Страница 2 из 8
— Про прыжки с парашютом забудь. — Клавдия облегченно вздохнула. — Я договорилась о полёте на воздушном шаре. Представляешь: ты, я и небо!
— Воздушный шар, говоришь? — задумалась экстремалка номер два. — А ты случайно Гришке об этом не говорила? — Та утвердительно кивнула. — Теперь понятно, почему он сверху деньжат подкинул — на смерь нам, подлюка, раскошелился.
— Ты чего каркаешь?! — взорвалась Захаровна.
— Так, орать прекращай, лучше давай помолимся и начнём заново обсуждать план, глядишь, и на этот раз с божьей помощью обойдётся. Ну или отделаемся лёгким испугом, — пробурчала бабушка-одуванчик, встала со своего места и направилась к иконе. Повернувшись к подруге, строго посмотрела на неё: — Ты чего села, тушка тюленя, вставай рядом и молись о том, чтобы вернуться в добром здравии!
Захаровна посмотрела на подругу осуждающее, чуть слышно ругнулась, но всё-таки направилась к ней.
— Не преуменьшай мои достоинства, я больше на гиппопотама похожа, чем на тюленя. И вообще, делать тебе нечего, с чего вдруг верующей стала?
— Так после отдыха, где чуть не стали обедом крокодилов, враз поверила в бога.
Захаровна страдальчески закатила глаза и всё же решила внести уточнение:
— Хочу напомнить, что в тот раз пострадавшей стороной были именно рептилии.
Семёновна решила не развивать эту тему, понимая, что подруга права — они тогда знатно отделали крокодилов, и неважно, что Клавдия после потом неделю провалялась в постели из-за сорванной спины. Главное — враг был повержен. А сейчас нужно думать о будущем, посему они встали возле иконы.
— Господи, прости нам, пожалуйста, грехи вольные и невольные, ведомые и неведомые, чаянные и нечаянные, — начала Семёновна, и тут же её перебила подруга.
— Невольные — не грех, так же как неведомые и нечаянные, — пробурчала она.
— Так-то да, но ведь так положено, — неуверенно начала оправдываться Клавдия.
— Неправильно ты молишься, тут главное не врать, а то от молитвы толку никакого не будет. Смотри, как нужно. — Она посмотрела на икону, перекрестилась и начала: — Господи, грешна — каюсь, но совесть не мучает, аминь! Ну что стоишь с открытым ртом, как умалишённая, делай как я, и давай уже обсудим наши насущные проблемы!
Повторив в точности за Захаровной молитву, Клавдия посмотрела на подругу и тут же согнулась пополам, ухватившись за живот, начала сотрясаться своим тщедушным тельцем, издавая звуки, напоминавшие смех.
— Эй, прекращай гимнастикой заниматься, тебе, сухопарая, это противопоказано! — завопила гостья.
Её панику понять можно — в прошлый раз, когда Клавдия так же согнулась, выпрямиться самостоятельно уже не смогла — заклинило несчастную, а затем она ещё целых пять дней провалялась в постели и своим страдальческими стонами разрывала сердце подруги.
— Не истери, — разогнувшись и всё ещё хихикая, остановила зарождавшуюся панику подруги. — Пошли лучше чай попьём, да и есть хочется зверски.
После волшебного слова «есть» Захаровна успокоилась и под аккомпанемент стонущего паркета шустренько последовала вслед за хозяйкой квартиры. Был у них грех — покушать любили вкусно и много. Но если на одной это никак не отражалось, то на второй этот порок отражался в виде лишних килограммов, что ни капельки старушку не расстраивало — она считала, что хорошего человека должно быть много.
— Семёновна, тебя что так развеселило-то, что ты, рискуя здоровьем, согнулась в три погибели? — поинтересовалась Зинаида, сидя за накрытым на быструю руку столом, намазывая на булку толстым слоем масло.
— Так до меня дошло, что мы с тобой святые, прикинь?
— Не поняла? — замерла с бутербродом в руке, так и не успев донести его до рта, бабушка-бегемотик.
— А чё тут не понятого? Нас же совесть не мучает. А учитывая, что она — лучший контролёр, то мы как бы и не грешили с тобой никогда.
— Логично, — согласилась она. И только хотела откусить бутерброд, как подруга остановила испуганным голосом.
— Ты чё, на диете?
И этому была веская причина. Как-то они поехали в Индию в поисках просветления. Зачем им это понадобилась, они до сих пор не понимали. Нашли там учителя — не бесплатно, конечно, но для душевного равновесия никаких денег не жалко. Так вот, посмотрел он Захаровну и тут же пресёк их желание срочно заняться йогой, а предложил начать с медитации. Ну они и согласились сдуру, ведь не знали, что им ещё и поститься предстоит, и эти дни они вспоминают, как адовы муки. Разумеется, на голодный желудок им никак не удавалось уйти в нирвану, все мысли были только о еде, но они старались. Пошли на очередное занятие, сели в подобие позы лотоса и принялись медитировать. Долго мучались, и, кажется вот она — нирвана, но, как назло, появилась муха, которая своим жужжанием сбивала с настроя. Захаровна терпела долго, и всё же её терпению пришёл конец. Она, не открывая глаз, со всей дури ударила наотмашь по предмету, на который предположительно села назойливая гадина, только забыла, что этим предметом был их учитель. Раздался глухой удар об пол, они резко открыли глаза и чуть не умерли от ужаса из-за того, что Зина убила учителя, а они так и не достигли просветления. Когда услышали стон поверженного, у них отлегло от души — ещё не всё потерянно, просветлению — быть, и Зинаида — не убийца.
В итоге учитель попал в больницу с сотрясением, и когда они зашли его проведать, дёрнулся, как от электрического удара, увидев виновницу своего плачевного состояния. Бабушки дико извинялись за инцидент и пообещали впредь такого не допускать. Услышав это, учитель нервно всплеснул руками и принялся их убеждать, что уроки продолжать нет никакой необходимости, так как они уже достаточно постигли. Спорить старушки не стали, им самим голодовка поперёк горла, а нервная система порядком расшаталась из-за недоедания. После этого случая для них диета ассоциируется с адовыми муками. А Семёновна больше не садится с правой стороны подруги, помня, как та уделала учителя, находясь — по его словам — в просветлённом состоянии.
— С чего такие безумные мысли посетили твою седую голову?
— Так ты бутерброд с одним только маслом есть собралось, — Захаровна скосила на него глаза.
— Твою ж… Колбасу забыла! — и тут же потянулась за двумя большими кусками колбасы. — И всё из-за тебя, — продолжала ворчать.
— Зина, не начинай.
— Ладно, забыли. Давай поговорим о наших делах. Ты пакет документов Петровне передала?
— Не до этого как-то было, блог делала, вещи собирала, но документики в папочку все положила: дарственные, заверенные нами у нотариуса, завещание на наши пожитки тоже, осталось Петровне передать план действий на случай, если не вернёмся. Хотя этот расклад меня не устраивает — я ещё жить хочу, дел-то непочатый край. Петровна намедни, приходила и дала наводку на одного барыгу, который чинит беззакония, а возмездие его никак настигнуть не может — изворотлив, гад. Так что нам нужно постараться вернуться тобой целыми и обязательно в добром здравии.
— Всё будет ок, — ответила ей подруга, набирая номер Петровны.
— Петровна, ты как там? — начала она, но, услышав ответ, тут же отняла трубку от уха и закатила страдальчески глаза. И вновь приложив её обратно, начала сосредоточенно слушать оппонента.
— Что стряслось-то с это старой перечницей? — неверно расценив мину подруги, заволновалась о здравии из преемницы.
— Челюсть вставную, наверное, опять потеряла склеротичка наша, вот и шепелявит безбожно, создавая помехи, — пояснила, немного отстранив телефон от уха.
— Так в шкафчик она стакан с протезами обычно ставит, на вторую полку. Постоянно забывает об этом, что с неё взять — старческий склероз…
— Петровна, поднимай свою костлявую задницу, иди к шкафчику, там на второй полке твои протезы, надевай их и звони Фёдоровне, пусть быстро ковыляет к Семёновне для передачи дел и должности на период нашего отсутствия.