Страница 5 из 33
Акоста вышел из машины и осмотрел расщелину между зданиями.
— Это здесь, Эскотт? — спросил он меня.
Я повернулся к нему. До этого момента смотрел только перед собой.
— Здесь, — подтвердил я.
Акоста толкнул меня локтем. Я вышел из машины и встал рядом. Вышли также и два агента. Один из них схватил меня за одну руку, Акоста взялся за вторую, показывая, что я становлюсь опасным преступником. Второй агент прикрывал нас с тыла. Остальные остались в машине. Так как мы не могли идти втроем в один ряд, то пошли боком.
Улочка казалась длиннющей, хотя после входа и расширялась на ладонь. Какое здесь было зловоние! Возле каждой двери висели фонарики. Они были сделаны из окрашенного стекла или бумаги и светили различными цветами: ярко-оранжевыми, желтыми и красными. Впрочем, «светили» — громко сказано. Это были тусклые пятна света, которые даже не рассеивали окружающую тьму.
Иногда перед нами возникали люди в черных одеждах и в сандалиях. Увидев нас, они вдавливались в подъезд, чтобы освободить путь, а потом стояли и пристально смотрели вслед. Некоторые пытались идти за нами, но замыкающий агент грубо гнал их прочь.
Один раз железная вывеска, выступающая над низкой дверью, сбила мне шляпу. Агент поднял ее и подал мне.
Наконец добрались до места назначения. Я узнал дверь, хоть и был здесь один раз. Она была немного больше других и более ярко освещена. Над ней висел бумажный прямоугольник, на котором золочеными буквами написано название лавки. С одной стороны надпись сделана китайскими иероглифами, с другой — по-испански. Хотя для меня это одно и то же.
Мы вошли в магазинчик. Внутри витал запах ладана, сандалового дерева и пыли.
Мы остановились резко, как поезд с тремя вагонами, едва не натолкнувшимися друг на друга.
Акоста грубо спросил:
— Это здесь, Эскотт?
— Да, — устало ответил я.
— И как вам, только сошедшим на берег, удалось отыскать столь удаленное от главных улиц место.
— Нас сюда затащил какой-то гид. Он долго надоедал, пока мы, в конце концов, не согласились, чтобы он привез нас сюда и отстал.
Я вспомнил, что Ева не хотела идти сюда. Это я дал согласие гиду.
«Нам надо держаться подальше от таких улочек», — выговаривала она мне. «Но весь город состоит из таких улочек, — успокаивал я девушку. — Давай посмотрим, куда нас приведет гид».
— Хм, — промычал Акоста. Это был его комментарий.
Магазинчик имел тот же вид, что и несколько часов назад. Только сейчас он казался немного погрустневшим.
Те же самые Будды из стеатита, выстроенные в один ряд. Те же резные шкатулки из тисового дерева, латунные урны, те же вещички из слоновой кости, китайские фонарики, висящие в рядок, каждый со своим девизом, обозначенным черным иероглифом. Тот же китаец с седыми усами, свешивающимися по краям рта на двадцать сантиметров. Он дремал в углу, где я увидел его в первый раз. На голове у него круглая шапочка из шелка, украшенная пуговицей. Ноги, обутые в домашние тапочки, спрятаны под табуреткой. Руки, скрещенные на животе, ходили вверх-вниз в такт дыханию.
— Эй, хозяин! — обратился к нему Акоста.
Две косые щелочки глаз приоткрылись на полном лице китайца. Более ничего не изменилось. Едва лишь можно было различить легкое мигание этих глаз.
— Да, сеньоры, — проговорил он певучим голосом и двинул рукавом, освобождая кисти рук, длинные и тощие, как лапы курицы. Сделал одной рукой круговой жест, как бы говоря: «Проходите. Если что-нибудь понравится, разбудите меня».
Но для Акосты этого было недостаточно. Ведь он представлял полицию.
— Встаньте! — приказал полицейский.
Китайцу понадобилось несколько движений, чтобы встать. Сначала он отцепил ноги от табуретки. (Я заметил, что его ноги были очень маленькие для толстяка.) Потом сдвинул живот, за ним последовали голова и руки.
Наконец китаец отделился от табуретки и встал. Двинулся вперед, дрожа, как масса желатина, и почтительно покачивая головой. Какой он был смешной, этот человек! Мне пришла в голову мысль, что китаец нарочито подчеркивает каждое свое движение.
— Вы Чин? — задал вопрос Акоста.
Китаец поклонился и радостно заулыбался. Указал пальцем на свою грудь.
— Да, Чин. К вашим услугам.
Значит, приставка «Тио» не составляла часть его китайского имени, догадался я. Потом, узнал, что «тио» по-испански звучит как «цио».
— Если вы собираетесь задавать вопросы, которые касаются меня, — вмешался я, — задавайте их на английском языке. Правда, он плохо говорит по-английски, но когда я был здесь впервые, как-то приспособился.
Торговец согласился, будто я сделал ему комплимент.
— Немножечко, — произнес он.
Ты ломаешь комедию — подумалось. Уж слишком церемонный, даже для китайца!
— Посмотрите на этого человека, — сказал ему Акоста.
Чин пристально посмотрел на меня сквозь косые щелочки глаз.
— Он заходил к вам несколько часов тому назад?
— Да, господин, заходил.
— Он купил что-нибудь?
— Да, господин, купил.
— Что?
— Господин купил кинжал.
Пока все шло хорошо. Он подтверждал мои слова.
— Опишите кинжал. Вы понимаете, что означает «описать» по-английски?
— О, конечно. Кинжал декоративный. Нож с рукояткой из нефрита. Чтобы резать, вскрывать письма. Чтобы вешать на стенку.
Китаец нежился в своих шутовских манерах.
— Опишите рукоятку ножа.
Вот мы и дошли. В конце концов, как и предвидел, мне не было скучно.
Тио Чин продолжал ломать комедию. Было впечатление, что он преследует свою цель, но я не понимал какую.
— Рукоятка из нефрита в виде обезьянки.
— Это мы знаем. Опишите обезьянку.
Китаец развел руками и закрыл ладонями глаза.
— Обезьянка, которая спрятала глаза. Так.
Ответ до меня дошел с небольшим запозданием. В этот день вообще мой ум работал как-то замедленно. Даже когда Ева умерла, я был последним, кто понял это. И теперь полицейские уже начали перемигиваться между собой и покачивать головами, как бы приговаривая: «Ну, что мы вам говорили?», а до меня только дошел смысл сказанного.
Вот так рассеялся последний лучик надежды. И вдруг меня прорвало:
— Ты сумасшедший! Что ты несешь? Что хочешь внушить, ты, мешок с картофелем? — Я попытался броситься на китайца, несмотря на двух кубинцев-полицейских, удерживающих меня. Толкнул столик из тика и опрокинул его. Латунные безделушки, падая, зловеще звякнули. — Я купил ту, которая затыкала уши! И ты это знаешь! Ты видел…
Полицейские заставили меня замолчать.
— Эй! Успокойтесь! — произнес Акоста, и я почувствовал в его голосе угрозу.
Одновременно один из агентов отводил мне руку за спину. Так им удалось меня успокоить.
Тио Чин любезно пожал плечами.
— Их было три. Первую купил господин. Другие еще здесь. Я могу показать.
— Бессовестный обманщик! — выкрикнул я.
Руку за спиной повернули на несколько градусов, будто она была ручкой от двери. Остаток оскорбления застрял у меня в горле.
Китаец, покачиваясь, приблизился к шкафу, передвинул пару панно и порылся внутри. Когда он повернулся к нам, в руке у него был сверток из шелка. Я узнал этот сверток, но не мог представить себе, как торговец собирается подтвердить сказанное. Судя по его словам, там должен лежать нож, который я унес с собой.
— Привезены из Гонконга, — сказал он. — Сначала в Панаму, потом сюда. Заказаны только три серии. Стоят очень дорого. Никогда не продать, никогда не спрашивать. У меня есть счета на товар. Показать вам? На испанском и китайском. Я могу доказать, что заказано только три серии. Показать счета потом.
Он развязал сверток и развернул его. Внутри было два параллельных ряда шелковых петель, сверху и снизу. В верхних петлях размещались рукоятки ножей, в нижних — их лезвия. Все рукоятки представляли собой скульптурки одних и тех же обезьянок, вырезанных из слоновой кости, эбенового дерева и нефрита. Один кинжал с рукояткой отсутствовал — в центре было пусто.