Страница 55 из 55
Кстати, тут они совсем зазря еретиков побитых за скупердяйство корили. Возница у тех, видно, не столь сдвинутым оказался, чтобы на манну небесную рассчитывать: скорее всего, как и все сейчас, насильно мобилизованный с телегой и упряжкой. Кто его знает, на сколько привлекут? Бывает, что загребут в одну армию, а по дороге то да сё — глядишь, уже их противники тебе в телегу свои припасы валят да свой конвой налаживают. Поэтому и запасся по полной. Увесистым мешок оказался. А в нём — лепёшки, проложенные ломтями копчёного мяса, сыр и фляжка, на две трети полная. И от еретиков тож подарочек случился: мешок сухарей зуболомных среди книг приторочен. Ну так живот наш — Бог наш, — он нами и завтра помыкать начнёт.
Такого запасливого молодчика они бы и сами припрягли, кабы не бросился в горячке почему-то еретикам помогать. Сам не ушёл, а вот лошадь его одна «ушла»-таки: кто-то пошустрей оказался и лихо нашу, почитай, уже собственность «подковал». Книги-то ему задарма не нужны были. А вторую лошадь надёжно так стреножили — двумя пулями. То ли еретики, чтоб, значится, нам не досталась, то ли, скорее всего, сами: когда первый залп из кустов густо засадили.
И наступил вечер. И Гюнтер, ставший даже как-то больше ростом и важным донельзя, в едином лице представлял и инквизитора великого, и палача. Приговорённых в этот раз было много, даже чересчур. Потому не до формальностей. Бегло просматривал томики, тома, томища, пробегал наскоро глазами пару строк. Иногда хмурился ещё больше, иногда закрывал на миг-другой глаза, шлёпал губами, причмокивая, как бы пробуя цитату на вкус. И — в огонь, в огонь! Никаких дров не надо! Перед этим, правда, ещё обстукивал внимательно обложку и корешок: вдруг кто монетку-другую заховал али бумажку секретную до поры? Напрасные потуги, разумеется. Пламя до небес. Народ-то всё дальше отодвигается, всё шире круг, один палач книжный упорно сидит на месте, хотя скоро и бровей и прочей растительности на лице лишится. И видно, что счастлив он выше всякой меры. Словно они со старым вином телегой завладели.
Иногда Гюнтер снисходит до разговора со своей паствой неразумной, на вопросы людишек глупых отвечая и не особо даже через огонь высматривая, кто именно любопытствует.
— Странно. Ты то палишь книжонки, то чуть ли не молишься на них.
— Запомните, глупцы: всё, что может ещё послужить вящему прославлению Господа нашего, должно идти в дело. Ведь мы же берём под свои знамёна всех желающих, особо в вере не экзаменуя. И те, кто вчера ещё тешили дьявола в рядах армии безбожной, сегодня храбро кровь льют за дело святое.
— Ага, и наоборот, соответственно.
— Вот именно. Из книги можно выпалить вернее, чем пулей из ружья: на страх еретикам. Но и они ответно могут вдарить.
— Оставь хоть подтереться!
— Ага, задница волдырями пойдёт от подтирки такой.
— Богомерзкие еретические писания. Вот ещё... и вот... Здорово горят, бесовы листки! А вот ещё одна затесалась. Любопытно... Смотри-ка, наша, духовного содержания. A-а, и её до кучи — в огонь! Она ж вперемежку с еретическими валялась — могла, значит, дьяволовым семенем заразиться. Ведь и любой здоровяк, попав в чумной город, рано или поздно отдаст богу душу. Вот и метами, гляжу, всякими непонятными на полях густо испещрена... чистая каббала! Посему — в огонь. Она у нас даже не еретик поневоле, a haereticus relapsus[157].
XV
И ещё что-то значительно, важно, сердито выговаривал им мудрец Гюнтер... Но Михелю уже швырнуло в лицо доброй горстью мокрого снега пополам с солёными брызгами, и он, отлетая, успел только крикнуть им, таким живым и таким родным:
— Но ведь я же не могу сгинуть вот так вот, по-глупому, пока меня хоть кто-то помнит на этой земле!
Почему, почему именно Гюнтер, книжник и изувер? Что, что ты мне хочешь сказать, являясь мёртвым к умирающему? Как ты там утверждал — «Мудрость нас всех переживёт»?
— Где, где я поступил немудро, неумно, что вынужден подыхать теперь в своём капитанском кубрике, на борту уже ставшего моим корабля?! Где ошибся, свернув не туда? Ведь я же пережил тебя и всех друзей, и совершил-таки прорыв!.. И подыхаю вот теперь в кубрике уже ставшего было моим корабля... В монахи, что ли, надо было податься? Да лучше уж сразу голову в петлю... Не покидайте меня, Гюнтер и всё!.. Пока вы со мной...
XVI
Боже, ну до чего ж пружина-то тугая! Чёртов ландскнехт нарочно подсунул такой несокрушимый замок.
— У тебя обязательно будет осечка, вот увидишь. Я точно знаю. Ты не солдат, юнга. Ты же никого не убивал.
Как хочется его слушать. Закрыть глаза и слушать, слушать... И не проснуться никогда-никогда... Потому как сил уже нет ни на что. Всё мешается и заплетается как у пьяного...
А нужно ведь будет, обязательно нужно будет нажать напоследок на курок. Иначе зачем этот заплыв и все страдания?
Волна крупного озноба гальванизировала полумёртвого Томаса. И Томас прекрасно знает, что за этим последует: набухающие, каменеющие мускулы ног мощнейшей судорогой швырнут его сейчас навзничь на доски палубы. И чтобы рядом также валялся и корчился от боли ландскнехт, он должен, обязан справиться с бесовской пружиной. А иначе над бессильно изрыгающим проклятья свинцово-заиндивевшему небу юнгой склонятся две глумливые рожи. И это будет последнее, что он узрит на этом свете. Потому дави, Томас, дави изо всех оставшихся силёнок!..
XVII
— Мы помним тебя, Михель! — сказали ему его друзья.
— Мы ждём тебя, Михель! — позвали его мёртвые друзья.
А мудрый аки змей, он же, по совместительству, скотина хитрая Гюнтер, не сдержался, добавив, как всегда, абракадабру заумную:
— Те odoro, et te invoco![158]
XVIII
И Михель прыгнул...
БУЙС «НОЙ»
I
Удар. Шлюпка слепым щенком ткнулась в родной бок «Ноя», а затем ещё прошлась-потёрлась, ласкаясь дубовой шкуркой. Словно гости робко пожаловали, не совсем уверенные в радушной встрече, а не хозяева вернулись в законное, узурпаторами оспариваемое жильё. Зато корабль неожиданно громко — так, что в вельботе вздрогнули, — отозвался эхом своего деревянного трюмного нутра, радуясь возвращению своих.
157
Haereticus relapsus (лат.) — еретик, вновь впавший в еретизм после того, как ранее отрёкся от него.
158
Те odoro, et te invoco! (лат.) — «Тебя обожаю и тебя призываю!».