Страница 17 из 24
После моих слов двуликая Лайта несколько ошарашенно посмотрела на нас, зато мордашка Сони стала совершенно счастливой. Потеряв всю свою торжественность, она подскочила к нам, схватила нас за руки и потащила к дому. Улыбаясь, мы двинулись за ней. Ее здоровенный барабан колотился о мою ногу.
Таким порядком мы поднялись на крыльцо. Соня выпустила наши руки и налегла на тяжелую деревянную дверь, потемневшее полотно которой было изрезано простенькой резьбой. Дверь отворилась, и мы вошли в прохладу небольшой прихожей.
- Ваша комната наверху, под крышей. Там у нас останавливаются все гости, снова зачастила Соня.
- Вот тут у нас туалет, - она указала своим крошечным пальчиком на неприметную дверь в дальнем конце прихожей, - там можно умыться и пописать. Кушать мы будем в столовой, пойдем я сразу покажу... - И маленькая стремительная ракета рванула по небольшому коридору в глубь дома. Мы поспешили за ней и услышали тихий, довольный смех за спиной. Я оглянулся, мама Сони стояла в дверях и, улыбаясь, качала головой.
Столовая была довольно просторной, с большим обеденным столом посередине и резным буфетом у одной из стен. Широкое окно выходило на улицу.
- Ужинать мы будем через... - Соня стрельнула глазами на мать, и я заметил, как она исподтишка показала два растопыренных пальца, - ...через два часа. А сейчас я провожу вас в комнату.
Когда мы проходили через прихожую к лестнице, ведущей наверх, Данила вдруг проворчал:
- А почему ты, заяц, говоришь "ужинать"? Мы еще и не обедали.
Соня немного притормозила и с достоинством ответила:
- Еда вечером называется ужин. Такие большие мальчики должны это знать. Если вы не обедали, значит, за ужином съедите побольше. - Потом она выразительно пожала плечами и добавила: - Не станем же мы изменять название еды из-за того, что ты не соблюдаешь режим.
Данилка вдруг покраснел, а я чуть не расхохотался. Хорошо, что в этот момент мы достигли дверей предназначенной нам комнаты.
А комната эта удивительно походила на ту, в которой я останавливался, когда приезжал к Ворониным на дачу. Расположена она была также под крышей, также была обита желтой сосновой доской и янтарно светилась в лучах вечернего заходящего солнца. Только вид из небольшого окна показывал не розовые Светкины кусты и не соседний, навсегда недостроенный коттедж, а чистую улочку и поле с колышущимися колосьями на нем. Да еще в этой комнате стояли две узкие кровати. Мы с Данилой вошли в комнату, а сзади раздался голос Сони:
- Вы осмотритесь, а я пойду маме помогу. - И она, осторожно прикрыв дверь, затопала по лестнице вниз.
Данилка подошел к окну и прижался лбом к стеклу, а я уселся на одну из кроватей и внимательно огляделся. Кровати были застелены. На них лежали небольшие подушки в цветных наволочках и легкие покрывала. В стене я заметил стенной шкафчик и, открыв его, обнаружил только две пижамы. Они были одинакового размера и, пожалуй, подошли бы Данилке, но мне, с моим почти двухметровым ростом, они были безусловно малы.
Когда я повернулся, чтобы поделиться с Данилой своими находками, я увидел, что его плечи вздрагивают. Мальчишка плакал, уткнувшись в стекло.
Я подошел и молча обнял его за плечи. Он повернулся ко мне, уткнулся лицом мне в живот в районе желудка и, хлюпнув носом, начал незаметно вытирать глаза о мою футболку. Так мы постояли несколько минут. Затем я усадил его на одну из кроватей, сам уселся рядом и вполголоса сказал:
- Давай-ка, друг Данила, расставим акценты...
ИНТЕРЛЮДИЯ
Светлана Воронина очень гордилась своим сыном. В душе. Она никогда и нигде не хвасталась его умом, памятью, воспитанностью или успехами в учебе, а тем более не делала этого в присутствии самого Данилы. И все-таки она была убеждена в неординарности своего первенца. Ему шел восьмой год, и он перешел во второй класс элитной школы, которую почему-то переименовали в лицей. Учился он очень хорошо, хотя отличался очень независимым характером.
Но сегодня он, вернувшись из школы, вытащил из ранца дневник и молча развернул его на столе перед носом своей матери. Внизу открытой страницы бегущим "учительским" почерком было выведено: "Прошу родителей явиться в школу к заведующей учебной частью", дальше шла неразборчивая подпись.
Светка минут пять изучала запись в дневнике своего сына, приходя в себя от вызванного ею шока и давя в себе рвущийся наружу вопль "Что ты там натворил???". Она была дисциплинированным, сдержанным человеком и поэтому заучив дневниковую запись наизусть, спросила ровным без модуляций голосом:
- Ну и что ты там натворил?
Данила подал ей ручку и попросил:
- Ты распишись, что видела.
Светлана поставила рядом с подписью завуча свою закорючку и снова подняла вопрошающие глаза на сына.
- Я, мамочка, ничего не натворил. Я только обратился к Елене Николаевне с небольшой просьбой, а она сначала спорила со мной, а потом нарисовала вот это безобразие. - Он тряхнул раскрытым дневником.
- И все-таки... - настаивала Светлана.
- Я думаю, что Елена Николаевна сама тебе все расскажет.
- И как ты думаешь, можно отцу показать твой дневник? Это был удар ниже пояса. В глазах Данилы промелькнул испуг - отца он побаивался. Но недрогнувшим голосом, в меру независимо, он ответил:
- Ну, если ты считаешь необходимым... - перекладывая всю возможную ответственность за такой явно, по его мнению, неразумный поступок на мать.
- А Ирина Алексеевна в курсе твоего общения с заведующей учебной частью школы? - Ирина Алексеевна была классным наставником Данилы, который уже втерся к ней в любимчики.
- Нет. Из беседы с ней я понял, что она не может выполнить мою просьбу. Это в компетенции... - Данила произнес это, недавно узнанное, слово с небольшой запинкой, - ...только Елены Николаевны.
На этом сын закончил разговор, подхватил свой ранец и отправился в свою комнату выполнять домашние задания.
- Я надеюсь, тебя из школы не исключают?.. - бросила ему вслед мать свой последний вопрос, на что получила крик из-за двери:
- Нет!..
На другой день Светлана вошла в кабинет завуча, оставив на всякий случай Данилу в коридоре. Елена Николаевна, невысокая стройная женщина в возрасте, приближающемся к среднему, с холодноватыми строгими глазами, точными движениями и железной выдержкой, не первый год работала в школе и хорошо знала этот причудливый, неповторимый мир. Ей приходилось разбирать немало запутанных, законспирированных ситуаций, участниками которых были дети разного возраста, темперамента, социального слоя, но сейчас она была в явном замешательстве. "Похоже, Данила и ее поставил в тупик", - подумала Светлана, представившись и увидев реакцию завуча на свою фамилию.