, вздохами и глухим гулом. Звякают монетки, кто-то скребется о дерево. Похоже, давление воздуха в зале постоянно меняется – или ей кажется? Но нет: либо что-то внутри Склада обморочило ее организм, и кожа, внутреннее ухо и синусы шлют ложные сигналы, либо тысячи безмолвных сил накатывают на нее подобно океанским течениям – и растворяются в воздухе.

Сколько же здесь припрятано артефактов? Молчащих во тьме, но активных, работающих? Эхо скольких божественных слов все еще гуляет под этой крышей?

Сигруд указывает вниз:

– Посмотри-ка.

На деревянном полу толстым слоем лежит пыль, но в этом проходе ее покров потревожен – и недавно. Следы. Много следов.

– Я так понимаю, – говорит Мулагеш, – что здесь натоптал наш таинственный противник.

Шара пытается сосредоточиться: цепочки следов идут сразу во все стороны и путаются. Похоже, злоумышленник успел прогуляться сюда не один раз.

– Нужно смотреть, все ли стоит, как стояло, не производились ли с предметами какие-то манипуляции, – говорит Шара. – А потом, нам нужно понять, не пропало ли что-то. Логично ожидать, что если что-то пропадет – то с полок из нашего списка. Ведь именно там находилось что-то, что весьма заинтересовало реставрационистов. Так что… – она быстро просматривает страницы, – …нам нужно осмотреть полки С4, С5 и С6.

– Так ведь он мог просто взять и спереть первую попавшуюся вещь, – вздыхает Мулагеш.

– Да. И так могло быть.

Большое вам спасибо, госпожа губернатор, за то, что лишний раз напомнили о бесплодности наших усилий.

– У каждого есть свечки, правильно? Так вот, давайте разделимся, ну, конечно, присматривать надо друг за другом… и вообще, нам нужно отсюда как можно скорее убраться. И я не думаю, что в этом есть необходимость, но все равно скажу: ничего не трогать. Не ничего не трогать – а вообще – ничего – никогда – не – трогать. И если что-то попробует привлечь ваше внимание или попросит… помочь, так вот – не помогайте и не обращайте внимания. Просто идите мимо.

– А что, эти… предметы… действительно соображают? В смысле у них собственные мозги есть? – удивляется Сигруд.

Память услужливо подсказывает Шаре длинный список чудесных предметов, обладавших собственным разумом – либо имитировавших таковой.

– Вы, главное, просто ничего не трогайте, – говорит она. – И от полок – ото всех! – подальше держитесь.

Шара идет к полкам стеллажа С4, Мулагеш – С5, Сигруд – С6. Идя по проходу, она размышляет о том, сколько лет этому зданию. Скрипучие полки скоро разменяют девятый десяток. И каждый год оставил на них отпечаток.

– Кадж не считал, что свезти все на склад – это окончательное решение проблемы, ведь так? – шепотом произносит она, оглядывая стеллажи. – А мы – мы просто делали вид, что этого места не существует. И думали, что все как-нибудь само рассосется.

Каждое место на полке помечено крохотной металлической табличкой с номером. И все, более никакой информации о помещенном на полку предмете нет. А предметы, надо сказать, там лежали, мягко говоря, самые разнообразные.

Вот полка, целиком занятая разобранной на части огромной статуей. На месте лица – гладкая поверхность, даже черты не намечены. Только орнамент идет по всей голове – фракталоподобный, извивающийся. «Таалаврас, – думает Шара. – Или одно из его воплощений».

Деревянный ящик, весь опутанный цепями со множеством замков. Изнутри доносится мелкий топоток и поскребывание, словно бы множество маленьких существ царапают дерево коготками. Здесь Шара старается не задерживаться.

На верхней полке источает нездешний свет золотой меч. Рядом стоят двенадцать коротких толстых стеклянных колонн. И тут же – большая серебряная чаша, усаженная драгоценными камнями. А следом – горы и горы книг и свитков.

Она идет дальше. Вот шестьдесят оконных стекол. Латунная нога. Мертвое тело, запеленутое в одеяло, перевязанное серебряной бечевкой.

А конца прохода, кстати, даже не видно. «Здесь лежат, – думает она, – полторы тысячи лет истории. Истории артефактов».

Историк в ней говорит: «Ах, как же прекрасно, что кадж решил сохранить все это!»

Оперативник возражает: «Он должен был уничтожить все эти предметы, все до единого, при первой же возможности».

– Посол? – слышится голос Мулагеш.

– Да?

– Вы… что-то сказали сейчас?

– Нет. – Некоторое время Шара молчит. – Нет, не думаю, что я что-то говорила вслух.

Ответом ей служит долгое молчание. Шара осматривает коллекцию серебряных больших пальцев.

– А может быть так, чтобы эти штуки разговаривали у тебя в голове? – интересуется наконец Мулагеш.

– Здесь все может быть, – отвечает Шара. – Просто не обращайте на это внимания.

Ведро, полное детской обуви.

Трость из конского волоса.

Шкаф, из которого вываливаются древние пергаменты.

Маска из ткани в виде лица старика.

Деревянная статуэтка мужчины с семью эрегированными членами разной длины.

Она пытается сосредоточиться на поиске, но мозг лихорадочно перебирает все бережно сохраненные в памяти легенды, пытаясь пристроить увиденное здесь в тысячи старинных сюжетов. Неужели это – тот самый узел, в котором держали спутанной грозу? Когда его развязывали, шел бесконечный дождь… А это – уж не арфа ли это ховтарика из придворных Таалавраса? Музыканта, игра которого оживляла гобелены? А это? Батюшки, да ведь это же та самая алая стрела Вуртьи! Ей богиня пронзила брюхо приливной волны и обратила ту в спокойное течение!

– Нет, – вдруг слышит она голос Сигруда. – Нет. Это не так.

– Сигруд? – окликает его Шара. – Ты там как? В порядке?

Ответом ей становится тихое гудение – источник звука находится всего в нескольких ярдах от нее.

– Нет! – вскрикивает Сигруд. – Это ложь!

Шара быстро идет по проходу – так, а вот и Сигруд. Стоит с противоположной стороны полки и пристально смотрит на черный полированный шарик в выстеленной бархатом шкатулке.

– Сигруд?

– Нет, – строго говорит он шарику. – Я ушел оттуда. И я… я больше не там. Не там, понял?

– Что это с ним? – беспокоится Мулагеш.

– Сигруд, послушай меня, – говорит Шара.

– Они умерли… – он пытается подыскать объяснение, – …потому что хотели меня обидеть!

– Сигруд…

– Нет. Нет! Нет, я не стану этого делать!

Черный полированный шарик слегка поворачивается на своем бархатном ложе – ни дать ни взять пес, склоняющий голову, словно спрашивая: а почему нет?

– Потому что я, – с трудом выговаривает Сигруд, – не король!

– Сигруд! – орет Шара.

Он вздрагивает и удивленно моргает. Черный шарик опускается поглубже в шкатулку – ему явно жаль терять собеседника.

Сигруд медленно разворачивается к ней: