Страница 8 из 12
Мальчишка никогда не слышал этой истории. И поэтому навострил уши, надеясь узнать, что же там произошло.
– Горожане ждут от меня защиты, – в голосе отца прозвучала досада, – я давно не принадлежу сам себе. Я и им принадлежу тоже.
Он отвернулся. Казалось, комендант уговаривает сам себя.
Но Копер не дал ему ускользнуть.
– Иоф не предупреждал, как высоко ты взлетел.
Дядя подтянул ногу, и отцу пришлось отодвинуться. Он поднялся и встал рядом. Молча смотрел, как постукивая пяткой, брат стаскивает развязанный ботинок.
– Вы неплохо тут спелись, да?
Грин увидел на лице дяди улыбку. У отца еще оставалась возможность уйти от разговора бескровно. Но он как будто не заметил вопроса.
– А я не знал, что ты жив. Этот… – он осекся, разглядев у дверей сына, – Иоф не сообщил мне.
Затем поспешно добавил, словно сказанное ранее ни на что и не влияло:
– Не важно. Это не позволяет тебе
– Ах, не позволяет?
Копер резко вскочил на ноги. Он схватился за пустой рукав и выдернул из-за пояса. Ткань закачалась как кусок бечевки.
– А, по-моему, я уже отработал издержки, – сказал он.
Сиюминутная вспышка, и тут же лицо разгладилось. Грин и не помнил, чтобы дядя злился дольше.
Изуродованным плечом он съехал вниз по стене и взялся за второй ботинок. Шнурки так и не давались. И в этот раз никто не спешил помочь. Копер попытался сладить с завязками, а потом с досады дернул за петлю, превратив в сложный узел.
Полковник остановился поодаль, переваривая сказанное.
Его глаза так и сверкали в полумраке, но больше он не наседал. И даже попытался подать напоследок руку.
– Если хочешь что-то сказать, говори сейчас, – предложил он.
Дядя расслабил петли на берце и стащил его с ноги, оставив узел на месте.
Вместо ответа он прошел прямо в телогрейке мимо ожидающего ответа брата. Только спросил со смешком:
– Где можно расквартироваться, товарищ полковник?
Грин видел оба поразительно похожих лица. Похожих как раз и упрямством.
Отец почувствовал его взгляд.
– Покажешь?
Он бросил взгляд на Грина.
И какой же усталый это был взгляд
#2
Большую часть времени дядя просиживал за запертыми дверьми. Мальчишке мало что удавалось вытянуть из него.
Они вместе завтракали, и Грин знал: как только дядя доест, он встанет из-за стола и снова запрется в комнате.
Мальчишка пытался за это короткое время вызнать как можно больше. А вскоре заметил, что хитрый дядька не просто уводит разговор в сторону. Он начинает расспрашивать в ответ.
Грину быстро наскучили разговоры, похожие на перестук мяча. И он понемногу отстал от калеки, восприняв тонкий намек.
Отныне Копер завтракал один. Лишь перекидывался парой фраз с проходящими мимо родителями. С матерью улыбался (что раздражало Грина не меньше); с братом – короткая пикировка и развод по углам.
Грин соглашался с отцом: дядя выглядел на кухне чересчур надменно в своём одиночестве. Но сердобольная мать внушила сыну чувство опеки.
Оно преследовало Грина, и мальчишка отчего-то чувствовал себя ответственным за судьбу калеки-дяди.
И тем пакостнее становилось внутри. А переломить ни себя, ни Копера он, конечно, не мог.
Поэтому в один из следующих дней ходил раздраженный. В доме бушевала гроза. Спозаранку мужчины особенно тесно сошлись, и искорки утренней сшибки разлетелись по квартире.
И тлели, тлели, тлели, ожидая нового часа.
Отец нарочно выходил по делам на кухню в надежде встретить брата, но младший хитрил и не показывал носа.
В итоге полковник попросил Грина поинтересоваться, всё ли в порядке у дяди.
С самого его возвращения мальчишка не пересекал порога дядиной комнаты. В глубине души он побаивался затворника.
Но накопленное раздражение требовало выхода. Напускная храбрость отлично подошла.
Грин постучал, но никто не откликнулся. Парень толкнул ручку двери: оказалось незаперто; и он проскользнул внутрь.
Несмотря на дневное время, в комнате стоял полумрак: шторы задернуты, из освещения только стенная лампа – да и та повернута плафоном к стене.
Копер сидел на кровати. Отсюда было видно только левую руку и спину. Грину сначала показалось, что дядя сидит в какой-то чудной майке в мелкую крапинку. Но приглядевшись, понял: оголенное тело мужчины покрывают мелкие шрамы.
В комнате странно пахло.
Смутная картинка забралась мальчишке в голову.
Он припомнил, как в детстве бабушка повела его на церковную службу. Совсем еще маленький, Грин не многое из неё вынес. Гудение в ногах от стояния на одном месте. Да странный запах, который одновременно просачивался в ноздри: было непонятно, что им пахнет – свечи, поповское кадило или сам священник. И проникал под самую кожу, что, казалось, даже мысли, блуждающие подле усталых ног, пахнут обязательно им же.
Запах в дядиной комнате наследовал тому забытому ощущению. Настолько, что заломило в коленях, и захотелось тотчас присесть.
Дядя сидел неподвижно и, по всей видимости, занимался больной рукой. Грин так и не научился называть его культю по-другому. Здоровый левый локоть ходил по кругу, Копер содрогался всем телом и выгибался, пытаясь нащупать раз и навсегда баланс для своего нового тела.
Грин оказался в полупозиции. Не ясно, что страшнее: продвигаться вперед или быть уличенным в отступлении.
– Дядя Копер, – окликнул он, чтобы избавиться от мук выбора.
Никакого ответа.
Мальчишка сделал шаг, приблизился почти вплотную. И снова позвал.
Дядя расслышал. Здоровая рука остановилась и опала к коленям. Дядя согнулся, буквально повис на собственном хребте. Мальчишка запаниковал и еще больше от этого расхрабрился. Потянулся к дядиному плечу. И ощутил разгоряченное, несмотря на стылую квартиру, тело. Оно казалось маленьким и круглым под детской рукой. Как горячая головешка, из которой пламя выскребло жизненный сок.
Дядя поднял опущенную к подбородку голову.
Дворовый пес, ищущий ласки.
И это короткое движение разозлило мальчишку.
Он не сумел простить дяде его жалкой позы. Словно застал за непристойным занятием. Отвел руку да так и застыл сверху.
Копер, не говоря ни слова, обернулся, и Грин вздохнул.
В ноздри лез поганый запах, и мальчишка выталкивал его легкими из себя.
А получился вздох разочарования.
На него уставился скругленный обрубок с глазком запекшейся крови.
Парень потерял самообладание и отшатнулся. Отступил на пару шагов назад, не помня себя и не зная, куда деться. Как выпутаться из этой комнаты.
Она сжалась вокруг, чтобы придвинуть носом к оголенной культе.
Мальчишка попытался объясниться, но изо рта выпадали разрозненные слова – папа, просил, узнать – и тут же падали перед ним на пол, никем не услышанные.
Пока в голове не зазвучал дядя:
– Грин, эй, Грин, ты как?
Спокойно, но не успокаивающе.
– Да не бойся ты, сейчас оденусь. Верещишь как девчонка. Тоже мне – сын полка.
Копер невесело усмехнулся.
Отворилась дверь и в комнату влетел отец.
Видно, Грин, и правда, успел вскрикнуть от неожиданности.
– Что у вас тут происходит? – вопрошал Ньют.
Грин выскользнул из комнаты и с жадностью вдыхал свежесть квартиры. Дверь захлопнулась. Мальчишка расслышал, как отец пеняет младшему брату за шторы, племянника и начатое с утра пораньше.
4. Джи приносит домой известия
#1
Когда Джи увидел пленных, первым делом он подумал о брате.
Ром отлеживался дома. Пик его болезни остался позади, но мальчишка оставался ещё очень слаб.
Куинджи остро чувствовал вину. Как только останавливался, она настигала и грызла. Минуты и часы напролет.
Вид марширующих пленных не оставил никаких сомнений: война пришла по-настоящему. Но вместо того, чтобы самому испугаться, ещё первее Куинджи подумал о том, что из-за него младший брат лежит на койке не в силах пошевелиться.