Дело Бутиных

Суды и пересуды с увертливыми законниками затянулись до 1894 года. Процесс был вчистую Бутиным выигран. И тут всемилостивейшие манифесты по случаю бракосочетания и коронации Николая II простили должникам их долги и освободили господ звонниковых от уголовной ответственности...

                                                                                                                                                          51

— Раз нам выпало встретиться, то пусть это будет мужской разговор. Без прямоты и открытости не получится.

— Это зависит не только от меня.

— Это зависит прежде всего от меня. По правилам рыцарства я должен бы дважды вызвать вас на дуэль. За два предательства.

— Даже если бы вы меня дважды убили, вы бы ничего не изменили и ничего не выиграли.

— Выигрыш, проигрыш! Или вы полагаете, что ваша смерть дала бы покой моей душе и моей памяти? Покой пришел бы, если бы вы оказались более метким стрелком, чем я.

— Это исключено. Вы таежник, опытный охотник, а я горожанин, пистолета в руках не держал.

— С трудом, но я дарую вам жизнь. Пусть эта жизнь будет вам наказанием. У вас хватит времени поразмыслить о таких понятиях как честь, преданность, совесть, благородство.

— Не собираюсь обелять себя. В ваших несчастьях — доля моей вины. Но не вся вина. Есть и ваша собственная. Бывают дурные поступки, вызванные необходимостью. Сделаешь по-иному — будет хуже.

— Кому — хуже?

— Если хотите — то всем.

— Философия, выгодная тем, кто поступает дурно. Не будем углубляться в общие темы. Вот прямой вопрос: верно или неверно, что вы были засланы ко мне Иваном Степановичем Хаминовым? И, работая у меня, оставались осведомителем. Попросту говоря, вели двойную игру.

— И верно и неверно. Надеюсь, что вы не обманывались насчет моей склонности к пестрым жилетам и модным галстукам? У меня не одно щегольство было в голове!

— Это не ответ. Я вам не пестрые жилеты ставлю в вину!

— Еще подростком, начиная у Хаминова, я выделял вас из числа других. Не улыбайтесь, в доме Хаминова тогда был культ Бутина: самый богатый, самый смелый, самый могущественный. Путешествие в Китай, поездка в Америку, прииски на Зее, пароходство на Амуре. У меня долго хранилась вырезка, где вы с проводником в тайге. Вид у вас всегда был впечатляющий: энергия походки, живость взгляда, решимость в словах, фрак или сюртук сидят, как на скульптуре. Возможно, от вас пошла моя страсть красиво одеваться.

— У нас в доме вы могли почерпнуть иные ценности. Духовного свойства. Вы все же избегаете ответить на вопрос.

— Нет, отвечаю, и со всей откровенностью! Затем меня не было несколько лет. Хаминов послал меня прослушать курс в университете. Вы же знаете: сыновей у него нет, терзался, куда денутся его миллионы, кто переймет дело. Он прочил за меня одну из дочек. Опять улыбаетесь! Не моя вина, что я обеим нравился, и Груше, и Луше. Когда моей бедной матери приспичило купить дом для себя, бабушки и сестры, он ссудил мне большую сумму на приобретение дома и на обзаведение. Вы тогда были на вершине, и Хаминов при вас партнером и другом. «Хотите, Ваня, к Бутину, в большую коммерцию?» Как не хотеть! Разве я не отвечаю на ваш вопрос?

— Это, сударь, половина ответа. Договаривайте до конца.

— Я тайных мыслей Хаминова не знал. Что ему нужен соглядатай. Он сам быстрее других засек, что ваша фирма дала трещину и что дело идет к краху. Ему надо было не опоздать, не упустить свои семьсот тысяч. Ждать или взять, — он все же долго колебался. Не скрою, сведения ему давал. Но ведь Иван Степанович как внушал: надо спасать Бутина, помочь фирме устоять. Я верил ему. Разве я не старался — и в Томске, и в Иркутске, и в Верхнеудинске! Осипов не раз хвалил меня за умелые уговоры кредиторов. Я-то был уверен, что вы непобедимы, как Геракл.

— А потом, разуверившись, вступили в борьбу против меня?

— Все было не так просто. Видя, что я не намерен сватать ни Грушу, ни Лушу, Хаминов попросил меня вернуть долг. У него в ту пору возникла мания, что все покушаются на его капитал. Вы уже были без денег, да и по многим причинам я бы не попросил их у вас. Меж тем господа Марьин, Пахолков, Зазубрин неожиданно предложили мне войти в новую администрацию: Звонников и Михельсон представляют интересы московских купцов, а вы, то есть я, будете защищать интересы иркутян. Марьин, не скрою, добавил: «Запомните, юноша, вы и за нас, но вы и за Бутина». В том смысле, чтобы не губить дела.

— Быстро вы забыли науку Марьина, усвоив науку Звонникова.

— Я был бессилен. И не мне было бороться со Звонниковым. Я могу только покляться: я получил лишь свои пять процентов плюс издержки в поездках.

— Сто тысяч или малость больше. А ведь, будучи зятем Хаминова, могли рассчитывать на пять миллионов капитала! Или вам нужны были скорые деньги? Я вижу, вторая часть разговора вас более затрудняет!

— Мне трудно собраться с мыслями. Я знаю, как вы ожесточены против меня.

— Неужели и тут у вас найдутся слова оправдания? Начать с того, что вы темной ночью выкрали мою жену?

— Но Зоя Глебовна не была вашей женой. И она не могла стать вашей женой. И ваша законная жена Марья Александровна никогда бы не согласилась расстаться с вами! Разве ложно то, что я говорю?

— Вы увезли мать моих детей. И отняли детей у меня. Как это назвать?

— Выслушайте меня. Тут было жестокое и непреднамеренное совпадение обстоятельств. Не вы ли заставили меня участвовать в свадьбе ее сестры в роли шафера? Даже в церкви я еще не имел представления, кто она для вас. Мы обменялись лишь взглядами, и этого оказалось довольно для моего сердца. Позже оказалось, что и для ее сердца. Ведь мы оба были молоды. А она потеряла веру в вас. Сближение произошло так быстро, так внезапно и для нее и для меня. Поймите, мудрый Бутин, это нельзя назвать кражей, и хотя мы причинили вам боль, но не считайте ни ее, ни меня низкими людьми.

— Она любила меня до вашего вторжения в нашу жизнь. Вы приложили усилия, чтобы оторвать ее от меня.

— Но еще до того, как мы узнали друг друга, вы сделали все, чтобы утратить ее! Она жила среди лесов и полей, а чувствовала себя птицей в тенетах. Иной раз она не видела вас месяцами. Юная женщина, лишенная общества, кроме сестры и детей, любящая людей, музыку, танцы. Своими рассказами о том мире, где вы сами бываете, вы только разжигали ее воображение, подчеркивали ее одиночество и скуку ее жизни. Было одно обстоятельство, говорящее о благородстве ее натуры. Когда она поняла, что вы на пути к разорению, она сочла себя и детей обузой для вас. Не будь меня, она все равно покинула бы вас. Чувство вины перед вами и чувство благодарности к вам живет в ней, хотя смею думать, что она счастлива со мной...

— Не много же осталось у нее для меня. Если от моих капиталов я кое-что сохранил в борьбе с известными вам лицами, то душевно разорен дотла... Вы, конечно, не сочтете нужным сказать, за какие горы и моря увезли ее.

— Нужно ли это? Мы обвенчаны. Она носит мою фамилию.

— А дети?

— Я им тоже дал свое имя. Но они знают, что я им не отец. Мы говорим о вас свободно при детях, и никогда плохо. Дочь вспоминает вас, как в тумане. А сын...

— Что сын? Договаривайте.

— А сыну, едва он повзрослеет, будет предоставлено право выбора. Он во всем слишком ваш. Он Бутин.

— Что ж, спасибо и на этом. Мне хочется верить, что сейчас вы говорили искренно. Вы довольно лукавили со мной. Я недаром звал вас, как и Хаминова, троянским конем. Мое горе остается со мной, как ваше счастье с вами. Я вас больше ни о чем не спрашиваю. Прощайте!

— Еще одно слово. Я прошу вас: не надо нас искать. Может быть, придет такое время, когда встреча не будет нам всем в тягость. Я хочу надеяться на это. А сын ваш вас найдет.

— Кажется, вы лучше, чем я вас расценивал, от этого ваш поступок еще хуже и отвратительней. Прощайте, троянский конь. Судьба вас накажет за содеянное...