Страница 5 из 14
«Да, я, конечно, лучший специалист во всех этих областях – брак, дети, управление, – думала Маргарет, – я очень преуспела в этих вопросах». Но решила, что сделает всё, чтобы помочь любимому брату и невестке, о которой у неё остались теплые воспоминания, как о бедной испуганной лани, оказавшейся среди охотников.
Однажды Марго набралась храбрости и поинтересовалась, как поживает Флорис ван Эгмонд. Это вызвало бурю веселья у Жанны де Альвен.
– Как он поживает? Вот это вопрос! Да отлично, моя милая! Танцует на всех пирах так, что, наверное, меняет туфли по нескольку раз за вечер. И всегда окружён прекрасными дамами. А если серьёзно, он входит в совет герцога Филиппа и много помогает ему в государственных делах. К тому же он ещё и военачальник бургундской армии. Я думаю, он далеко пойдет, его преданность бургундскому дому не вызывает сомнений. И, о да, вы, наверное, забыли об этом спросить, моя дорогая, он всё ещё не женат. Хотя молодых охотниц за женихами вокруг него хватает. Вам лучше поторопиться и не сидеть тут с нами, а мчаться на родину.
Обсуждали и общеевропейские дела. В Италии полыхала война, и все были в неё вовлечены. Цезарио Борджия при поддержке французской армии творил чудеса: итальянские города сдавались почти без боя. Жители городов знали: он обещал, что никто в этом случае не пострадает. Под страхом смертной казни его солдатам запрещалось грабить или как-то притеснять местное население. Супруга его, Шарлотта д’Альбре, осталась во Франции, она ждала ребенка. Её сестра Луиза вышла замуж за Шарля де Круа-Шиме, которого Максимилиан возвел в ранг имперского князя, а его графство Шиме в княжество, даровал ему Орден Золотого Руна и всячески обласкивал. Ален д’Альбре не зря получил прозвание Великий: даже находясь в опале, он продолжал устраивать свои дела посредством детей: сына женил на королеве Наварры, дочь отдал за сына Папы Римского, а другую отправил на всякий случай к бургундскому и императорскому двору.
Жених Карлотты Николя де Лаваль также сражался бок о бок с новым мужем своей королевы, он служил Людовику так же честно, как и Карлу перед этим. Присоединился к новому королю и Филипп Клевский, окончательно порвавший с императором Максимилианом. Они были с королем кузенами, оба были внуками Адольфа Клевского и Марии Бургундской. Анна Бургундская, его мачеха, оставалась при дворе герцога Филиппа, хотя всё больше времени проводила в семейном замке Вейнендале.
Луизу Савойскую с детьми Франциском и Маргаритой (Маргарет льстила себя мыслью, что имя дочери было выбрано в память об их юной дружбе) Людовик, приходившейся её покойному супругу также кузеном, только по отцовской линии, пригласил ко двору. Они радостно покинули замок Коньяк, так как Луиза, души не чаявшая в детях, мечтала приблизить их к светской жизни и дать лучшее образование. Её невзлюбила королева Анна, слишком они были разные. К тому же сын Луизы стал первым в ряду наследников престола в том случае, если королева не произведет на свет потомка мужского пола. Злые языки поговаривали, что каждую неудачу Анны и Карла VIII в вопросах деторождения Луиза отмечала пышным праздником. «Да, это похоже на импульсивную и эгоистичную Луизу, вполне в это поверю, как ни печально, – думала Маргарет, – хотя бедная Анна, всё, что могу сказать!» Рождение у Анны и её нового короля дочери тоже было встречено радостью, она не составляла конкуренции обожаемому Франциску. Луиза поселилась с детьми в Амбуазе. Людовик предпочитал свой родовой замок в Блуа, и Анна с двором проживали там.
Как-то они остались вдвоем с Жанной, и разговор зашел о том, что давно волновало Маргарет. О её предполагаемых женихах. Жанна была в курсе всех вариантов, которые рассматривались её братом и отцом, оба они старались извлечь из её будущего свою (государственную) выгоду и действовали каждый исходя из своих интересов. Филипп действительно мечтал о её союзе с Людовиком XII, это позволило бы ему достичь желанной близости. «Но, я думаю, к счастью для вас, – добавила Жанна, – он уже занят». Филипп также подумывал об английском браке для своей сестры, это позволило бы ему насолить своим испанским родственникам. Он же думал и об овдовевшем короле Португалии Мануэле, это было рядом с испанскими землями и могло доставить Изабелле и Фердинанду много проблем.
Максимилиан же следовал своим интересам. Среди его кандидатур был миланский герцог, его союзник Лодовико Сфорца, по прозвищу Моро. Пятидесятилетний герцог славился как покровитель искусств. Достаточно упомянуть, что у него при дворе работал великий Леонардо да Винчи, причем не только в качестве живописца, скульптора и архитектора, но и распорядителем пиров. Великий человек велик во всем, ходили слухи о каких-то удивительных кухонных приспособлениях, которые придумал этот гениальный изобретатель и фантазер. Лодовико также был известен любовью к прекрасному полу, многочисленными прекрасными любовницами и внебрачными детьми. Правда, Моро сейчас был не в лучшем положении, так как французский король Людовик одержал над ним сокрушительную победу. Но всё ещё можно было исправить, во всяком случае, так считал её отец император.
Интересы Максимилиана в значительной степени были сконцентрированы на востоке Европы, так что неудивительно, что еще одним из возможных претендентов на руку его дочери стал король Чехии и Венгрии Владислав (в Венгрии его величали Уласло). Жанна, как и Маргарет, мало что знала об этом монархе, кроме того, что к своим сорока пяти годам он был дважды женат, оба раза неудачно: первая жена подала на развод, а брак со второй, ею была тетка Карлотты Неаполитанской Беатриса, был признан незаконным ко взаимной радости. Оба брака были бездетными, что смущало старую фламандку. Она надеялась, что в новом браке её подопечная все-таки узнает радости материнства.
Маргарет слушала Жанну с особым вниманием. Ни одна из кандидатур не вызывала у неё симпатии. Впрочем, кто вообще мог вызвать у неё симпатии сейчас, когда она всё ещё не отошла от своего горя и поражения. А она воспринимала свою судьбу как личное поражение.
Приезд Жана Молине в составе её эскорта был для Маргарет приятным сюрпризом, он был уже стар для таких поездок.
– Я не мог не поехать, я сам напросился, и ваш великодушный брат даровал своё разрешение. Ведь я ваш личный библиотекарь, не так ли? В ваше отсутствие я обновил каталоги. И с нетерпением жду знакомства с новыми манускриптами. Есть ли среди них мавританские? Говорят, они большие мастера миниатюр и те совсем не похожи на наши. Да, и кстати, я нашел себе помощника, который, полагаю, в скором времени заменит меня. Если, конечно, заслужит вашу благосклонность. Он тоже поэт, только гораздо умнее и остроумнее меня. И значительно моложе. Это мой племянник Жан Лемер де Бельж. Мне же, увы, недолго осталось мучить своим присутствием землю-матушку.
С Молине они много гуляли по городу. К ним частенько присоединялся Якопо Барбари, который сдружился с поэтом. Байонна Маргарет понравилась. Светлый, просторный город, на слиянии двух рек: в самом центре река Нив впадала в полноводную и широкую реку Адур, и, объединившись, они несли свои воды в Атлантический океан. Город естественным образом был разделен реками на части: Гран-Байонн, высокая часть на левом берегу, была центральной, здесь располагался старый замок и главный собор города, она была изрезана каналами, которые облегчали торговлю и вызвали у Маргарет смутное сходство с родными ей нижними землями. Квартал Сан-Эспри располагался на правом берегу реки Адур. Когда-то это место заняли служители Ордена госпитальеров Святого Духа (отсюда и название квартала), построили здесь приют и церковь. Через город проходил знаменитый путь паломников – дорога Святого Иакова, ведшая к могиле святого в местечке Сантьяго-де-Компостела. Отсюда начиналось восхождение на Пиренеи и заключительная часть пути уже по испанским землям. Позднее вокруг стали селится разные люди, в основном иностранцы и те, кто бежали из Испании и Португалии. Рассказывали, что в последние годы заметно возросло число переселенцев-евреев, бежавших от инквизиции, – марранов и тех, кого называли здесь сефардами. Это новое для Марграет и Молине слово означало испанских евреев, отказавшихся принять крещение и предпочетших покинуть родные места. Наконец, третий район, в Пети-Байонн, как бы зажатый между двумя реками, был еще три столетия назад продан епископам в качестве вольной гавани. Здесь же Людовик XI построил Новый замок как символ новой жизни города.