Недостреленный (АИ)

Выступили сразу же после речи комиссара. Направились, похоже, в сторону станции, по дороге нагнав еще одну военную часть, оказавшуюся, как понял по разговором однополчан, 2-м Волжским Крестьянским полком, шедшую в том же направлении. Так и есть, пришли к железнодорожным путям, где уже стоял состав и пыхтел разведёнными парами паровоз. На станции погрузились в товарные вагоны, паровоз дал свисток и состав тронулся.

Ехали мы не долго. Прокатив по железной дороге около часа, проехав одну станцию, и вскоре нас высадили в поле, где бойцы обоих полков спрыгивали из вагонов прямо на насыпь. Начали выгружать и раздавать патроны для винтовок. Пулемётов, к моему сожалению, не было. Паровоз свистнул и отправился назад толкать пустой состав в обратную дорогу. Наверное, дойдёт до ближайшей станции, где я, вроде, видел разъезд и разворотный треугольник для паровоза, и пойдёт далее прямым, передним ходом.

После высадки мы ещё прошагали более часа по неровным кочковатым полям и дошли до холмов, разделённых ложбиной. Вдалеке еле виднелся маленький купол сельской церквушки, и над ним возвышался едва видимый тонкий крест. Поперёк ложбины и по склонам холмов тянулись редкие неглубоко прорытые отрезки окопов. "Гражданских, наверное, пригоняли окопы рыть," — подумал я. Послышался приказ занять окопы и приготовиться к отражению возможной атаки неприятеля. Бойцы полезли в эти углубления, причем многие всем своим видом выражали недовольство.

Солнце поднялось высоко и даже в начале осени под его прямыми лучами было жарковато. Вода была не у всех. Я, к счастью, держал запас воды в солдатской, обтянутой сукном фляге, доставшейся мне по наследству от прежнего владельца тела, но так повело не всем. Кормёжки с утра тоже не было, сухари в вещмешке на днях кончились, так что и у меня настроение было не то, чтобы паршивое, но и не радостное, и ко всему прочему добавляло нервозности ожидание возможной атаки. "Ещё не известно, кому больше повезло — нам, или тем из полка, кто остался в подвале," — подумалось мне. Люди в окопах начали ворчать, особенно это касалось крестьянского состава полков. Наша часть полка под началом Никанорова мне показалась дисциплинированной ещё поболее прочих. Мы заняли отрезки окопов чуть поодаль, на краю, на подъёме высокого холма и приготовили к бою винтовки. Отсюда мне было заметно, что в середине занятой полками окопной цепочки в середине ложбины люди выбираются из окопов, начинают собираться в кучки и о чём-то толкуют между собой.

В это время вдалеке из-за холмов показались идущие в нашу сторону редкие цепи. Похоже, вот и казаки пожаловали. Вроде, поболее наших недоукомплектованных полков, но кажется не так чтобы очень сильно. И пехота, хоть в этом нам повезло. Против конницы у нас не было бы никаких шансов с такими нашими бойцами и без пулемёта.

В одном из скоплений людей у наших окопов выделился чернобородый человек в солдатских штанах и сапогах, но в пиджаке поверх косоворотки и в картузе. Он что-то возбуждённо говорил, размахивая руками и тыча рукой в сторону показавшихся цепей. Сборище столпившихся в одном месте бойцов росло, рядом с ним уже стоял наш комполка и громко спорил с собравшимися бойцами.

— Ну-тка, чтой-то там такое, — озабоченно проговорил Никаноров, вглядываясь в середину занятой полками обороны, приложив руку к козырьку кепки. Потом он огляделся, окинул взглядом свой отряд и остановился на мне:

— Товарищ Кузнецов, я пойду тудой гляну, командиру подмогну, чего-то там не в порядке. А вы тут все не оплошайте, ежели чё.

С этими словами Никаноров стал быстрым шагом спускаться со склона холма в сторону сборища. Я заметил спешившего с другого конца ложбины к толпе Сальского. Спор тем временем разгорался всё ожесточённей. Гнедин сорвался на крик и стал вытаскивать из кобуры наган. Чернобородый успел первым, наставив на Гнедина винтовку и выстрелив от пояса в упор. Комполка упал, а убивший его бородач оглядел стоящих вокруг, что-то крикнул и взмахнул рукой в сторону казаков. Толпа поддержала его криками, похожими на одобрение.

Стоявшая прежде на месте вокруг спора, толпа развернулась вслед за своим сиюминутным лидером и подалась в сторону подходящих казачьих цепей. К ним присоединялись ещё люди, кто-то выскакивал из окопов и спешил вслед за идущей толпой, словно боясь опоздать. Скопление идущих людей росло на глазах, и перешло на быстрый шаг, почти бег. Похоже, с линии обороны снялось больше половины состава обоих полков. Центр ложбины почти оголился.

Дезертиры передвигались большой толпой и небольшими кучками, кто повесив винтовки на плечи, кто держа их в руке, и что-то кричали. Бежавший вдоль линии окопов и не успевший к стычке Сальский размахивал наганом и несколько раз выстрелил в сторону удаляющийся толпы. Он что=то приказывал оставшимся в окопах бойцам, и, очевидно следуя приказам, те принимались стрелять в перебежчиков. Никаноров повернул к нам обратно, и вместе с ним до нас добежал и комиссар:

— Что молчим?! — запыхавшись крикнул он. — Стрелять в предателей революции! Огонь! Приказываю, стреляй по ним!

Бойцы нашего отряда приложили приклады к плечам и начали стрельбу. Перебежчики, горланя, размахивая руками и поднимая винтовки над головой, уже успели серьёзно сократить своё расстояние до первых казачьих цепей. И вдруг произошло то, что я, да и никто, наверное, никак не ожидал. Казаки в цепях останавливались и по неслышным нам здесь командам принялись стрелять по приближающимся перебежчикам, возможно, приняв их за атакующих красноармейцев. Толпа остановилась и ринулась было назад, но с тылу её встретила пальба из покинутых ими окопов. Люди заметались, не зная куда податься, всюду встречая пули. Возможно, не все из них были убиты или ранены, но за какое-то небольшое время на ногах из перебежчиков не осталось никого.[42]

Казаки продолжили движение, а на краю видимости появились новые цепи, и комиссар мрачно проговорил:

— Товарищ Никаноров, прими командование над остатками полка. Больше некому.

— Надо, значит, надо, Яков, — ответил Никаноров, — принимаю. За старшого оставляю за себя здесь… — он посмотрел на меня, — … Кузнецова. Давайте тут, не оплошайте…

— Сделаем, товарищ Никаноров, что сможем, сделаем, — просто произнёс я, вздохнув про себя.

Никаноров кивнул каким-то своим мыслям, Сальский взглянул на меня из-под нахмуренных бровей, но ничего не сказал, и они поспешили к небольшому числу оставшихся возле окопов бойцов полка.

Едва Никаноров с Сальским удалились, собравшиеся с нашей линии окопов и стоящие полукругом передо мной бойцы стали бросать на меня изучающие взгляды. Какой-то заросший рыжеватой щетиной мужик в крестьянской одёжке, посмотрев на меня с прищуром и с надрывом крикнул:

— А чегой-то я ентому подчиняться должон?! Кто он таков, а? Не знамо откель пришёл, не знаем мы его, — он оглядел бойцов, столпившихся вокруг, и обратился к ним. — Неужто мы сами тут не выберем себе по нраву командира, а, граждане?

В ответ ему было настороженное молчание вперемешку с неопределёнными возгласами. Кто-то протянул:

— Ну, оно, конешно, лучше бы свово выбрать. Но, опять же, сам товарищ Никаноров тово…

Я почувствовал, как у меня сама собой выпячивается вперёд челюсть, и из-под сведённых бровей оглядел собравшихся:

— Меня товарищ Никаноров сюда поставил, и перед ним всем — и вам, и мне — ответ держать. Но не о том вы сейчас шумите, товарищи! Другая у нас нынче задача…

Рыжеватый не унимался:

— Да что вы его слухаете, граждане! Он всех нас тут погубит! Казаки вона ужо где! — и он повернул голову в сторону наступающих казачьих разреженных рядов. — Бежать надоть! — рыжеватый повернулся и замахал руками в обратную сторону.

Люди, оглядываясь на приближающегося противника, стали переминаться с ноги на ногу. Я продолжил гнуть свою линию:

— Товарищи, надо организовать оборону и задержать белоказаков сколько сможем. Бежать нельзя! Дадим отпор и отступим в боевых порядках, без разброда. Поэтому, товарищи…

42

Похожий случай произошёл при обороне Царицына в реальной истории. — прим. автора.