Очерки по аналитической психологии

Если же происходит перенос на врача и если он принимается, то тем самым найдена некоторая естественная форма, которая не только заменяет прежнюю, но и делает возможным относительно бесконфликтное течение энергетического процесса. Поэтому если предоставить либидо естественную свободу движения, то оно самостоятельно находит путь к предназначенному ему объекту. Там, где этого не случается, возникает своевольное сопротивление законам природы или появляются негативные влияния.

В переносе сначала осуществляется проекция всех возможных детских фантазий, которые должны быть стерты, т. е. подлежат редуктивному разложению. Это было названо разложением переноса. Тем самым энергия высвобождается и из этой непригодной формы, и мы снова оказываемся перед проблемой свободной энергии. В этом случае мы также должны поверить природе в том, что еще задолго до начала наших поисков уже был избран объект, который дает наиболее благоприятную направленность.

V. Личное и коллективное бессознательное

Здесь мы подошли к еще одному новому этапу нашего познавательного процесса. Мы продолжали аналитическое разложение детских фантазий переноса до тех пор, пока пациенту не стало достаточно ясно, что он сделал из своего врача отца и мать, дядюшку, опекуна и учителя или кого-то еще, кто обладал бы в его глазах родительским авторитетом. Однако, как вновь и вновь показывает опыт, возникают еще и другие фантазии, которые могут даже представить врача как спасителя или как богоподобное существо. Все это, разумеется, находится в полном противоречии со здравым смыслом. Кроме того, оказывается, что эти божественные атрибуты выходят за рамки христианского мировоззрения, в атмосфере которого мы выросли, и принимают языческие очертания, например, нередко, образы животных.

Перенос сам по себе представляет не что иное, как некую проекцию бессознательных содержаний. Сначала проецируются так называемые поверхностные содержания бессознательного, о чем можно узнать из снов, симптомов и фантазий. В этом состоянии врач вызывает интерес в качестве возможного любовника (вроде того молодого итальянца из нашей истории). Затем он выступает в большей степени как отец: либо добродушный, либо грозный – в соответствии с теми качествами, которыми обладал в глазах пациента его реальный отец. Иногда врач обретает в глазах пациента и материнские черты, что выглядит уже несколько странно, но все же находится в границах возможного. Все эти проекции фантазий имеют в своей основе личные воспоминания.

Наконец, могут возникнуть фантазии, выходящие за границы обычного. Врач тогда наделяется довольно мрачными свойствами, выступая, скажем, в качестве злого колдуна или демонического преступника, или же может наделяться качествами, олицетворяющими соответствующее благо – скажем, как Спаситель, или же он выступает в смешанной двуликой роли. Разумеется, вовсе не обязательно врач воспринимается сознанием пациента именно в таком виде, просто у того всплывают фантазии, наделяющие врача такими чертами. Часто бывает очень трудно таким пациентам понять, что их фантазии фактически порождены ими самими и, по сути, не имеют ничего (или имеют очень мало) общего с характером врача. Подобное заблуждение происходит оттого, что для этого вида проекций у пациента отсутствуют личные базисные воспоминания. При случае можно доказать, что уже в определенном детском возрасте такие фантазии были связаны с отцом или матерью, для которых, однако, ни отец, ни мать на самом деле не давали повода.

В одной своей небольшой работе Фрейд[36] объяснил, какое влияние на судьбу Леонардо да Винчи оказал тот факт, что у него были две матери. Факт наличия двух матерей, или двоякого происхождения, в случае Леонардо был реальным, однако подобное представление играло свою роль и у других людей искусства. Так, у Бенвенуто Челлини существовала фантазия о двояком происхождении. Вообще она представляет собой определенный мифологический мотив: многие герои сказаний имели двух матерей. Источником этой фантазии является не тот, скажем, реальный факт, что у героев были две матери, а есть общераспространенный, «изначальный» образ, принадлежащий к тайнам истории человеческого духа и не относящийся к сфере личных воспоминаний.

В каждом отдельном человеке помимо личных воспоминаний есть великие «изначальные» образы, как однажды их удачно назвал Якоб Буркхардт[37], т. е. унаследованные возможности человеческого представления в том его виде, каким оно было издревле. Факт этого наследования объясняет тот, по сути дела, странный феномен, что известные сказочные образы и мотивы повторяются у всех народов в одинаковых формах. Он объясняет далее, как, например, наши душевнобольные оказываются в состоянии репродуцировать точно такие же образы и взаимосвязи, которые известны нам из старинных текстов. Некоторые примеры такого рода я дал в моей книге «Трансформации и символы либидо»[38]. Тем самым я отнюдь не утверждаю, что по наследству передаются представления, по наследству передается лишь возможность представления, а это большая разница.

Итак, на следующей стадии лечения, когда воспроизводятся фантазии, уже не основывающиеся на личных воспоминаниях, речь идет о демонстрации более глубокого слоя бессознательного, где дремлют общечеловеческие, изначальные образы. Эти образы и мотивы я назвал архетипами (а также «доминантами»)[39].

Это открытие, т. е. признание наличия двух слоев в бессознательном, является шагом вперед в развитии нашей концепции. Дело в том, что мы должны различать личное бессознательное и не- или сверхличное бессознательное. Последнее мы обозначаем еще и как коллективное бессознательное – потому, что оно отделено от личного и является абсолютно всеобщим, и потому также, что его содержания могут быть найдены повсюду, чего как раз нельзя сказать о личностных содержаниях. (Коллективное бессознательное представляет собой объективно-психическое, а личное бессознательное – субъективно-психическое.) Личное бессознательное содержит утраченные воспоминания, вытесненные (намеренно забытые) тягостные представления, так называемые подпороговые (сублиминальные) восприятия, т. е. чувственные перцепции, которые были недостаточно сильны для того, чтобы достичь сознания, и наконец, содержания, которые еще не созрели для сознания. Оно соответствует часто встречающемуся в сновидениях образу тени[40], под которой подразумевается негативная часть личности, а именно сумма скрытых, невыгодных свойств, недостаточно развитых функций и содержаний личного бессознательного.

Изначальные образы – это наиболее древние и наиболее всеобщие формы представления человечества. Они представляют собой в равной мере как чувство, так и мысль, они даже имеют некое подобие собственной, самостоятельной жизни, вроде жизни частичных душ[41], что легко можно выявить в философских или гностических системах, имеющих своим источником познания восприятие бессознательного. Представление об ангелах, архангелах, «тронах и господствах» у святого Павла, архонтах у гностиков, небесной иерархии у Дионисия Ареопагита и т. д. происходит из восприятия относительной самостоятельности архетипов.

Итак, мы обнаружили и тот объект, который избирает либидо, оказавшись высвобожденным из личностно-инфантильной формы переноса. Оно, следуя по своему каналу, погружается в глубины бессознательного и оживляет в нем дремавшее до сих пор. Оно обнаруживает сокрытый клад, из которого всегда черпало человечество, из которого оно извлекло своих богов и демонов и все те интереснейшие и могущественнейшие идеи, без которых человек перестает быть человеком.

36

Eine Kindheitseri