Прощальный фокус

– Выплыви, – просит она. Но Фан скользит вдоль дна. Делает круги. Глубина искажает пропорции его тела, и оно кажется длинным, призрачным. Фан не всплывает, потому что всплывать ему незачем. Все, что ему нужно, – это плыть, плыть. Сабина понимает, что Фан может не вынырнуть до вечера.

– Прости меня, – шепчет она. – Вернись!

Она ломает руки. Как же она устала! Как давно сон не приносит ей отдыха! Она все ждет и ждет, но с тем же успехом можно ждать на берегу рыбу. И в конце концов ничего не остается, как встать и уйти. Сабина идет к воротам, и уже у выхода из сада, вдруг вспомнив что-то, возвращается к бассейну.

– Фан, – говорит она, – а как насчет того, другого? Что ты собирался мне сказать?

Но тот все плавает и плавает, наворачивая круги. Наверное, даже и не слышит ее. Сабина знает, что, будь она на его месте, под водой, она бы ничего не слышала.

Когда раздался телефонный звонок, Сабина вскрикнула от неожиданности.

– Я жду вас уже полчаса, – заявил Роджер. – Как это понимать? Вы не приедете?

– Что?

– Сабина? Вы что, не совсем проснулись?

Она сглотнула комок в горле. Сердце билось часто, как у Кроля.

– Я забыла, – еле слышно проговорила она.

– Не надо никаких уборок, – сказал он. – Я уже еду.

Разобраться в переполнивших сознание обрывочных мыслях казалось совершенно невозможным. Сабина вязла в них, точно в какой-то чудовищной трясине. Она надела халат Парсифаля, несколько раз ополоснула холодной водой лицо и уже кончала чистить зубы, когда в дверь позвонили.

Хорошая ассистентка фокусника должна уметь отвлекать внимание зрителей, брать его на себя. И Сабина относилась к своим обязанностям серьезно. Даже к завтраку выходила с накрашенными губами. На ее запястьях неизменно красовались тяжелые браслеты, на ногах – вызывающие туфли с ремешками и на высоченных каблуках. Она умела собраться и быть во всеоружии. Так было раньше, будет и теперь, думала она, идя к двери.

– Я собиралась приехать, – сказала она.

Роджер чмокнул Сабину в щеку и заправил ей за ухо прядь волос.

– Там у них в заведении дресс-код, – сказал он. – Вас бы не пустили.

– Пойду кофе сварю. – Сабина шмыгнула на кухню. Роджер последовал за ней. Дом так и плавал в солнечных лучах, но даже самое яркое солнце в те дни не могло помешать Сабине погружаться в спячку.

Роджер оторопело глянул на прикрепленный к холодильнику снимок мозга.

– Это еще что за чертовщина?

– Это Парсифаль, – бросила она, занятая поисками фильтров.

Роджер сел за стол и зажег сигарету. Он был одним из немногих лос-анджелесских знакомых Сабины, еще не бросивших курить, и единственным, кто закуривал в чужом доме без разрешения. В другое время подобная неучтивость сильно бы ее задела.

– Что вам известно о родных Парсифаля? – спросил он.

Сабина пожала плечами и включила кофеварку.

– Известно, что жили они в Коннектикуте. Известно, что умерли. Известно, что настоящая фамилия Парсифаля – Петри. Если вы приехали сообщить мне, что за его деньгами охотятся какие-то нежданно объявившиеся кузены, то обещаю воспринять это известие хладнокровно.

Обрывки сна ускользали прочь. Фан. Бассейн. Хорошо бы извиниться и на минутку отойти – посидеть, подумать.

– Я всегда считал, что знаю Парсифаля достаточно хорошо. – Роджер стряхнул пепел в стоящий на столе горшочек с темно-лиловой фиалкой. – Но обнаружилось кое-что, о чем я понятия не имел. Как, думаю, не имели понятия и вы.

«Я тоже ничего не знал, – произнес Фан. – Вот что я хотел тебе сказать». Эти слова она помнила точно. Ожидая, пока сварится кофе, Сабина застыла между двух миров. И не желала ни спать, ни просыпаться.

– Итак, – сказал Роджер, сплетая пальцы шалашиком, точно член правления некой компании. – Дело заключается в следующем. – Он помолчал, выждав минуту, давая Сабине время хотя бы повернуться к нему лицом. Но поворачиваться она явно не собиралась, и Роджер продолжил: – Фамилия Парсифаля вовсе не Петри. Его звали Гай Феттерс. У Гая Феттерса в Небраске имеются мать и две сестры. Насколько я могу судить, отец тут вне игры – не то умер, не то пропадает неизвестно где. Сказать точно я не могу.

Сабина достала и поставила на стол две желтые чашки. Налила кофе. Как ей помнилось, ни молока, ни сахара в доме не было.

– Не может быть, – сказала она.

– Боюсь, что может.

– Двадцать два года мы были вместе. – Сабина села за стол, вытянула из пачки Роджера сигарету и зажгла. Самое время курнуть. – Так что, думаю, я знаю его лучше, чем знали вы. Двадцать два года совместной жизни со счетов не сбросишь.

– Ну, – задумчиво протянул Роджер, – возможно, данный случай представляет исключение.

Сигарета была отвратительной, но вкус ее Сабине нравился. Затянувшись, она выпустила струйку дыма в потолок. Был бассейн. В нем плавал Фан. Он сказал, что тоже ничего не знал об этом. Об этом? Сабина вскинула глаза на Роджера.

– Там, в его завещании, было письмо. Он хотел, чтобы я сообщил семье о его смерти. Он основал для них фонд – для матери и сестер. Но вы деньги не потеряете. Основная их часть – ваша.

– Деньги я не потеряю, – повторила Сабина. К ней перешли не только деньги Парсифаля, но и деньги Фана. Авторские права на бесчисленное количество компьютерных программ, на игру «Безделушка» – все это теперь принадлежало Сабине.

Роджер вдавил сигаретный окурок в мягкую черную землю у стебля фиалки.

– Должен сказать вам, что очень сожалею. Чертовски скверно с его стороны ничего вам не сказать. На все имеются свои причины, однако не думаю, что вам сейчас хочется в них копаться.

– Вы правы, – сказала Сабина.

– Ну а мое дело спросить вас, не хотите ли вы с ними связаться. Я, разумеется, и сам собираюсь это сделать, но вдруг вы желаете вступить с ними в контакт самолично.

Он ждал ее ответа. Но Сабине было трудно даже глаза держать открытыми.

– Можете все обдумать, – сказал Роджер, прикидывая, задержится ли в этом доме настолько, чтобы успеть выкурить еще одну сигарету. И пришел к выводу, что не задержится. – Позвоните мне завтра.

Сабина кивнула. Роджер вытащил из портфеля и положил на стол папку.

– Здесь имена, адреса, телефоны и копия просьбы Парсифаля. – Он встал. – Значит, позвоните.

– Позвоню.

Она не встала, чтобы проводить его, даже не предложила проводить, даже не заметила его замешательства. И окликнула, когда Роджер был уже возле входной двери.

– Да?

– Оставьте мне сигаретку, хорошо?

Роджер вытряс из пачки пару сигарет – на дорогу до офиса, – а пачку с оставшимися положил на столик в прихожей.

Прежде чем открыть папку, Сабина закурила.

Миссис Альберт Феттерс (Дороти). Аллайанс, Небраска.

Мисс Альбертина Феттерс. Аллайанс, Небраска.

Миссис Говард Плейт (Китти). Аллайанс, Небраска.

Там же находились адреса, номера телефонов, номера страховок. Мисс Альбертина Феттерс проживала с миссис Альберт Феттерс. Миссис Говард Плейт жила отдельно. Сабина прочла письмо Парсифаля, но узнала лишь его соображения касательно структуры фонда. И задумалась: уж не подделка ли это? Какой сценарий правдоподобнее? Три женщины из какого-то захолустья, Аллайанса в Небраске, сфабриковали документы о родстве с совершенно незнакомым им человеком с целью получить, заметим, не бог весть какую сумму? Или же выходит, что человека, которого она любила и бок о бок с которым проработала всю свою взрослую жизнь, она на самом деле не знала? Сабина водила пальцем по именам, точно они были написаны шрифтом Брайля. Альберт. Альбертина. Она выпростала руки из рукавов халата, и тот повис на спинке стула.

Биографию Парсифаля она представляла себе четко. Они успели поработать вместе недели две, когда Сабина поинтересовалась, откуда он родом. Парсифаль ответил, что из Уэстпорта. В другой раз посреди репетиций во время перерыва на ланч она попробовала расспросить о его родных. Парсифаль, в то время еще не растерявший юношескую склонность к мелодраматизму, выпустил из рук сэндвич и, взглянув ей в глаза, заявил: