Недостреленный (АИ)

Я посмотрел на икон Нерукотворного Спаса справа на стене.

"Я непонятным образом перенёсся сюда в это время, выжил, обрёл своё место, любимую девушку, друзей. Слава Богу, конечно, что всё произошло именно так. Но что же дальше?"

"У меня появилась цель, большая цель, жить не просто для себя, а и для своей страны. Попытаться сделать принявший меня мир и жизнь людей в нём хоть немного лучше, насколько хватит моих сил и ума. Но сейчас всё может сорваться из-за этой красной армии!"

"Что же теперь, всё зря? Не успеть ничего сделать? Погибать?"

В этот момент священник с непокрытой седой головой прочёл:

— А́ще же сѣ́но се́лное, дне́сь су́ще и у́трѣ въ пе́щь вмета́емо, Бо́гъ та́ко одѣва́етъ, не мно́го ли па́че ва́съ, маловѣ́ри?

Мои мысли остановились, поражённые произошедшим совпадением, как полученным ответом, и приняли другое направление. А и вправду, есть народная поговорка "что ни делается, всё к лучшему". Откуда мы знаем, что на самом деле к лучшему? Может, меня убьют в ближайшей шальной перестрелке с очередной бандой, останься я в Москве? Или может все те "улучшения", что планировал никакой пользы не принесут, а только вред, откуда мне знать? Послезнание моё работает только в нетронутых изменениями областях, моделировать последствия трудно, а ошибиться легче лёгкого в бурлении событий Гражданской войны. Может, так и лучше. Надо, значит надо. Ничего не поделаешь, на фронт так на фронт. Мрачное смятение мыслей сменилось надеждой и небольшой уверенностью в будущем.

И ещё запоздало пришла мысль: "А Лизе-то как тяжело одной придётся. Из-за Ярославля только что вот она как испереживалась, а тут на войну. Надо что-то для неё придумать…"

Из раздумий меня вывел старческий голос:

— О чём задумался, воин?

Я оглянулся. Рядом стоял тот самый седой сухонький батюшка с бородкой, что вёл сегодня службу, которая незаметно для меня завершилась.

— На войну ухожу, — просто сказал я.

— На Дон идёшь? — кротко поинтересовался священник, печально глядя на меня выцветшими от возраста глазами.

— Нет, — мотнул я головой, — в Красную Армию мобилизуют.

Старичок помолчал, склонив голову, вздохнул, а потом произнёс:

— Иоанн Креститель говорил приходящим к нему воинам: "Никого не обижайте, не клевещите и довольствуйтесь своим жалованьем". Иди, воин, выполняй долг свой и уклоняйся от зла. Да спасёт тебя Господь.

С этими словами он перекрестил меня и повернувшись медленно направился к выходу.

Вечером мы с Пашей и Ваней завалились к нам. Ваня заговорщицки улыбаясь извлёк из подмышки бушлата зелёную четырёхгранную бутылку с коротким горлом:

— Вот, полуштоф добыл, — с гордостью произнёс он, — неполный, правда, — посокрушался Ваня. — По такому случаю, как поход на защиту нашей, ну и мировой тоже, революции.

Мы с Лизой выложили варёную картошку на всех нас четверых и по куску хлеба, Пашка развернул коричневую бумагу с солёной рыбой. Разлили по четырём мутноватым гранёным стаканчикам водку, взяли их в руки.

— За победу революции и за наше светлое будущее! — провозгласил тост Ваня, и мы выпили.

В нос шибануло запахом спирта, по пищеводу прокатилась горячая волна. Лиза, выпив, поморщилась и стала заедать горячей картошкой.

— Ну, по второй? — Ваня посмотрел на свет сквозь темно-зелёное стекло. Разлили остатки по стаканчикам.

— Чтобы вы вернулись живыми, — тихо произнесла тост Лиза. — И с победой.

Мы согласно кивнули, опрокинули емкости в горло и накинулись на еду. Завязалась беседа. Лиза сидела рядом со мной, вцепившись в мой локоть, как будто я собирался уходить прямо сейчас. От водки или от переживаний у неё в уголках глаз стала скапливаться влажность.

— Солнышко, дай-ка я музыку возьму, — осторожно высвободил я свою руку. Встал, прошёл к стене, где стоял футляр с баяном, вынул оттуда инструмент и вернулся к столу.

— Сыграешь? — обрадовался Пашка.

— Давай про море! Знаешь? — загорелся Ваня Гусь.

— Сначала песню для своей родимой, — отмёл я все предложения, глядя на Лизу. Моя девушка вопросительно посмотрела на меня, и я продолжил:

— Что-то ты загрустило, солнце моё. Так слушай! Эта песня для тебя.

Я раздвинул меха баяна, извлёк первые звуки и запел молодым хорошо звучащим голосом, куда лучшим того, что был в прошлой жизни:

Первый куплет пропел я старательно окая и округляя глаза. Слушая слова песни, печаль из лизиных глаз постепенно исчезала, оставляя место смешинкам. Наверное, она представляла, как я въеду на коне в милицию или в нашу комнату, а может вообразила мою неуклюжую посадку на лошади — я как-то признался ей, что не умею ездить на лошадях, и буду на них как собака на заборе.

Следующий куплет я спел уже не дурачась, а вполне серьёзно:

В лизиных глазах зажглась надежда, и она поверила, что так и будет, я вернусь, и ничего плохого не случится.

Третий куплет вышел у меня со всем моим чувством:

Лиза смотрела на меня сияющими глазами, из которых исчезли подавленность и страх неизвестности. Эх, товарищи Долматовский и Богословский, у меня нет слов, как я вам благодарен!

Пашка мечтательно произнёс:

— А я вот тоже хочу победить эту, гидру, этой самой контрреволюции, вернуться и тоже встретить свою девушку. И жениться, понятно, вас всех на свадьбу позвать.

— Э, брат, сначала я! — смеясь возразил Ваня Гусь. — Моряки завсегда у барышень антирес вызывают поболее вас сухопутных.

— А и лады, мне не жалко, — не стал спорить Пашка. — Давай сперва ты всех на свадьбу зови, а потом вскорости и я.

На следующее утро в последний день нашей работы в милиции меня внезапно вызвал к себе Розенталь:

— Кузнецов, отправляйся в ЧК нашего района, там тобой товарищ Петерсонс интересуется. Останешься в его подчинении, сколько скажет.

— А как же мобилизация? — удивился я.

— В ЧК всё скажут. Всё, давай, двигай, — отмахнулся Розенталь, и мне ничего не оставалось как выйти из кабинета и отправиться в ЧК Городского района, сказав перед уходом об этом Никитину. Интересно, что в ЧК понадобилось?

К Петерсонсу меня пропустили без вопросов. Он, увидев меня в своём кабинете, на секунду наморщил лоб, припоминая, а потом поприветствовал:

— А, товарищ Кузнецов, заходи, заходи.

Я поздоровался, и он продолжил:

— До нас дошли сведения о твоих грамотных и находчивых действиях против белогвардейской сволочи в Ярославле.

— Ну так я не один там был, — возразил я, — с напарником, товарищем Никитиным.

— В телефонограмме больше про тебя сказано, — отметил чекист. — Ярославский военный комиссар очень тебя нахваливал. Такие люди в борьбе с контрреволюцией нам нужны.

— Милицию мобилизуют, — напомнил я. — Завтра в Красную армию уходим.

— Не вы одни, — сурово сказал Петерсонс. — Мы тоже совместно с латышскими стрелками формируем сводный отряд на очень важное для нашей Советской республики направление. Пойдёшь с ними. Розенталю я позвоню. Через два дня сбор, за неявку спросим по всей революционной строгости. Всё понятно?

22

https://texty-pesen.ru/lizaveta.html

https://www.youtube.com/watch?v=GoKJgIHLTsg

ИСТОРИЯ ПЕСНИ — "Ты ждёшь, Лизавета" https://www.youtube.com/watch?v=mOb9In_ruPI