Город лестниц

Попробуем-как теперь вот это…

Как же вы исчезли, господа хорошие?..

А теперь вот это…

Как вам удалось провернуть такую штуку?..

И вот это…

Но как, как?!

Так. Последнее испытание: Шара запускает монетку вниз по переулку, та быстро катится по камням – если перед ней возникнет божественное препятствие, любого характера, монетка резко остановится и плашмя упадет на землю, словно бы магнитом притянутая к мостовой. Но нет, она катится и катится, а потом описывает полукруг и заваливается самым естественным образом.

Шара вздыхает, запускает руку в сумку и вынимает бутылку чаю. И прихлебывает горячий напиток. Вкус у него затхлый и перезаваренный – она слишком долго таскала его с собой, да и влажность тут повышенная.

Шара снова вздыхает, расчищает на земле пятачок и садится прямо на землю, прислонившись спиной к стене. И погружается в воспоминания – о последнем дне обучения, о последнем дне, проведенном на родной земле, последнем разе, когда пила по-настоящему хороший чай.

* * *

– Как ты это сделала? – спросила тетушка Винья. – Вот скажи мне. Как?

Юная Шара Комайд – обессиленная, оголодавшая и умирающая от жажды – недоуменно посмотрела на тетю и запихала в рот еще кусок. В столовой учебного корпуса было пусто, и потому ее чавканье отзывалось особо громким эхом.

– Ты упрямо держалась своей версии, хотя они и так и сяк тебя трепали и допрашивали, – сказала Винья. – И ты ни разу не сбилась, всегда отвечала одно и то же. Каждый раз, все шесть дней. Ты хоть знаешь, как часто такое случается? До тебя – раза два или три такое видели. За всю историю Министерства!

И она с видимым удовольствием оглядела девятнадцатилетнюю племянницу поверх узеньких очков.

– Большинство ломаются на третий день, потому что не могут уснуть. Ломаются из-за музыки – из-за звука этой басовой струны, монотонного и беспрерывного. Что-то такое в них щелкает – и все. Им задают вопрос, они дают неправильный ответ. Но ты отвечала так, словно вообще ничего не слышала.

– А ты? – пробубнила Шара с набитым картошкой ртом.

– Что я?

– Ты сломалась?

Винья расхохоталась:

– Дорогуша, это я придумала всю эту процедуру! И сама через нее, естественно, не проходила. Так что давай рассказывай. Как ты это сделала?

Шара хлюпнула чаем:

– Что сделала, тетушка?

– Ну как что? Как ты выдержала? Ты не сломалась после шести дней психологических пыток.

Шара застыла, глядя на пронзенную вилкой куриную грудку у себя в тарелке.

– Ты не хочешь рассказывать? – спросила Винья.

– Я… стесняюсь.

– Я твоя тетя, милая.

– Ты также мое непосредственное начальство.

– Ну будет тебе, – отмахнулась тетя. – Не сегодня. Сегодня – наш последний вечер перед долгой разлукой.

– Долгой разлукой?

– Ну не такой уж долгой, дорогая. Так что – как?

– Я думала… – Тут Шара сглотнула. – Думала о родителях.

Винья пожевала губами:

– Вот оно что.

– Я думала о том, что им пришлось вынести. Когда они умирали. Я читала о Чуме. Я знаю, что смерть от нее… мучительная.

Винья горестно покивала:

– Да. Это так. Я видела все своими глазами.

– И вот я думала о них и о том, что пришлось пережить Сайпуру под гнетом Континента… О рабстве, притеснениях, унижении. И вдруг мне стало так легко. Ну и подумаешь – эта музыка. Ну и что, что спать не дают, воды нет, еды нет и вопросы одни и те же задают снова и снова… С тем, что пришлось пережить родителям и сайпурцам в старину, это никак не сравнится. Вот и все.

Винья улыбнулась и сняла очки:

– Мне кажется, ты самый ярый патриот из всех, кого я знаю. Я так горжусь тобой, моя дорогая. Особенно потому, что… одним словом, ты… ты заставила нас поволноваться.

– Из-за чего?

– Как тебе объяснить, моя дорогая… Я всегда знала, что ты увлекаешься историей. В Фадури это было твоим коньком. В особенности – история Континента. И когда ты пришла к нам, мы дали тебе доступ к секретным, знаешь ли, материалам. Подобные вещи мы не разрешаем даже в Фадури преподавать… А ты – ты засела там, и как начала зубрить все это нафталиновое старье! Подобные увлечения в правительстве считают… нездоровыми.

– Но я же столько там узнала, в этом хранилище! – удивилась Шара. – Эти тексты так многое объясняют! В Фадури нам давали только обрывочные сведения. Столько лакун, а тут – тут все на полках стояло, изучай не хочу!

– Нас интересует не прошлое, – сказала Винья, – а настоящее. Но больше всего, Шара, я волновалась из-за другого. Скажу тебе честно, я переживала из-за того мальчишки, с которым ты сблизилась в академии. Я боялась, что он тебя… развратил.

Шара скривилась в кислой гримасе:

– Не говори мне о нем, – отрезала она. – Он для меня все равно что мертв. Он вероломный и никчемный. Прямо как этот проклятый Континент.

– О, я понимаю, – вздохнула Винья. – Тебе пришлось нелегко. После школы ты жаждала изменить мир к лучшему. Воплотить свои мечты об идеальном Сайпуре.

Винья грустно улыбнулась.

– И я знаю, что именно поэтому ты и затеяла то расследование. Я о Раджандре.

Шара удивленно вскинула голову:

– Тетя… Я… я не хочу говорить о…

– Не нужно бояться прошлого, милая. Его нужно принять таким, какое оно есть. Ты заподозрила, что Раджандра Адеш нечист на руку. Подумала, что он использует фонды партии… нецелевым образом. И ты была права. Он действительно нецелевым образом использовал деньги партии. Коррупционер чистой воды – вот кто он был. Это правда. И я думаю, что ты, когда вывела его на чистую воду, хотела произвести впечатление – на меня. На всех нас. Но ты также должна понять, что коррупция в высших эшелонах власти – это не коррупция. Это закон жизни. Да, неписаный. Но закон. Как в том случае. Ты поняла меня?

Шара опустила голову.

– Ты сломала карьеру человеку, которого все прочили в премьер-министры. Ты лишила правящую партию лидера. Из-за твоего расследования казначей партии едва не покончил жизнь самоубийством. Этот идиот даже толком покончить с собой не сумел – попытался повеситься у себя в кабинете, намотав веревку на водопроводную трубу. Рухнул на пол вместе с трубой, бедный придурок, чуть потолок не обвалил.

Винья горестно цокает языком.

– Дорогая, ты – Комайд, и это гарантирует нам защиту. Но лишь до определенной степени. Но то, что ты натворила… об этом еще долгие годы будут вспоминать, и не сказать чтобы с одобрением.

– Мне очень жаль, тетушка… – шепчет Шара.

– Я знаю. А теперь послушай. В мире правит бал коррупция, люди страдают от социального неравенства, – говорит Винья. – Тебя воспитали патриоткой, ты любишь Сайпур и считаешь, что сайпурские ценности следует прививать во всем мире, – но это, дорогая, не входит в твои задачи. Твоя работа в Министерстве заключается не в том, чтобы искоренить коррупцию и неравенство, а в том, чтобы использовать их во благо Сайпура. Это твои рабочие инструменты. Твоя задача – сделать так, чтобы прошлое не вернулось. Никогда. Чтобы мы никогда больше не жили в нищете и унижении. Коррупция и неравенство – очень полезные вещи. Если они нам выгодны, мы их поддержим. Это понятно?

Шара тогда вспомнила слова Воханнеса: «Мало того что циничная, так еще и скучная до зевоты картина мира…»

– Ты поняла меня? – снова спросила Винья.

– Поняла, – ответила Шара.

– Я знаю, ты любишь родину, – сказала Винья. – Я знаю, что ты любишь нашу страну, как любила родителей. Что ты хочешь почтить их память, а также память всех сайпурцев, отдавших жизнь за свободу нашей Родины. Но ты будешь служить Сайпуру не на виду, а в тени, и когда-нибудь Сайпур попросит тебя предать его ценности ради его безопасности.

– И тогда…

– Тогда что?

– Тогда, когда я все сделаю… смогу я вернуться домой?

Винья улыбнулась:

– Конечно! Конечно, сможешь! Уверена, ты всего на несколько месяцев уезжаешь! Очень скоро мы снова увидимся. А теперь поешь и отдохни. Твой корабль отходит утром. Ах, как же здорово: моя племянница – в одном строю со мной!