Страница 9 из 18
– Я вижу его в Риме, но не ранее чем через пять-шесть лет, пока что мне еще страшно.
– А что, если я тебе предложу сократить этот срок до одного года?
По выражению лица Савла Пилат понял, что его слова достигли цели, и тогда он сделал конкретное предложение:
– Я не собираюсь оставаться здесь до конца своих дней. А когда я вернусь в Рим, мне понадобится человек с таким складом характера, как у тебя, который будет обеспечивать мою безопасность.
– Не думаю, что я именно тот, кто тебе нужен. У меня нет осведомителей в столице империи.
– Информаторов там достаточно, в отличие от тех, кто может ими управлять… В Иерусалиме ты ведь тоже никого не знал до своего приезда. Зато теперь ты больше в курсе дел, чем я. Я сведу тебя с кем надо, если, конечно, тебе это интересно…
– Мне это более чем интересно, прокуратор…
– Прекрасно.
– И… я тебе бесконечно признателен за ту честь, которую ты мне оказываешь.
– Быть мне полезным – вот лучший способ подтвердить это.
– Что я должен сделать?
– Ответь на один очень простой вопрос. Почему Каифа не хочет избавиться от назарян?
– Я не могу ответить вместо него, но…
– Можешь. Меня интересует твое мнение, а не его.
– В таком случае мне видится, что…
– Не нужно видений, с их помощью никто никогда не побеждал в войнах. Лишь точные сведения помогают выиграть. И точно так же в политике. Поэтому мне наплевать на твои видения, я хочу точно знать, почему он ставит тебе в упрек твое усердие, я хочу понимать, что такого он не делает, что ты, Савл из Тарса, сделал бы на его месте. Если бы это зависело только от тебя, ты бы смог искоренить эту скверну?
– Вообще-то… это зависит от многих факторов…
– О которых ты уже размышлял. Итак? Ты бы смог уничтожить эту свору фанатиков, да или нет?
Прежде чем дать ответ, Савл задумался на некоторое время.
– Да. Я знаю, кто у них главный, и мне известно, где она находится.
– Так это женщина?
– Да. Это Мария из Магдалы. Но Каифа не позволяет производить арест во время Пасхи. И напрасно я убеждаю его, что дня через три она, возможно, уже будет в другом месте, мне не дают позволения ее арестовать.
– Предположим, тебе его дадут.
– Предположения не выигрывают войн точно так же, как и видения, прокуратор.
Пилат усмехнулся, выслушав этот ответ, и окинул взглядом своего собеседника с головы до ног, отчего Савлу стало настолько не по себе, что он с трудом скрыл свое замешательство.
– Отныне помимо твоей официальной работы на Каифу ты будешь официально работать и на меня, – заявил прокуратор. – Когда ты сможешь арестовать их предводительницу?
– Прямо с утра.
– Сколько солдат тебе для этого потребуется?
– Десяток.
– Они будут ждать тебя у Овечьих ворот. Не подведи меня, Савл. Тех немногих, кто так поступил, уже нет на этом свете.
9
Кумран, Иудейская пустыня
Поднялась невероятная буря. Она нарушала покой в том негостеприимном месте, которое могли выбрать для жизни лишь леопарды, прокаженные и безумные. Такое движение песка случалось редко, но, когда это происходило, миллионы крупинок поднимались с места, чтобы отправиться в неизвестном направлении. Летя каждая в отдельности, но единым потоком, они переносились в новые края, о которых совершенно ничего не знали. Некоторые из них падали на пути, попадали в пещеры, другие проникали в щели под дверями жилищ.
Давид приподнялся на кровати, прислушиваясь к завыванию ветра. Ему почудился какой-то шум в коридоре, шорох шагов и чей-то приглушенный голос. Напрасно его глаза пытались рассмотреть кого-то в темноте, угадывались только нечеткие силуэты. Неужели к ним вторгся кто-то посторонний?
Он замер, сердце бешено билось, но ему так и не удалось обнаружить никого постороннего.
Через несколько мгновений еще какой-то шум привлек его внимание. Должно быть, открылась дверь, поскольку Давид почувствовал дуновение ветра и ему показалось, что кто-то вошел в комнату.
– Кто здесь?
Ответа не последовало.
Его охватывала все нарастающая тревога. На двери не было засова, один лишь крючок, на который ее никогда не закрывали. Внезапно его осенило: а что, если это римлянин проник в их жилище? Может быть, он уже лишил жизни маму и Шимона?
Давид вскочил на ноги, стал искать на ощупь свой кинжал и крикнул в темноту:
– Не приближайся или я перережу тебе горло!
Опасаясь, как бы кто-то невидимой рукой не нанес ему смертельный удар, мальчик бросился со всех ног к двери, размахивая перед собой клинком.
В комнате что-то задвигалось, чей-то темный силуэт безуспешно попытался перехватить его на пути к выходу. Охваченный паникой, юноша устремился в коридор, пытаясь улизнуть от своего преследователя. Укрывшись в застенке, он постарался взять себя в руки. Казалось, сердце так и рвется наружу. Убийца вот-вот пробежит мимо него, и Давид сможет воспользоваться эффектом неожиданности. Но никто не появлялся. Тогда юноша отважился осторожно выглянуть из своего укрытия, словно мышь, боящаяся быть замеченной кошкой. Неужели ему все это только померещилось?
Давиду не пришлось долго ждать. Чьи-то руки крепко схватили его сзади.
Дальше события развивались стремительно.
Выкрутив ему руку, незнакомец вынудил мальчика выронить меч. Давид почувствовал, что ноги оторвались от пола. Он стал брыкаться, пытался вывернуться, чтобы укусить чьи-то крепкие руки, не выпускавшие его. Однако от этого ему только стало больно. Еще мгновение – и он уже лежал на полу. Чуть подняв голову, Давид узнал своего обидчика.
Лицо Лонгина выражало непоколебимую решимость. Его светлые глаза были как у мертвеца.
Меч трибуна заскрежетал, когда тот вынимал его из ножен. Заметив кровь на лезвии, Давид стал бледным как полотно.
– Ты что, убил их? – Мальчик всхлипнул.
В ответ центурион схватил его за волосы, приставил меч к горлу и…
– Не-е-е-ет! – завопила Мария, резко сев на кровати.
Все ее тело, покрытое холодным потом, гудело, она едва дышала. Безумным взглядом обводя комнату, она пыталась понять, где находится. Она сидела на кровати, снаружи бушевала буря.
Все, как во сне, что мне приснился, – подумала женщина.
Она вскочила на ноги и бросилась в коридор, думая, что увидит там труп своего сына. Но там ничего не было. Тогда она вернулась в комнату и увидела, что его постель разобрана и пуста.
– Давид! – завопила она, бросившись к лестнице.
– Что происходит? – встревожился Шимон, разбуженный ее криком.
– Давид исчез!
Размахивая факелами, Мария и Шимон выбежали во двор, где разгулялась непогода.
– Давид! – звали они, приложив ладонь к глазам, закрывая их от тысяч колющих песчинок.
Неровным шагом они направились к овчарне. Ревел порывистый ветер, не пуская их туда, словно желая избавить от ожидавшего их зрелища. Когда Мария распахнула дверь, она поняла, что ее ночной кошмар стал реальностью.
Лонгина в овчарне не было.
Тогда она при свете факела стала обыскивать каждый закоулок, ожидая обнаружить труп своего сына.
– Что ты делаешь? – крикнул, выходя из себя, Шимон, следующий за ней, как тень.
Но Мария боялась высказать свои опасения. Обшарив всю овчарню, она повернулась к нему, едва дыша:
– Римлянин похитил моего сына!
– Подожди, подожди! Я дал ему два часа на сон. Он, должно быть, уже ушел. И с чего ты взяла, что он похитил Давида?
– А где же он тогда?
– Понятия не имею, может быть, он сбежал! Он хотел уйти на празднование Пасхи в Иерусалим. Еще утром он мне говорил об этом, зная, что ни ты, ни я не дадим ему на это согласия. Смотри-ка! Его верблюда тоже нет.
– Им, без сомнения, воспользовался центурион, чтобы увезти тело сына.
– Его тело? Да что ты такое говоришь?!
– Мне только что приснился сон, я проснулась от ужаса, – ответила она, заливаясь слезами. – Я видела, как Лонгин… убивает Давида…