Страница 4 из 17
Первые несколько лет после событий 11 сентября были хорошим временем для того, чтобы работать в контрактных войсках, в военно-инженерной компании или на гигантской аэрокосмической фирме. Вьетнам отодвинулся куда-то очень далеко. Процветали «Блэкуотер», «Бектэл», «Халлибартон», KBR[11]и подобные им; прибыльность в одном только глобальном аэрокосмическом и оборонном секторе выросла почти на 90 % при 60 % роста глобальных инвестиций. Одно упоминание слов «терроризм» или «национальная безопасность» тут же объединяло либеральных демократов и консервативных республиканцев.
С окончанием холодной войны аэрокосмической промышленности пришлось пройти полосу резких сокращений и консолидации. На день избрания Рейгана президентом в стране функционировало семьдесят пять аэрокосмических компаний; к моменту падения Берлинской стены слияния и поглощения оставили от них шестьдесят одну, и, наконец, когда башни-близнецы рухнули и превратились в тучу едкой пыли, в отрасли насчитывалось всего пять титанов: Lockheed Martin, Boeing, Raytheon, Northrop Grumman и General Dynamics. В течение десятилетия около 600 000 ученых и техников потеряли работу; утраты в опыте и интеллектуальном капитале не поддаются подсчету.
Терроризм пришел на помощь – если не американским научно-техническим работникам, то уж, конечно, американским промышленникам. В этом большую роль сыграл и вышедший в 2001 году окончательный отчет Комиссии по оценке национальной безопасности США в космическом пространстве, лучше известной как Космическая комиссия Рамсфелда, по имени ее агрессивно настроенного председателя – при президенте Джордже У. Буше он занял пост министра обороны. В этом докладе указываются примеры уязвимых мест в национальной обороне и враждебных действий против США; он призывает к проведению политики устрашения, к реализации прорывных технологий, к доминированию в космосе, к привлечению частных промышленных предприятий, к предотвращению «космического Пёрл-Харбора» (постоянно повторяющийся в докладе оборот). Документ требует «демонстрации военной мощи на всех трех направлениях, «космос – Земля», «Земля – космос» и «космос – космос», с целью обеспечения положения Соединенных Штатов как «ведущей космической державы мира». Он декларирует, что Америка должна быть способной «защитить свои космические системы от агрессивных действий и нейтрализовать враждебное США использование космического пространства». В общем, в докладе намечена грандиозная и ничем не ограниченная программа действий[12]. Он был опубликован ровно за восемь месяцев до событий 11 сентября; слово «терроризм» повторяется в нем многократно, хоть Усама бен Ладен упоминается всего однажды. Можно сказать, что уровень опасности на его страницах устойчиво остается красно-оранжевым.
Одним из краеугольных камней рамсфелдовской системы космической безопасности была противоракетная оборона: та самая, вызывающая большие сомнения технология перехвата баллистических ракет, разработка которой анонсирована в 1983 году Рональдом Рейганом в качестве первоочередной цели. Эту концепцию сразу же прозвали «Звездными войнами». В рамках бюджета 2001–2004 годов – первого президентского срока Джорджа Буша – сумма контрактов на противоракетную оборону у «Боинга» удвоилась, у Lockheed Martin более чем удвоилась, у «Рэйтеона» почти утроилась, у Northrop Grumman упятерилась. Если вспомнить, что в тот же период вклады аэрокосмических компаний в избирательные кампании обеих партий исчислялись десятками тысяч долларов, миллиардные суммы многолетних контрактов корпораций в области противоракетной обороны выглядят более чем достойной прибылью на скромные инвестиции![13]Бюджет Министерства обороны на программу «Звездных войн», составлявший 5.8 миллиарда долларов в 2001 году, в 2004-м достиг 9.1 миллиарда. Еще в самом начале своего срока полномочий администрация Буша вышла из Договора о противоракетной обороне 1972 года, сумев, таким образом, избежать международных ограничений на испытания космических ракетных технологий и позволив вновь переименованному Агентству по противоракетной обороне выполнить возложенную на него задачу.
Рост общих военных расходов в 2001–2004 годах был столь же впечатляющим, как и рост расходов на программу «Звездных войн». Формальные бюджетные полномочия для оборонных расходов – квота, выделенная Министерству обороны, Министерству энергетики, NASA и другим агентствам на подписание новых контрактов и размещение новых заказов, – выросли с 329 миллиардов долларов в 2001 году до 491 миллиарда в 2004-м. Тем временем предельная сумма кредитов на американские военные расходы с учетом предварительно утвержденных платежей стремилась к цифре в триллион долларов в год, не считая таких дополнительных расходов, как неофициально раздаваемые в Багдаде упакованные в пленку миллиардные пачки купюр[14]. Действительно ли эти расходы усилили национальную безопасность Соединенных Штатов, остается спорным вопросом.
Люди, занимающиеся политикой – и безопасностью, – редко оказываются согласны друг с другом в том, что составляет основное содержание понятия безопасности: национальной, глобальной или иной. Возьмем, например, формулировку программы центристской некоммерческой и внепартийной организации American Security Project:
Давно прошли времена, когда уровень национальной безопасности можно было измерить количеством бомбардировщиков и броненосцев. Настала новая эпоха, когда безопасность требует эксплуатации всех сильных сторон Америки: силы нашей дипломатии, нашей военной мощи, энергии и конкурентоспособности нашей экономики и могущества наших идеалов.
Под другим углом рассматривает это понятие левоцентристский Американский союз гражданских свобод (ACLU) в своем документе National Security Project:
Наша Конституция, законы и ценности – вот фундамент нашей силы и безопасности. Однако после террористических атак 11 сентября 2001 года наше правительство систематически прибегает к таким мерам, как пытки, санкционированная ликвидация отдельных личностей, массовое прослушивание телефонных переговоров и других каналов связи, дискриминация по религиозному признаку Это нарушило наше законодательство, привело к разложению многих наших базовых ценностей и сделало нас менее свободными и защищенными <…> Мы добиваемся того, чтобы правительство США отказалось от политического и практического санкционирования методов, которые нарушают нормы правосудия, поощряют дискриминацию и превращают любого в подозреваемого. Мы также добиваемся прозрачности в расследовании злоупотреблений, совершенных во имя интересов нашей национальной безопасности, и восстановления прав жертв этих злоупотреблений. Только таким путем можно вернуть моральный авторитет Америки и доверие к ней как внутри страны, так и вне её.
На домашней странице Федерального Агентства национальной безопасности красуется его девиз: «Защитим нашу страну. Обеспечим ее будущее». Но программное кредо этой правительственной организации в эру Трампа сформулировано скорее на военном жаргоне, чем на языке политической философии:
Агентство национальной безопасности – Центральная служба безопасности производит по заданию Правительства США кодирование и шифрование продуктов и услуг как ведомства радиоразведки, так и управления информационного обеспечения, а также осуществляет компьютерно-сетевые операции в целях достижения информационного превосходства в интересах государства и наших союзников при любых обстоятельствах.
Вышедший из недр Агентства национальной безопасности его самый известный разоблачитель Эдвард Сноуден гораздо ближе к точке зрения Союза гражданских свобод, чем к позиции своих бывших работодателей. Главным для него является не национальная безопасность, в нанесении непоправимого вреда которой его быстро и широковещательно обвинили, а интересы общества – не свобода правительства осуществлять массовую и всеобъемлющую слежку за гражданами во имя мнимой «государственной безопасности», но право граждан знать, обсуждать, понимать и лишь после этого осознанно принимать действия органов власти[15].
11
Blackwater – частная американская военная компания, охранное предприятие, теперь Academi; Bechtel – крупнейшая строительная компания и четвертая крупнейшая частная компания в США; Halliburton – транснациональная корпорация, одна из крупнейших в мире компаний, оказывающих сервисные услуги в нефте- и газодобывающей отрасли; KBR – инженерно-строительная и сервисная компания, один из ведущих поставщиков армии и министерства обороны США. – Прим. перев.
12
Выражение «космический Пёрл-Харбор» используется в докладе семь раз. Оно повторяет появившуюся в 1950-е годы «страшилку» про «ядерный Пёрл-Харбор».
13
Выделив в 2001–2006 годах на избирательные кампании всего 30 конгрессменов, в основном членов Комитета по делам вооруженных сил или Подкомитета палаты представителей по военным ассигнованиям, в общей сложности немногим более 4 миллионов долларов, противоракетная индустрия обеспечила себе сильную поддержку в Конгрессе. Реформаторы системы финансирования избирательных кампаний считают, что эти вложения окупились с лихвой: потратив на выборы 4 миллиона долларов, противоракетная отрасль получила 50 миллиардов долларов в виде затрат на приобретения, что означает прибыль в 12 500 %.
За 2004 год США потратили на восстановительные работы в Ираке 6,8 миллиарда долларов; за 2009-й – 44,6 миллиарда.
14
В июле 2014 года National Security Project представлял себя в высокопарных выражениях: «Наш путь – решительный отказ от политики и практики, разрушающей главный источник нашей силы: нашу Конституцию и выраженную в ней приверженность власти закона. Свобода и безопасность – не взаимоисключающие конкурирующие понятия; наши свободы являются главной основой нашей силы и безопасности». В апреле 2017 года заново оформленная веб-страница National Security Project зазвучала вполне буднично: «АСШ и его National Security Project добиваются того, чтобы политика и практика обеспечения национальной безопасности США соответствовала Конституции, гражданским свободам и правам человека».
15
После длившейся семь месяцев серии разоблачений Сноудена и выдвигавшихся против него обвинений одна из крупнейших американских газет «Нью-Йорк Таймс» заявила: «Визгливая команда критиков м-ра Сноудена обвиняет его в том, что он причинил огромный ущерб разведывательным операциям Соединенных Штатов, но никто из них не привел ни малейших доказательств, что его разоблачения действительно повредили безопасности страны» («Нью-Йорк Таймс» от 1 января 2014 года). В интервью, опубликованном в октябре 2014 года в «Нейшн», Сноуден сказал, что некоторые фразы, которые пресса повторяет «как попугай», предназначены для того, чтобы «спровоцировать определенный эмоциональный отклик – например, выражение “национальная безопасность”». <… > Но то, чем повторяющие это выражение люди в действительности озабочены, не является национальной безопасностью – это государственная безопасность, нечто принципиально иное. В Соединенных Штатах не любят выражения «государственная безопасность» – оно напоминает нам обо всяких «плохих» режимах. Тем не менее это очень важное понятие: ведь когда официальные лица говорят о ней по телевизору, они не говорят о том, что важно для вас, для бизнеса, для общества, – они говорят только о защите и сохранении национальной государственной системы.