Страница 4 из 8
Бабушки залезли в гондолу аэростата, поддали огоньку, стропы протяжно взвыли от натуги, и шар поднялся в воздух.
— Красота! — с восхищением произнесла бабушка-одуванчик, смотря в голубое небо, где плыли несколько серых облаков. Учитывая, что время близилось к закату, это выглядело невероятно красиво. — Зин, а ты когда успела липу сварганить? — обратилась к стоящей посередине гондолы подруге.
— Делов-то на пять минут, — хмыкнула она и направилась к краю, — лепота! — улыбаясь, произнесла, осматривая открывшийся её взору пейзаж.
Они полчаса парили и наслаждались видами, правда, усиливающийся ветер немного портил прогулку, да и появившиеся в небе тучи своей угрюмостью уже портили впечатление от полёта. Вдруг неожиданно раздался звонок сотового.
— Кто такой смелый? — нахмурила брови Захаровна и полезла в карман за телефоном. Посмотрела на дисплей и, хмыкнув, приняла вызов, несколько секунд сосредоточенно слушала собеседника, и стоило закончить разговор, не скрывая досаду, произнесла: — Вот тебе и форс-мажор! Накаркала-таки ты Клавдия.
— Чё случилось-то? — встала в стойку суслика обвиняемая.
— Возвращаться нужно, погодные условия резко ухудшаться начали. Вот утырок, не мог вначале нормально прогноз погоды посмотреть! Всё им бабла срубить, да побольше, а о качестве услуг ни фига не заботятся! — завелась не на шутку Зина.
Возможно, она бы возмущалась ещё долго, но резкий порыв ветра остудил её пыл. Гондолу порядком качнуло, и старушек бросило к правому борту. Пришлось скандал отложить и экстренно начать спуск. Когда парень объяснял, все казалось проще простого, а вот на деле, да ещё когда нервничаешь — сложно. Зина перепутала и дёрнула не за верёвочку, которая открывает клапан, чтобы опустить шар, а наоборот — поддала огоньку, а когда поняла, что натворила, испуганно посмотрела на Клавдию. Та время на упрёки тратить не стала, тут же поспешила исправить оплошность. И, возможно, всё бы закончилось не столь трагично, но сильный порывистый ветер начал мотать шар из стороны в сторону. Бабушки цеплялись за стропы и что под руку подвернется, и наподдали огоньку еще больше, поднимаясь ввысь. Клавдия хотела исправить ситуацию, но их так болтануло, что пламя задело купол.
— Полундра, горим! — заорала Семёновна и занесла ногу, чтобы сигануть вниз.
— Ты что дурында, творишь?! — хватая её за шкирку, остановила десантирование. — Высота большая, разобьёшься!
— А так поджарюсь! Не хочу в гробу копчёной лежать, это некрасиво, — выдвинула она весомый аргумент в пользу самоубийства, смотря на огонь большими глазами, как фары у КамАЗа, а ноги тряслись — в общем, видок ещё тот.
— Погоди умирать, давай тушить.
— Чем? Плевками?
Пока старушки перепирались, огонь поглотил большую часть воздушного судна, и они резко полетели вниз.
— Аааа — перешла на ультразвук Семёновна, цепляясь в подругу всеми конечностями.
— Клавдия, ты меня задушишь, отпусти!
— У тебя масса больше, ты первая достигнешь земли. А я не хочу видеть, как ты умрёшь!
— Логи…
***
— Всё, что ли? — послышался удивлённый голос Клавдии в воздухе.
— Кажется, да, — Семёновна хотела посмотреть вниз, но строгий окрик подруги её остановил.
— Не смотри!
— Чё, сильно плохо выглядим?
— Очень, особенно я.
— Слушай, я, кажется, обмочилась от страха.
— Да какая теперь разница! — ответила ей подруга, пока их души поднимались ввысь.
— Ну, как-то неудобно получилось.
— Неудобно ей, — промолчала душа рядом. — Всё, подруга, земные проблемы нас больше не касаются, баста, мы мертвы.
— Так-то да, но мы же не совсем мертвы, вон разговариваем даже. И спина у меня больше не болит.
— А чему у тебя болеть? Тела-то нет.
— И то верно.
— Зин, а ты чего так спокойно воспринимаешь, что умерла?
— А смысл истерить?
— Смысла нет, конечно, но для порядку-то нужно, наверное.
— Клавдия, прекращай ерунду нести, лучше смотри по сторонам и ищи карету на тот свет, или светлый тоннель — мы как бы должны предстать перед Всевышнем.
— А не рано? Я думаю, мы ещё тут должны немного побыть, проститься с близкими подругами, поприсутствовать на своих похоронах и уже потом уйти на небеса, ну или…
— Не в вашем случае… — прервал размышления Семёновны чей-то скрипучий голос.
Глава 3.
— Это ещё почему? — развернули в сторону звука свои астральные тела старушки. Когда увидели, кто это говорил — растерялись: перед ними был скелет в чёрном балахоне с косой в руке, его пустые глазницы невероятно нервировали.
— Ух ты ж… — первой отмерла Семёновна. — Всегда думала, что это всего лишь миф…
Смерть не стала говорить, что специально для них такой образ выбрала. Она в общих чертах знала, с кем придётся иметь дело, поэтому рассчитывала на устрашающий эффект, надеясь, что это проймёт почивших, и они сразу пойдут на сделку.
— Не подскажете, любезная, почему это не в нашем случае? — перешла Захаровна к делу, предчувствуя неладное.
— С превеликим удовольствием. Вам дан шанс исправить грехи в новых телах в другом мире.
«В чём подвох?» — задались старушки вопросом, понимая, что просто так такой шанс не дают. Обязательно жди какой-то подлянки — сами много раз такое проворачивали. Поэтому тут же начали искать причину отказаться от столь «щедрого» предложения.
— Какие ещё прегрешения?! — якобы возмутилась Семёновна, а сама судорожно стала подсчитывать свои грехи — интересно же, сколько она их совершила.
— Я сказала — грехи, а не прегрешения.
— А их много? — продолжая считать в уме, поинтересовалась старушка.
— Очень, — закинув косу на плечо, ехидненько ответило пособие для изучения анатомии.
«Тьфу ты, сбилась!» — ругнулась Семёновна, сбившись из-за её ответа.
— Огласите весь список, а то что-то я за собой такого не припомню, — влезла в их разговор Захаровна.
К такому повороту смерть была явно не готова, она же рассчитывала за эффект неожиданности, потому их прошлую жизнь просмотрела поверхностно. В связи со сложившейся ситуацией она приняла решение начать с грехов, которыми подвержены если не все, то многие.
— Чревоугодие.
— Это не грех, — начала Захаровна, — а спасение окружающих — когда мы голодные, уж больные злые.
— Хорошо, а как насчёт шантажа? Тоже скажете — не грех?
— Разумеется, — продолжила защиту Захаровна, — это акт возмездия, вернее, восстановления справедливости. Они воровали, а мы заставляли их путём шантажа потратить награбленное на пользу народу.
Смерть потеряла дар речи от такого ответа, но тут же взяла себя в руки и перешла в атаку:
— Но вы же и себе деньги брали! — продолжала настаивать.
— Это проценты и возмещение расходов, которые мы потратили для организации благого дела, — влезла Семёновна, — И ещё — мы как бы работу чужую выполняли, так что нам премиальные причитаются за старание.
У смерти отвисла челюсть в прямом смысле слова — такой наглости она не ожидала. Кое-как вернула отвившую часть на место и продолжила обвинительный процесс.
— Прелюбодеяние, — пошла она ва-банк, смотря на Семёновну.
— Чего? — возмутилась та. — За восемьдесят четыре года пять мужиков — и это прелюбодеяние?! Я бы это назвала строгим постом!
— Шесть, — поправила она Клавдию. — И ещё, если не в браке, то — да!
— Семёновна, откуда шестой взялся, я только о пятерых знаю? — удивилась подруга.
— А что о нём говорить-то? Там печалька, причём полная, — отмахнулась от пояснений обвиняемая.
— Тогда какой это грех? Это благой поступок, своего рода благотворительность, — тут же нашлась сторона защиты.
— Допустим, а как насчёт пятерых? — не унималась смерть.
— А это была тренировка, — парировала Захаровна.
— Допустим, те четверо, что были до печальки — тренировка, а пятый уже после был, — не унималась обвинительная сторона.