Новое начало

Остальная часть недели прошла так же. Утром я находила небольшие сюрпризы на коврике, моя машина была почищена, а Каден приносил десерты мне и моим друзьям. Вечером он звонил и спрашивал, как мои дела и как прошел мой день. Он сдержал свое обещание и заставлял меня улыбаться каждый день.

Он не целовал меня и не прикасался ко мне интимно, что уже после второго дня начало приводить меня в бешенство. Мне так не хватало его близости, но ведь я сама попросила о времени. Я все еще была уверена, что нам не нужно торопить события, но каждый его жест был настолько наполнен любовью, что я уже не знала, куда деваться со своими чувствами. Всякий раз, когда он уходил после коротких визитов во время перерывов, мне приходилось сдерживать себя, чтобы не последовать за ним.

Когда в четверг я вернулась домой, то снова обнаружила посылку на коврике. Коробка была большой и тяжелой, и я с трудом подняла ее на стол в гостиной.

Я небрежно сбросила куртку и шарф в коридоре, затем потянулась к посылке, пальцы покалывало от предвкушения. Мне так хотелось посмотреть, что Каден придумал на этот раз.

И я не была разочарована. Мои поспешные движения замедлились, когда я поняла, что внутри. Очень осторожно протянула руку и откинула кусочки пенопласта в сторону.

Это были фоторамки. Фоторамки разных размеров и цветов, с разноцветными узорами и из разных материалов. Но не рамки были самыми прекрасными, а фотографии в них.

Было несколько маленьких рамок с селфи, которые я сделала с Доун, также фото Доун, Скотта и меня. На одном я засунула язык Скотту в ухо, а Доун широко раздвинула двумя пальцами рот и прищурилась. Скотт сделал такое восторженное лицо, будто мой язык в его ухе — чистейшее блаженство. Это было самое сумасшедшее фото, которое мы когда-либо делали, и одного взгляда было достаточно, чтобы заставить меня засмеяться.

Еще были три рамки среднего размера. На первой была черно-белая фотография Кадена, Спенсера и меня, которую сделала Моника. Я лежала на спине, моя голова свисала с края дивана, а ноги были подняты. Что я тогда делала, не помню, но, хоть мое положение было не совсем удобным, я выглядела довольно счастливой. Каден с другой стороны дивана смотрел на меня с приподнятыми бровями и скрещенными на груди руками, в то время как Спенсер улыбался в камеру, и, казалось, был единственным, кто знал, что нас снимают.

На второй фотографии были Каден и я. Не знаю, кто ее сделал, но я высунула язык, и Каден засмеялся. Фотограф вовремя спустил затвор. С трепетным покалыванием в животе я рассматривала морщинки вокруг глаз Кадена.

В третьей рамке была фотография, которую мы с Каденом сделали в Портленде. Каждый из нас держал перед собой обложку виниловой пластинки, создавая иллюзию, что лицо на обложке наше. Я вспомнила, как мы смеялись за этими пластинками. Мне бы хотелось запомнить тот день навсегда. Я осторожно провела пальцами по фотографии.

Затем достала самую большую рамку из коробки. Она была массивной и тяжелой, я перевернула ее и положила на колени. Затаив дыхание, я рассматривала фото.

Меня запечатлели чуть сзади и сбоку, когда я сидела на нашей смотровой площадке и смотрела вниз на долину. Ветер откинул волосы в сторону, а небо на заднем плане являло смесь красного, фиолетового и оранжевого. Я откинулась на руки, поза была расслабленной и создавала впечатление освобождения.

Каден отредактировал фото, усилив насыщенность цветов, по крайней мере, на мне. Потому что я была в серой толстовке, но мой силуэт отчетливо выделялся на размытом фоне.

Прямо надо мной извилистыми буквами было написано слово.

Свобода.

У меня перехватило дыхание. Каден понимал, что я чувствовала, каждый раз оказываясь на горе, и запечатлел на фотографии. А я даже не заметила. Должно быть, он знал, как много значили для меня эти мгновения.

Этот подарок был настолько невероятно внимательным и продуманным, милым и замечательным, что я не могла не пересмотреть все фотографии еще раз. Я погладила одиночные рамки, и мне захотелось тут же развесить их.

Но сначала хотела позвонить Кадену. Поэтому инстинктивно потянулась за мобильным и набрала номер.

— Пузырек.

Мне нравилось, когда он меня так называл. Хотя это прозвище было совершенно глупым, оно заставляло меня улыбаться каждый раз и вызывало трепет в животе.

— Спасибо за фотографии. Они прекрасны. — Мой голос звучал именно так, как я себя чувствовала. Растроганно. Взволнованно. Счастливо.

— Ты плачешь, — сказал Каден, и я поняла, что он улыбается. — Но я хотел заставить тебя улыбаться. Это плохой или хороший знак?

Теперь рассмеялась я.

— Сто процентов хороший. Но ты ведь не мог подарить мне столько рамок и позволить самой выполнить всю работу. Что думаешь?

Я услышала шорох, затем что-то шумно грохнулось, и Каден громко выругался.

— Я так быстро встал, что споткнулся.

Смеясь, я вытерла влажные уголки глаз.

— Мне здесь больно, а ты смеешься, — проворчал Каден, но я слышала, что он рад моему смеху. — Я буду у тебя через десять минут?

Прозвучало как вопрос, и я несколько раз кивнула, пока не поняла, что он меня не видит.

— С нетерпением буду ждать встречи с тобой, — от всего сердца ответила я.

Когда зазвонил звонок, мне пришлось взять себя в руки, чтобы не помчаться к двери. Но я все равно была запыхавшейся, когда открывала ее.

Каден криво улыбнулся и поднял свой ящик с инструментами. Он прошел мимо меня прямо в гостиную и тут же обернулся вокруг.

— Итак, — начал он, — где сделаем фотостену?

Я медленно последовала за ним.

На самом деле, мне хотелось наброситься на него, затащить в свою спальню и целовать, пока не закончится воздух.

— Пузырек?

Его низкий голос прервал мои мысли, и я посмотрела на него, ощущая, как пылают мои щеки.

— Да?

— Ты не слушала?

— Прости.

— Как на счет этой? — повторил он вопрос и подошел к стене за диваном.

На этой стене я смогу видеть фотографии каждый день, как и мои друзья, когда придут ко мне. Но... что, если мой новый сосед или соседка почувствует себя обделенным? Ведь это будут фотографии только моего круга друзей.

— Я не знаю, — нерешительно ответила я. — Может быть, в спальне?

— Ты не хочешь вешать их в спальне, поэтому я не буду вешать их там, — твердо сказал Каден.

— Откуда ты знаешь?

— Я знаю тебя, — пробормотал он, доставая линейку из ящика с инструментами. Он рассчитал расстояния, измерив ширину и высоту стены. Затем обернулся и посмотрел на меня.

— Я бы сказал, что нужно повесить чуть выше. Иначе, когда ты захочешь прислониться головой к стене, то ударишься о них. Как думаешь?

Я кивнула несколько раз. Мне казалось это логичным.

— Ты уже знаешь, в каком порядке будешь их вешать?

Я посмотрела на фотографии и попыталась воспроизвести некоторые вариации в голове.

— Думаю, будет лучше врозь, а не упорядоченно в ряд.

Каден кивнул.

— Я хотел сказать, что ты можешь попробовать, пока я подберу подходящие гвозди.

Я последовала его предложению и разложила рамки с фотографиями на полу. Большая выделялась, поэтому она обязательно должна быть посредине. Я смешивала фото моих друзей с фото Кадена, Спенсера и себя, пока не нашла тот вариант, который мне понравился.

— Смотри, — сказала я Кадену.

Он встал позади меня и посмотрел через мое плечо на расположение фотографий.

— Круто. Но я сделаю расстояние между ними немного побольше, — размышлял он вслух. — Стена довольно широкая, не хочется, чтобы они смотрелись, словно их свалили в одну кучу.

— Я доверяю тебе. — Запрокинув голову назад, я посмотрела на него.

Секунду он выглядел озадаченно, но потом удовлетворенно улыбнулся мне. Затем сразу же принялся за работу. Забрался на диван и вбивал гвозди в стену, а я подавала соответствующую фотографию. Повесив вторую рамку, Каден использовал водяной уровень, чтобы проверить, ровно ли, потом попросил меня подержать недолго молоток, пока снимет свой вязаный свитер. Когда он стягивал его через голову, футболка, что была под свитером, задралась следом. При виде его оголившегося пресса мое тело окутал жар. Я прикусила щеку изнутри, чтобы удержаться и не потянуться к нему рукой. Но момент был упущен. Каден бросил свой свитер на диван, а я вернула ему молоток, чтобы он мог продолжить. Он сразу же забил следующий гвоздь. И тут его рукав немного соскользнул…