Недостреленный (АИ)

Наутро мы с Лизой вышли как и всегда, вместе. Солнце уже взошло, и воздух пах весенней сыростью. Спешили редкие прохожие, прогрохотала по неровной улице проехавшая телега. Пару раз я подхватывал стоящую перед большой лужей Лизу и так, поддерживая её под попой в вертикальном положении, переносил на другую сторону, а она румянилась смущенной улыбкой и шептала: "Люди же смотрят…"

С утра был краткий разбор дел, после которого Розенталь посмотрел на меня и махнул головой в сторону кабинета:

— Кузнецов, зайди-ка ко мне.

"Вот сейчас и узнаю, что за вопросы," — подумал я.

В кабинете комиссар плотно закрыл за мной дверь и сел за свой стол:

— Садись, Кузнецов.

Я присел за стол с потёртым зелёным сукном на один из старых гостевых стульев в кабинете, где мы иногда сиживали, обсуждая сложные дела.

— Тут мне наше из нашей районной ЧК звонили, товарищ Петерсонс, — продолжил Розенталь. Я, не дрогнув ни мускулом на лице, внимательно посмотрел на него. "Всё-таки ЧК… — начал волноваться я. — Что они могли на меня нарыть?"

— Так вот, всё, что ты узнаешь, не должно попасть никому постороннему. Это является нашей революционной тайной, со всякими суровыми последствиями. Понял, Кузнецов? — строго посмотрел на меня Розенталь.

— Понял. Никому не говорить, — невозмутимо кивнул я, а сам, успокоившись, подумал: "Значит, не обо мне речь."

— Отправляйся в нашу ЧК по вот этому адресу… — Розенталь назвал улицу и дом. — Скажешь там, нужен товарищ Петерсонс. Поступишь временно в его распоряжение, на несколько дней. Из нашей уголовно-розыскной милиции можешь еще кого-то встретить — об этом не болтать. Всё вам скажут на месте. Ясно?

— Ясно, товарищ Розенталь, — ответил я. — Вопрос есть.

— Задавай.

— Если здесь спросят, там ребята из группы, куда я пропал, чем объяснять? — поинтересовался я.

— Скажешь, на разработку одного дела направили. Без подробностей. Всё у тебя?

— Всё, — быстро подумав, ответил я. — Могу идти?

— Сейчас тебе документ выпишу, — Розенталь набросал несколько слов на четвертинке листа, подписался и вручил мне. — Иди. Как товарищ Петерсонс вас всех отпустит, так вернётесь, — Комиссар милиции поднялся из-за стола.

— Понял, — я тоже встал и вышел из кабинета.

Пошел в канцелярский отдел, открыл дверь и заглянул внутрь. Лиза подняла голову от работы, увидела меня, улыбнулась. У меня тоже почему-то потеплело на душе. Глазами попросил её выйти ко мне в коридор:

— Лиз, меня Розенталь направил на одно задание, могу задержаться. Не знаю, как вырвусь. Если ночевать не приду, не волнуйся…

— Хорошо, постараюсь… — встревоженно посмотрела на меня девушка. — Всё равно буду переживать… Сашенька, это не опасно?

— Я буду осторожным, ты же знаешь, — ободряюще улыбнулся я. — Да и задание не тяжелое. Рассказать не могу, ты же понимаешь?… — сделал я очень важное лицо.

— Да, да, понимаю, — покивала Лиза и прыснула от смеха.

— Ну вот. Всё будет хорошо, — обнял я девушку и коснулся губами её виска. — Ты самая красивая…

Лиза молчала и счастливо улыбалась мне в ответ.

— Ну, мне пора. До скорой встречи! — я отошел на шаг, не отрывая от неё взгляда, потом развернулся и пошёл к выходу. У двери наружу я развернулся, Лиза еще стояла и смотрела мне вслед, и я, задержавшись на пару секунд, снял папаху, поднял её и помахал. Лиза несмело покачала ладошкой в ответ…

После переезда всех центральных советских учреждений в Москву ВЧК тоже переехала в новую столицу. При этом по всему городу оставалось еще деление местных чрезвычайных комиссий по районам, и они, кажется, будут работать параллельно с ВЧК еще больше года. Наш район назвался просто и незамысловато — Городской. Он занимал весь центр Москвы к северу от кремлевской набережной, всё Бульварное кольцо вплоть до Садового. Улицу, где находится ЧК Городского района, я знал, и дом с нужным номером отыскал быстро.

Сразу за двустворчатыми входными дверями районного логова кровавой гебни стоял усатый часовой невысокого роста, в черном пальто и кепке. Рукой с въевшимися в кожу маслом и сажей он держал стоящую у ноги винтовку с примкнутым штыком, и острие штыка возвышалось над его широкой кепкой. Зачем в таком узком проходе часовой с винтовкой да еще со штыком, я не понял, винтовка здесь могла пригодиться только в качестве шлагбаума.

— К кому идёте? — спросил рабочий с неожиданным для его роста басом.

— Мне нужен товарищ Петерсонс, — сказал я. — Вот направление от товарища Розенталя, — я протянул часовому бумагу от комиссара милиции.

— Товарищ Синцов, тута товарищ из милиции к товарищу Петерсонсу, — крикнул часовой в сторону. Из боковой дверки в помещение, бывшее раньше чуланом, а ныне служившее караулкой, выглянул коренастый матрос. Он по-морскому, широко расставляя ноги, подошел к нам, прочел документ, вернул его мне и мотнул головой:

— Ну пошли, что ли, покажу.

Мы поднялись по лестнице на второй этаж и немного прошли по коридору. Остановившись у одной из дверей, матрос постучал, приоткрыл дверь, сунул голову внутрь и сказал:

— Товарищ Петерсонс, тут ещё товарищ из милиции.

— Пусть заходит, — раздался голос из кабинета.

Матрос посторонился, пропуская меня в помещение и закрывая за мной дверь. У дальней стены стоял уже привычный мне в этом времени канцелярский стол с зеленым сукном, за ним сидел Петерсонс, запомнившийся мне в день ограбления Софьи Александровны. На стульях вдоль стен сидели больше двух десятков человек, среди которых я увидел и три лица, знакомых по уголовно-розыскной милиции.

— Здравствовать всем! — произнес я присутствующим. — Товарищ Петерсонс, я от товарища Розенталя, фамилия Кузнецов, — подошел я к столу и протянул рукописный документ.

Петерсонс мельком взглянул на листок, и кивнул:

— Я вас помню. Обезвредили грабителей-анархистов с поддельным мандатом ЧК.

— Да. Точно, — подтвердил я. Мои знакомые из милиции удивлённо переглянулись, видимо, эта история не просочилась в коллектив, а я помалкивал.

— Присядьте на свободный стул, товарищ Кузнецов, — указал мне Петерсонс в сторону стены и обратился ко всем. — Объясню, товарищи, зачем мы вас собрали. В Москве назрела опасная ситуация. Группы анархистов, контролируемых МФАГ и независимых, сращиваются с уголовной средой, проводят грабежи населения, захватывают особняки в ключевых местах города, накапливают оружие и продовольствие. По некоторым данным, анархисты взаимодействуют с контрреволюционными эсеровскими и офицерскими организациями. Всероссийская чрезвычайная комиссия и лично товарищ Дзержинский решили покончить с анархо-бандитизмом и беспорядками. Чрезвычайной комиссии нашего Городского района поставлена задача штурма захваченных анархистами на нашей территории особняков на Малой Дмитровке. Это "Дом анархии" под номером шесть и особняк под номером шестнадцать. Вы признаны надёжными товарищами, имеющими опыт войны или вооруженных боёв и подпольной работы. Непосредственно перед штурмом нам будет придан отряд красноармейцев московского гарнизона. Ваши предложения, товарищи?

После утреннего разговора с Розенталем я находился в бодром настроении от известия, что ЧК не интересуется лично мной и моим прошлым, и наверное поэтому у меня сорвалось с языка:

— Надо бы рекогносцировку на местности провести, уточнить диспозицию, — блеснул я грамотными словами.

— Вот вы, товарищ Кузнецов, как человек военный… — обратился ко мне Петерсонс, а я вспомнил поговорку: "инициатива имеет инициатора", — и займётесь чуть позднее изучением местности и составлением диспозиции. С вами пойдёт товарищ Кравец, — темноволосый мужчина средних лет с жестким лицом утвердительно кивнул. — А сейчас обговорим действия при взятии особняков, учете и размещении задержанных анархистов…

После обсуждения мы с Кравецом отправились на Малую Дмитровку. Зашли сначала по адресу дом шестнадцать. Это оказалось небольшое одноэтажное здание с боковыми двухэтажными крыльями, окон было много, и расположены они были невысоко от земли. Пройдя мимо по улице, мы не заметили никаких признаков укрепления особняка. Дверь свободно открывалась редкими входящими и выходящими посетителями, часовых не наблюдалось, за окнами в комнатах здания виднелось совсем малое количество народу. Одно крыло здания, по всей видимости, совсем пустовало.