Страница 6 из 9
Ведьма была впечатлена и, подозреваю, уже не хотела знать, как целуется это Полуночное чудовище.
Я тоже совсем не хотела этого знать и вообще не хотела иметь дел с Высшим, но Барон, не отрываясь, следил за нами, и предвкушающий взгляд его страшных глаз обещал мне много неприятных минут.
Стоило Улисе закончить, как меня вырвали из ее похолодевших рук, резко крутанули и прижали к себе, вжимая мою голову в жилет на груди. Лбом прямо в маленькую острогранную пуговицу, выточенную из черного агата.
Я не успела даже пискнуть, когда перед глазами засеребрилось ослепляющее сияние открываемого перехода.
Ведьма сдавленно охнула, когда Барон вместе со мной растворился в лунном свете прямо у нее на глазах.
И стоило нам только вернуться обратно на мою кухню, как я услышала проникновенное:
— Дорогая, постарайся больше меня не расстраивать
Сказано это было очень внушительно, я прямо весь ужас своих неприятностей прочувствовала, что ждут меня, если вдруг я буду иметь глупость еще раз расстроить Барона.
А ведь счастье было так возможно… целая неделя покоя. Неделя! Ну как он меня нашел?
Хотя вопрос, конечно, риторический. У Высших столько талантов, что простым смертным вроде меня и не снились.
Наверное, мне вообще стоило радоваться, что чудовище у нас одно, и оно не хочет меня убивать.
На самом деле нам всем очень повезло: после разлома мира наш остров оградила естественная защита, преодолеть которую было довольно сложно. Потому жили мы достаточно мирно, притесняемые лишь Полуночным Бароном… и жрецами Многоликого.
На материке же дела обстояли куда как печальнее. Там, помимо выбравшихся из разлома монстров, почитаемых за богов, появились еще и обычные чудища вроде хейзаров. Человекоподобные, но жуткие создания официально считались детьми одной из Высших, ставшей богиней… Дети ее, что печально, тоже людьми питались. Раньше. До того, как всех людей в резервацию загнали, для их же блага…
Конечно, если так подумать, то Барон еще не самый худший вариант.
Оптимизм мой был ярким, острым и кратковременным. И погребен оказался под сметающим все на своем пути голодом Высшего, не пожелавшего ждать, пока я приду в себя после перемещения и подготовлюсь к очередному донорству.
Зажмурившись, я попыталась не то чтобы вырваться, но хотя бы немного отстраниться. Прекратить вжиматься в подрагивающее от напряжения тело и чуть ослабить напор Высшего. Хриплое угрожающее рычание сообщило, что это плохая идея.
Барон жадно тянул мою жизнь, кажется совсем позабыв, что обещал не выпивать полностью…
Укусила его я исключительно из-за желания жить. Высший вздрогнул. Отстранился:
— Надеюсь, это не войдет у тебя в привычку, — хрипло заметил он.
Я глубокомысленно промолчала, занятая исключительно проверкой своего состояния. Как ни странно, но ноги не подгибались, и слабости почти не было. А из неприятных ощущений лишь легкая усталость и слабый голод.
Кажется, я запаниковала и цапнула его раньше, чем следовало.
И теперь ожидала, что он затребует продолжения, заявит, что я пожадничала, и возьмет столько, сколько, по его мнению, я ему должна.
И завтрашний день я проведу в сонном отупении.
Действительность оказалась куда как ужаснее.
— Но ты права, я не должен забывать, что ты человек и жизнь твоя слишком хрупка, — меня эти слова изрядно напрягли, как и то, что Барон не торопился разжимать рук. Я прямо чувствовала, как огромная неприятность готовится обрушиться на мою несчастную голову. И ждать себя она не заставила. — Думаю, мне стоит приходить к тебе каждый вечер и брать понемногу, отменив визиты раз в седмицу. Так тебе будет проще восстанавливаться. Что скажешь, хорошая идея?
Облизав саднящие губы, я хотела сказать, что идея очень плохая, но голос меня не слушался. Слова колючим комом застряли в горле.
Каждый вечер видеть этого…
Наверное, впервые за прошедшие три года, что я жила в городе, меня посетило желание сбежать обратно в деревню. Домой, к властной бабушке, замкнувшемуся после смерти матери отцу и позорному клейму старой девы.
На меня его еще в семнадцать лет примерять начали, ругая отца за излишнюю переборчивость в женихах. А уж сейчас точно станут пальцем показывать и гадости выдумывать… но разве ж это можно считать серьезной проблемой? Уж точно не после того, что со мной случилось…
Глава третья.
О сложностях общения и непредвиденных обстоятельствах
Барон сидел за столом, крутил в пальцах толстостенный стакан, раньше никогда не видевший эту кухню, любовался янтарными отсветами содержимого и ждал меня.
Защита магазина молчала…
Улиса, впечатленная эпичной встречей с Полуночником, расстаралась на славу и защиту мою латала добрых три часа, сращивая разрывы и вплетая новые заклинания. Перед уходом, отказавшись даже от чая, она виновато предупредила:
— Не уверена, что это поможет против него.
Я была настроена оптимистичнее и считала, что даже если защита Высшего и не задержит, то хотя бы о прибытии его сообщит.
А она не сообщила.
Угнетая меня своими исключительными талантами, Барон предупредительно не стал повторять недавний ночной подвиг и ломиться в двери. Вместо этого он как-то обошел все плетения, не потревожив ни одного из них.
А я, все еще наивно полагавшая, что мой дом — моя крепость, стояла теперь перед ним в одном полотенце, чувствуя, как с мокрых волос на пол капает вода.
Скованная оторопью, я напрочь забыла, зачем сюда шла. Потому что какой-то там крем, пусть даже и сделанный по моему собственному рецепту, не мог быть важнее сидящего на кухне мужика.
— Какой приятный сюрприз, — хмыкнул вторженец, с интересом разглядывая мой наряд.
Смущение странным образом помогло побороть замешательство. Переступив голыми ногами, я на всякий случай ухватилась за полотенце на груди — хотелось верить, что вид мой в этот момент был воинственным:
— Послушайте, по какому праву вы здесь находитесь?
— По праву гостя? — предположил Барон, отставив стакан в сторону.
— Но я вас не приглашала!
— Да, ты на удивление негостеприимная хозяйка, — сокрушенный вздох и насквозь фальшивое: — Не могу понять, что я в тебе нашел.
По всем правилам сейчас я должна была испытывать страх, леденящий ужас, в крайнем случае — судорожный трепет. Но никак не раздражение!
А я была раздражена, и совсем уж озвереть мне не позволяло лишь осознание того, что злить Барона нельзя. Это пока он ведет себя вежливо и даже дружелюбно… насколько вежливым и дружелюбным только может быть Высший, но что случится, выйди он из себя?
Страшно было это даже представить…
Да, мне хотелось дерзить, хамить и ругаться, но я молчала, благоразумно давя свои самоубийственные порывы.
Пока я боролась с собой, Барон внимательно меня разглядывал.
— Ты меня соблазняешь? — деловито спросил он наконец, гася мой гнев изрядной долей удивления.
— Что?
— Этот вид, — меня смерили оценивающим взглядом. — Ты пытаешься меня соблазнить?
Я глубоко вдохнула. Выдохнула.
Напомнила себе, что сама виновата: не уехала утром домой на первой же попутной карете, вот теперь и огребаю. И все было бы нормально, я бы даже так не бесилась, если бы не одна маленькая деталь:
— Сейчас только семь часов!
— Вечера. Я же обещал прийти вечером, — с предвкушающей улыбкой заметил Барон. После поднялся, с подозрительной демонстративностью скинул камзол на спинку стула и деловито одернул жилет. — Хорошо, уговорила. Я согласен.
— На что уговорила? — опешила я. Нет, было у меня страстное желание убедить его оставить меня в покое, но это же больше на неосуществимую мечту походило. Я ведь даже попытаться его об этом попросить не успела…
— Пойдем в спальню, искусительница. Для развлечений на столе я слишком стар.
Из кухни меня как ветром сдуло. Дверь в спальню я запирала под веселый хохот Барона.
С одной стороны, неожиданная новость — Высший умеет смеяться и даже шутить пытается. Хотя шутки у него глупые. Дурацкие шутки.