Десант Тайсё

— И оттуда диктует вам ультиматумы?.. Хм, странно... Оч-чень странно получается... Чья же, простите, сегодня победа? — Сердито перекосив щётку седых усов, Найт обвёл суровым взглядом онемевших генералов и укоризненно заключил: — Это называется вырвать поражение из зубов победы. Стыдно, господа, стыдно...

Избавиться от конфуза можно было только полной заменой портовых нахалов, вместо которых всё разгрузят безропотные корейцы или китайцы. Правда, побоище совпадало с Днём независимости Америки. Что ж, тоже вполне подходящий момент показать свою независимость от предрассудков. Решив это, все чинно заняли места в банкетном зале ресторана «Золотой Рог». Божественное «Клико» вдохновляло на соответствующие тосты. И Медведев упоённо произнёс:

— Ныне дивный день... дивный сам по себе... Но стократ потому, что является историческим в жизни Владивостока.

Многоуважаемые господа, позвольте мне от имени русского народа и возрождённой демократии в столь знаменательный день поднять бокал во славу наших доблестных союзников, кои сумели в критический миг сплотить для победы над большевизмом все лучшие силы цивилизации. Благодарная Россия будет чтить это вечно!

— Помогать братьям в восстановлении попранной демократии — наш святой долг, — скромно признался Гирса. — Нет ничего прекраснее людей, ликующих в день победы. И я счастлив, что в этом торжестве есть скромная доля наших доблестных воинов.

Адмирал Найт поморщился от бестактности, простительной лишь для штатского доктора, и весомо добавил:

— Ведь подлинное предназначение воина отнюдь не в том, чтоб нести смерть и разрушения. Нет... Он призван сохранять мир, охранять незыблемость демократии. Именно эти гуманные побуждения повелевают нашим мудрым президентом Вильсоном при подготовке экспедиционного корпуса, который вскоре прибудет сюда и с честью выполнит свою священную миссию. Я глубоко уверен: к осени в Петрограде или Москве будет создано правительство, достойное великой России!

Что оставалось опытному Ленлопу в такой задушевной атмосфере? Лишь на равных с полным адмиралом провозгласить закрепляющий спич:

— Великолепно сказано, господа, просто изумительно... Подобные тосты способны украсить любой международный форум даже в нашей Великой Британии, которая является колыбелью демократии, бережно развивая идеи народовластия уже много веков. И если Всевышний поможет нам здесь — на бескрайних просторах России воцарится священный дух мира и согласия!

Ну, как тут не чокнуться? И бокалы звенели, точно цепи сброшенных оков. Шампанского в «Золотом Роге» было достаточно. Речей постепенно становилось всё больше. Ведь каждый хотел поделиться своими впечатлениями, переживаниями, сокровенными мыслями, вызванными долгожданной победой... Посему возникло триумфальное состязание: что иссякнет быстрее — «Клико» или речи?..

Между тем приближалось четвёртое июля — чрезвычайно важный день проверки людей. Как на них подействовал переворот? Испугав насмерть, смял до прежнего состояния, когда основным правилом жизни была хата с краю? Или всё-таки лишь согнул плечи, заставил волю сжаться пружиной в затворе? Ответить на это мог только митинг.

И вновь, как после высадки десантов, случилось чудо. Преодолев растерянность, люди ещё зримей увидели, ещё отчётливей поняли, что потеряли, на какие унижения, беспросветные муки обрекают их разномастные интервенты, которые ржущими табунами вольготно бродили по городу. Покорно всё это терпеть они уже не могли. Плотные колонны рабочих двинулись утром на вокзальную площадь. Бывшие красногвардейцы охранной роты и милиции, безработные, женщины и ребятишки шли сами по себе. Больше тридцати тысяч отчаянных душ заполнили площадь, все окрестные улицы, склоны и крыши. Все пришли проводить павших в бою, но флаги и транспаранты взывали к сопротивлению.

Согласно плану союзного командования во дворах и на чердаках засели пулемётные засады уже из белогвардейцев. Обугленный штаб крепости превратился в настоящую цитадель. Однако могла случиться неожиданность вроде ультиматума Раева. Типы с рожами прежних шпиков начали провоцировать людей. Дошло даже до того, что японский офицер вкатил на мотоцикле в центр площади, где оставили круг для гробов, и застрелил из револьвера подвернувшуюся дворнягу. Поворачиваясь из стороны в сторону, он дико хохотал. Несколько женщин заплакало от самурайского изуверства. Мужчины стиснули зубы и кулаки. Как это им удалось в таком взвинченном состоянии, но люди не ответили сторицей. С ненавистью глядя на провокатора, который продолжал палить в собаку, они угрюмо запели:

Грозен и страшен был этот неравный поединок, заставивший самурая исчезнуть. Затем появился отряд моряков, которые пришли без винтовок, зато — с духовым оркестром. По трое в ряд они выстроились до круга, куда рабочие принесли на плечах кумачовые гробы, опустив их на белые полотенца. Сверху легли зелёные венки с лентами. Все обнажили головы. Оркестр заиграл «Интернационал». Потом на трамвайную вышку поднялся Григорий Раев и открыл траурный митинг. Под конец его скорбной речи к Светланской подкатили два чёрных «Форда», набитых офицерами.

Стоило появиться Косте — раздался радостный гул, рукоплескания, грянуло дружное «ура». Мощные грузчики легко отстранили конвойцев и на вытянутых руках поднесли Костю к трамвайной вышке. Он медленно поднялся на площадку, внимательно оглядел замершую в трауре тысячеликую опору советской власти. Люди напряжённо ждали, что скажет на прощание председатель павшего Исполкома. Увидев прикрытые венками гробы и между ними — женщину с грудным ребёнком, которая то ли согнулась от горя, то ли склонилась в поклоне, Костя заслонился руками и всхлипнул. Площадь отозвалась содрогающим эхом, в котором звучала саднящая боль простреленных душ, полыхающих яростью мщения. Это заставило перемочь себя, но не хватало дыхания. И он еле слышно сказал:

— Простите... родные... товарищи... если можно... Это наша вина... Наша беда... Мы верили... Так хотелось верить в поддержку друзей... Но жизнь... Взгляните туда... Видите, «Бруклин» расцвечен флагами. Сегодня Америка отмечает День своей независимости. Но только — своей. Поэтому разгромлен Исполком. Поэтому расстреляны наши товарищи. А нас даже в такой момент держат под пушками крейсеров. Почему? Да знают: мы задавлены, но — не разбиты, мы сплотимся и победим! Здесь, перед обугленным штабом крепости, где были убиты наши товарищи, — клянёмся перед ними, что мы, несмотря на предательство меньшевиков, эсеров и чехословаков, несмотря на иностранные десанты и крейсера, — мы не прекратим борьбу до тех пор, пока не восторжествует Советская власть!

Да здравствует Совет!

Да здравствует Советская Россия!

Да здравствует лучезарная мировая революция — настоящее братство трудящихся!

И все грозно ответили:

— Клянёмся! Клянёмся! Клянёмся!

Чтобы выполнить это, люди нуждались в Косте. Ему принесли другую одежду, парик. В таком виде Костя мог исчезнуть, словно в океане. Однако он печально улыбнулся:

— Я дал честное слово вернуться.

— Куда?.. За колючую проволоку, на верную смерть?!

— Да ты никак сбрендил? Окстись хотя бы ради нас!

— Коли не жалко себя, то подумай о жене и сынишке!

— Хм, неужели я не хочу остаться с вами? Обнять жену, подержать на руках Георгия?.. Ещё как!..

— Ты же призвал всех бороться! Так возглавь нас, веди!

— Прямо под пушки и пулемёты?.. Да они ждут мой побег, чтобы накрыть тут всех вместе. Нет, не гоже дарить им такой подарок даже в честь Дня независимости. А бороться — боритесь! В подполье, в партизанских отрядах! Всеми способами! Благословляю вас! Однако сам, увы, не могу сражаться вместе с вами: дал честное слово большевика, что вернусь. Гриша, пожалуйста, успокой их... До свидания, родные товарищи! До скорого свидания!