Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 6 из 11

Однако посол США в Саудовской Аравии Реймон Хеир видел в религиозной составляющей панисламизма один из возможных вариантов проникновения США на Ближний Восток. «Ведь, выставляя напоказ коммунистический нигилизм СССР, мы сможем добиться доверия ближневосточных лидеров»[38].

В итоге возобладала линия Дж. Макги. Советник госсекретаря по ближневосточным делам, а также его сторонники, в числе которых были глава ближневосточного департамента Государственного департамента Дж. Льюис Джоунс, а также глава департамента Южной Азии Л. Меткалф, направили госсекретарю Дину Ачесону записку следующего содержания: «Государственный департамент считает одним из главных достижений Кемаля Ататюрка его концепцию секуляризированной внешней политики. Госдепартамент считает применение этого принципа в отношении Пакистана и Афганистана самым приемлемым вариантом ведения внешней политики»[39].

Один из основных вопросов, волновавших экспертов Государственного департамента, заключался в том, каковы взаимоотношения ислама и коммунизма, а также ислама и национализма. Логика анализа говорила экспертам, что ислам и коммунизм вряд ли могут образовать какой-либо прочный союз; слияние ислама и национализма в Госдепартаменте представлялось гораздо более опасным, что, впрочем, не мешало США выдвигать в качестве основной угрозы своим интересам на Ближнем Востоке проникновение коммунизма.

Однако ситуация стремительно менялась с возвышением в Египте Г. А. Насера, набиравшего вес в глазах арабского мира как панарабистского лидера, националиста и нейтралиста. Надежда «увидеть нового Ататюрка», которая возлагалась на Насера в Вашингтоне, быстро развеялась уже в течение 1952–1955 гг.[40]

В мае 1959 г. эксперты Госдепартамента признали, что ислам перестал быть фактором, оказывающим значительное влияние на политические процессы на Ближнем Востоке, что в условиях 1950-х гг. ислам фактически изжил себя как одна из движущих сил в регионе[41].

Новые мировые национально-освободительные явления ставили под угрозу британские интересы в нефтеносных районах Ближнего Востока. Не имея соответствующих сил по удержанию под контролем ситуации на Ближнем Востоке, в британских политических кругах все чаще говорили о необходимости более действенного вовлечения США в политические процессы в арабском мире Ближнего Востока.

Исходя из тактических расчетов о советском сухопутном вторжении на периферию Ближневосточного региона, британский Генштаб разработал план, согласно которому «кризисная дуга» обороны Ближнего Востока проходила по территории так называемого Большого кольца обороны, включавшего территорию юго-востока Турции, горы Загроса и порт Бандер-Аббас на юге Ирана. Однако сил армии Ее Величества было достаточно лишь для обороны «линии Рамаллы». Дабы компенсировать нехватку военных сил, британские стратеги предполагали привлечь части ВВС США для контроля над нефтеносными областями Персидского залива[42].

Реакция Вашингтона была весьма предсказуема, – и официальные, и военные круги отклонили планы по созданию линии военной обороны вдоль так называемой дуги кризиса. План de facto подразумевал решение английских тактических целей за счет американского военного присутствия. По мнению Вашингтона, опорой англо-американского присутствия в регионе должна была стать Турция, а не Египет, как это виделось в Лондоне; непосредственный военный контингент американские эксперты предлагали сформировать английской стороне из армий стран Британского Содружества[43].

Отвергнув конкретный план по построению оборонной модели на Ближнем Востоке, американская сторона ввиду событий в Корее не собиралась отвергать перспективу проникновения на Ближний Восток для защиты интересов «Свободного мира».

Объединенное командование начальников штабов разработало план (получивший название «Серп»), согласно которому к 1 июля 1954 г. на территории Евразии должна быть сформирована дуга обороны, проходящая по линии Осло – р. Рейн – Альпы – Адриатическое море – о. Крит – Турция – Персидский залив. На территории Ближнего Востока эта дуга совпадала с британским планом «Внешнего кольца обороны». Американские силы, по замыслу его создателей, не должны были участвовать в обороне этой линии. Тактические задачи предполагалось решать войскам Великобритании, Турции, Ирана, Ирака, а с момента «Д+3», т. е. с 1 октября 1954 г. оперативные возможности должны быть расширены за счет сил Австралии и Новой Зеландии[44].

Военный подход к решению проблемы безопасности на Ближнем Востоке к началу 1950-х гг. перестал быть всецело довлеющим. В Вашингтоне искали новые более тонкие подходы к «арабскому лабиринту». Становилось понятно, что военная мощь в чистом виде, без учета политической, культурно-религиозной, а зачастую и династической специфики не может дать адекватного результата.

Сторонником более тонкого подхода к политике США на Ближнем Востоке стал глава Ближневосточного и Африканского отдела Государственного департамента США Джордж Макги. Призывая к чуткости в отношении политической культуры стран Востока, Дж. Макги в то же время говорил и о тонкости в выборе регионального автохтонного партнера, что на деле означало невольную идеологизацию внешнеполитической линии в регионе.

Но в то же время сам Макги в публичных заявлениях прямо говорил о месте Ближнего Востока во внешнеполитической иерархии Вашингтона в начале 1950-х гг. На конференции глав дипломатических миссий США, состоявшейся в Стамбуле в середине февраля 1951 г, Макги заявил, что «Ближний Восток является, безусловно, второстепенным театром по сравнению с Европой», где США должны действовать «малыми силами, но суметь создать картину того, что США жизненно заинтересованы в Ближнем Востоке» и стремятся создать модель региональной безопасности на взаимовыгодных для всех региональных игроков условиях[45].

Однако активная дипломатическая манера госсекретаря США Джона Фостера Даллеса, получившая уже в скором времени название «пактомания», постепенно распространилась и на Ближний Восток[46].

Первой важной деталью, говорящей о большей зрелости американской политики в отношении региона, было то, что уже с 1951 г. официальная документация Государственного департамента США начала оперировать термином «Ближний Восток» вместо более обобщенного «Восточное Средиземноморье», а во внешнеполитическом анализе преобладал подход, развивающий проблемы региона в целом больше, нежели проблемы отдельно взятых государств Ближнего Востока. Вторая важная деталь заключалась в том, что Дж. Макги вслух говорил о Турции как о стране, «тяготеющей к арабскому Ближнему Востоку», а греко-турецкий барьер в Вашингтоне стали рассматривать как связующее звено между европейской структурой на базе НАТО и зарождавшейся моделью ближневосточной безопасности. Третья принципиальная черта заключалась в том, что в публичных речах Дж. Макги допускал и даже считал нужным начать активное проникновение США в регион.

Однако в начале 1950-х гг. было еще рано говорить о широкомасштабном проникновении США на Ближний Восток. госсекретарь США в администрации Трумэна Дин Ачесон не раз упоминал в служебной переписке, что «пока мы должны хорошо сыграть, дабы уверить ближневосточную элиту в серьезности своих намерений»[47].

Это мнение отражало реальное положение вещей. После арабо-израильской войны 1948 г. США не могли излишне активно действовать в арабской части Ближнего Востока, так как это могло вызвать недовольство одного из самых верных партнеров США в регионе – Израиля.

38

Ibid. P. 69.



39

Ibid. P. 78.

40

Jacobs Matthew F. The Perils and Promise of Islam: The United States and the Muslim Middle East in the Early Cold War // Diplomatic History. Vol. 30, Number 4, September 2006. P. 733.

41

Digest of Discussion, Sixth Meeting of the Discussion Group on the Middle East and Modern Islam, 18 May, 1959. P. 2.

42

Ovendale R. British defense policy since 1945, Manchester-New York, 1994. (Documents and contemporary history). P. 193–196.

43

Ibid. P. 217–21.

44

Эта инициатива коррелировала с процессом создания Манильского пакта, подписанного в сентябре 1954 г.

45

Toru Onozawa Formation of American Regional Policy for the Middle East, 1950–1952: The Middle East Command. Concept and Legacy // Diplomatic History Vol. 29, N 1, Jan.2005. P. 125.

46

Gaddis John Lewis Strategies of containment, Oxford, 2005 (1st edition 1982), P. 150–151.

47

Ibid. P. 126.