Десант Тайсё

Однако возмущённая общественность рассудила иначе, одарив историю доселе невиданной демонстрацией тройных подбородков, шикарных нарядов, циклопических животов, увешанных толстыми золотыми цепями. Над колонной полыхали роскошные шёлковые знамёна с пышными золотыми кистями. Столь же роскошные транспаранты были красными от натужных призывов воскресить Учредительное собрание, городскую Думу и разогнать Совет вместе с Исполкомом. При этом демонстранты вдохновенно пели «Интернационал» и «Марсельезу», наверняка разученные специально для шествия. Невозможно представить, как и где это происходило, но явно — конспиративно. Весь консульский корпус благосклонно взирал с балконов на демонстрацию и даже солидарно помахивал предусмотрительно надушенными платочками. Агарев с Медведевым вознеслись на театральный балкон дома Чурина, откуда неустанно взывали:

— Да здравствует священное народоправство! Долой поганую советскую власть!

Лучшего фарса невозможно придумать. Все тротуары Светланской были запружены рабочими, которые просто не могли пропустить редчайшее зрелище коровьей демонстрации и от восторга свистели, мяукали, блеяли. Костя с Петром хохотали до слёз и сбились со счёта шествующих мимо организаций. Проминский тоже ехидно усмехнулся над маскарадом, но оценил его по-своему:

— Это явный трюк для отвода глаз наших. Посмотрите, что начинается. Японские патрули наглеют всё больше. Дня не проходит, чтоб не задержали невинных прохожих, не обыскали их, либо не спровоцировали стычки с нашими патрулями. Японские десантники втихаря уже окапываются на вершинах сопок. Недавно пожаловал броненосец «Хизен» с двадцатидюймовыми пушками. Японцы открыто формируют в Маньчжурии отряды генерала Плешкова, полковника Орлова, атамана Калмыкова. На границе вот-вот вспыхнет заваруха. А тут на Светланку вываливается толпа клоунов, которых субсидировал Кикучи.

— Полно тебе. Голомбик, Бриннер или Циммерман сами способны купить половину Японии, — возразил Костя, уже послав Кикучи соответствующий протест. — Хотя ты где-то прав, что Америка всё-таки решилась орудовать у нас японскими руками.

— Своим отрядом Шевченко границу не удержит. Значит, пора готовить подкрепление.

Так всё и произошло. В начале июня возник Гродековский фронт, на который Драгошевский увёл из города почти всю Красную гвардию, оставив лишь роту для охраны банков и государственных учреждений. Тем временем в город прибыла вся дивизия имени Яна Гуса. Французские транспорты, видимо, уже приближались. Чтобы достойно войти в родную Прагу, солдаты вынули из карманов руки, застегнули гимнастёрки, подстриглись, побрились и с песнями начали маршировать по улицам, отрабатывая чеканный шаг. За длинную дорогу кто-то из них сочинил дивизионный гимн, каждая строчка которого начиналась гордым утверждением:

Мы — гуситы!

Хоть запасные пути были забиты опустевшими составами, — Кушнарёв оказался без вагонов. Прибежал в Исполком, вытирая рукой потное лицо, выдохнул:

— Где Гирса? В штабе сказали, поехал сюда.

— Разве тебя на машине обгонишь... — хмыкнул Костя. — И к чему тебе Гирса? Ведь он приказал отдавать составы. Значит, бери.

— Х-ха, возьми-ка... Чехи психоватыми стали: не тронь! Оно и понятно: столько лет не видеть родные дома и споткнуться почти у порога... Я утра дождаться не мог. Ну её к лешему, распрекрасную Австралию! Скорей бы отвалить домой! А тут канителят чёрт знает сколько...

— С таким бы сочувствием они отдавали тебе эшелоны, — вмешался Пётр.

— Дайте чехоштаб, — сказал Иосиф телефонистке. — Как не знаете номер? Уже должны запомнить. Ага... Добрый день, товарищ Гоуска. Вас беспокоит Кушнарёв, комиссар железной дороги. Товарищ Гирса обещал мне состав. Ага... Понимаю... Беру. Большое спасибо! Лечу!

Он с такой скоростью развернулся к двери, что со стола взмыли бумаги.

— Ну, метеор... — улыбнулся Пётр подбирая их. — Где уж за ним поспеть на машине...

Позвонил Мельников, прочитав телеграмму председателя Центросибири Яковлева. Костя поблагодарил Дмитрия и растерянно признался:

— Что-то братья-чехословаки начинают вести себя со-овсем не по-братски... Расстреляли в Нижнеудинске Совет, а сейчас штурмуют Иркутск... Н-невероятно... Просто непостижимо...

— Надо проверить и наших постояльцев. Может, они тоже вовсю натачивают штыки. Ведь не зря же маршируют по всему городу, — приуныл Пётр.

— Сейчас будет Гирса. Вместе с ним и проверим.

Узнав о прискорбных событиях, Гирса потупил глаза:

— Меня тоже это очень тревожит... Что делать? Нас везде провоцируют ваши эсеры с меньшевиками, а мадьяры и австрияки обстреливают наши составы. Никак не могут простить, что мы отказались воевать вместе с ними против России. Как тут быть?

— Давайте создадим комиссию из ваших и наших представителей. Пусть едут в Иркутск и всё миром уладят на месте, — предложил Пётр.

— О-о, товарищ Никифоров, это очень правильно. Нельзя допустить, когда всякие недоразумения портят наши братские отношения. Это никак нельзя допустить. И я постоянно забочусь о том, чтобы дивизия имени легендарного Яна Гуса оставила у вас только самые прекрасные чувства. Парадокс... Однако лучше всего мы можем это сделать при помощи штыков. Чтобы вы по-прежнему верили в нашу искреннюю дружбу, я рад сообщить: вам на помощь из наших солдат сформирован батальон под командой капитана Мировского. Это надёжный социал-демократ, настоящий борец за революцию.

— Большущее вам спасибо, товарищ Гирса! — воспрянул Костя. — Так поступают лишь истинные братья по крови и духу. Россия этого никогда не забудет.

— Пожалуйста, Константин Александрович... Да, мы — братья. Братья по крови и духу. Что может быть приятней? Ведь у нас одна цель — революция. У нас общий враг — контрреволюция. И победа над ней — наша общая победа и радость. Так можем ли мы, имеем ли мы право не помочь вам в трудный час? Это наш святой долг. Да, святой. Ведь мы одновременно помогаем рождению своей республики. Конечно, это не всем по духу... Как старый социал-демократ я весь на вашей стороне и, проводив на Гродековский фронт батальон капитана Мировского, соберу в «Версале» ваших противников — моих офицеров. Пусть послушают вас... Более доказательного примера я не могу найти. Уж если на стороне революции борется даже сын губернатора... Думаю, после этого они перестанут мешать добровольцам, а то и сами поедут бить всех атаманов.

— Великолепно придумано. Благодарю вас. Действительно, зря пропадает столько силы... Да ещё какой! Не зря же дивизия носит имя легендарного Яна Гуса. В лепёшку расшибусь, но докажу им, что революция — кровное дело не только простого люда. Стыдно европейски образованному офицерству не понимать азбучных истин. Когда я должен быть?

— Я сообщу, пришлю машину. Приезжайте с товарищем Никифоровым, ещё кем-то. Хорошо?

— Слушаюсь! Да, чуть от радости не забыл... Простите, товарищ Гирса, что известно насчёт пароходов?

— Увы, ничего приятного... Мы оказались в положении персидских родственников. Уже неловко напоминать, что нас дома ждёт наша республика. Одним словом, знали бы вы, как всё это уже надоело... Эти высокомерные, тусклые лица... Эти казённые речи союзников лишь на словах, которые считают войну Франции против Германии просто войной вина против пива... Противно всё это, тошно... А главное, в бойцах остывает наступательный революционный дух. Вот почему я всемерно содействую вам. Ведь в конечном счёте неважно, где прежде всего победит революция. Только бы она победила, только бы переросла в благодетельную для всех народов мировую революцию.

— Правильно, товарищ Гирса. Скажите, пожалуйста, сейчас в Чите есть ваши эшелоны? — спросил Пётр.

— О, конечно... Они есть на всей железной дороге от самой Волги. Скоро все будут здесь.

— Так нельзя ли читинским эшелонам преградить дорогу атаману Семёнову, который может остановить ваше движение.

— Почему нельзя? Пожалуйста. Ведь нашим эшелонам совершенно нет охоты где-то стоять из-за какого-то атамана.