Десант Тайсё

— Мудрец... Как же сам-то? — спохватился Костя, не решаясь убрать в стол спасительный подарок.

— Хм, да у меня ж благодаря офицерской дружине целый арсенал. И слышь, больше не шастай по городу один. Ладно?

— Так точно! Для эскорта заведу эскадрон гусар!

Казалось бы, чем утешил Проминский? Лишь избавил от вероятного унижения, равного смерти, да осмыслил её. Всего-то. Но Костя от души потряс ему руку и принялся наедине как следует осваивать маузер. Для предосторожности — в полуоткрытом ящике письменного стола. Такой важный момент испортил Ман, почему-то возникший вместе с Кингом. Тот прямо с порога ликующе зарокотал:

— Хелло, Константин Александрыч? Ух, как вовремя я вернулся! Вот что значит, э-э, чутьё старого газетного волка! Сенсация за сенсацией! Первая в истории мира забастовка бизнесменов? Арест последнего в России Биржевого комитета! Сын бывшего губернатора, большевик, самый молодой в России председатель Совдепа и Исполкома, подаёт в отставку! Сплошные парадоксы! Как всё это случилось, почему?

— Просто потому, что сии бизнесмены превратили торговлю в беспардонную спекуляцию, вздув цены практически на все товары до тысячи процентов. Мы несколько раз предупреждали Биржевой комитет, чтобы прекратили грабить народ. Никакого проку. Наоборот, они ещё обратились к общественности: защитите нас от свирепых комиссаров, помогите по-прежнему драть с вас не семь, шкур, а уже в сто раз больше, не то уморим вас голодом. Совершенно сбрендили от жиру. Так пусть одумаются... Отставка, как видите, не состоялась. Вообще о ней гораздо больше, объективней может рассказать товарищ Ман.

— Да он уже развеселил меня историей с чеком Циммермана. Фантастический случай! Как же вас, э-э, угораздило? Ведь большевики должны быть бдительными, дальновидными. Иначе вам не построить коммунизм.

— Вокруг действительно сплошная фантастика... При этом самое фантастичное заключается знаете в чём?.. Что вам, умудрённому богатым опытом, обладающему тьмой самой разнообразной информации, наделённому острейшим чутьём газетного волка, что вам говорит цифра сто пятьдесят один?

— О-о, для меня это тоже почти фантастическая цифра! Завтра весь мир прочитает именно столько, э-э, огненных строк о Приморском вожде, который, невзирая на наведённые орудия целой эскадры, заговор офицеров, угрозу голода, сплошной саботаж царских чиновников, телеграфистов и прочей контры, твёрдо ведёт советскую власть к намеченной цели! Есть ли ещё один такой человек на Дальнем Востоке, в Сибири или на Урале? Нет. Вот с каким героем, э-э, равным самому Ленину, я имею честь говорить. Потому предлагаю вам, уважаемый Константин Александрыч, продолжить беседу в другой обстановке.

— Ладно вам петь осанну... Хотя в основном вы, уважаемый Фрэнк, по-прежнему правы. Так лучше пусть весь мир узнает, что сегодня пролетарской революции в России уже идёт сто пятьдесят первый день. Вопреки всему мы продержались уже вдвое дольше Парижской коммуны. Вот что гораздо важнее. И разве это не фантастично?

— Вот именно! Такова истина! Только нужно чтоб она стала абсолютной, добавить: мы ни капли не сомневаемся, что выстоим дольше Парижской коммуны в двести двадцать два раза и победоносно завершим мировую революцию! Так и запишите это, уважаемый Фрэнк! — предложил Ман, уже заскучавший в роли пассивного зрителя.

Костя всегда завидовал его неуёмной вере в неизбежный триумф мировой революции. У самого так не получалось. Вероятно, потому, что слишком привык учитывать множество тормозящих обстоятельств. Кинг тоже растроганно признался:

— Вот гляжу я на вас и всё удивляюсь... Живёте как на, э-э, вулкане, а всё равно воюете, побеждая в каждом бою... Какие вы всё-таки смелые, э-э, дерзкие, бесшабашные люди: ни одного чёрта не боитесь!..

— А чего дрейфить? Двум смертям всё равно не бывать! — уверенно заявил Ман.

К сожалению, Кинг знал гораздо больше, чем положено простому репортёру. Однако нельзя же выдавать намерения своего президента или союзников. Здесь у него была другая задача: использовать собственный авторитет для того, чтобы узнать точную реакцию Исполкома на все события и по возможности сбивать его с толку. От жалости к обречённым фанатикам, которых вполне мог видеть последний раз, он поневоле вздохнул. Бдительный Ман тотчас прилип с ехидным вопросом:

— Откуда вдруг столько вселенской скорби?

— От зависти, что многого, э-э, не ведаете...

— Так по-дружески посвятите в тайны Антанты. Вы ж единственный иностранец, кто нам действительно сочувствует. Поэтому помогите увернуться от грозящей опасности, а точнее — уже нацеленной стрелы, — потребовал Ман.

— Для вас главная опасность — японцы. Как сопротивляться им?.. Армии-то нет. Вы прекрасно сделали, отдав мужикам землю. А сейчас попробуйте их сагитировать, чтобы оставили землю и опять взялись за винтовки. Ничего, э-э, не выгорит.

— Именно теперь ещё как возьмутся. Ведь надо защищать не царскую или помещичью, а собственную землю, с которой наши братья-крестьяне впервые собрали собственный урожай. Вы только вдумайтесь в смысл этого исторического события и поймите, какую силищу теперь имеет вроде бы обыкновенный каравай хлеба, кроме своей чистой питательности. Несокрушимую силу! — повторил Костя.

— Э-э, к тому времени японцы будут уже на Урале... Гм, неужели новым царём, э-э, всея Руси станет Григорий III?..

— Почему вдруг Григорий и даже — третий? — усмехнулся Ман.

— Уважаемый товарищ Маркс, надо знаю свою историю. Кто, э-э, метил в цари до Романовых?

— A-а, вон вы о чём... Кажется, Гришка Отрепьев.

— Правильно. А столкнул их с трона Гришка Распутин. Бог любит троицу. Неужели эта честь достанется атаману Семёнову?

— И он будет вот так восседать на троне! — Костя по-монгольски скрестил в кресле ноги. — Смехота...

— Разумеется... Настоящий, э-э, цирк, балаган...

— Вот не думал, что вы — такой фаталист. К тому же, разве заботливые союзники позволят японцам так далеко оторваться от родных берегов? Никогда.

— Сыно-ок, я всего лишь реалист и потому искал самый реальный способ вам помочь. Увы, весь расклад против вас: везде кровь, кровь и кровь... Столько жертв... И всё ради чего? Получается, только ради того, чтоб на троне, э-э, по-азиатски уселся очередной Гришка... Сколько их ещё должно смениться, пока Россия хотя бы по демократичности приблизится к Америке?..

— Простите, уважаемый Фрэнк, мы уже да-авненько живём впереди вас на полсуток не только в астрономическом — в историческом времени. И теперь уже мне интересно, сумеет ли всемогущая Америка сократить этот разрыв?

— Гм, блестящая, э-э, риторика, оч-чень прекрасная! Но она хороша лишь для разума. А даже пролетариату, э-э, по нраву больше такое общество, где можно жить, не работая. Лишь тогда каждый человек будет по-настоящему счастлив. Способны вы осуществить подобный идеал? Кстати, оч-чень привлекательный лично для меня потому, как я уже чертовски устал, э-э, мотаться по белому свету.

— Ну-у, дорогой Фрэнк, идеал должен быть разумным, иначе не стоит революции. Вон как у нас поднялся народ против любителей жить в своё удовольствие...

— А кто ж тогда станет нас кормить, обувать и одевать? — уточнил Ман и перевёл разговор на серьёзную тему: — Ты хоть повидал сына?

— Когда... — виновато поморщился Костя.

— У вас появился сын?.. — охнул Кинг. — Вот так раз...

— Представьте себе...

— Я даже не думал, что вы, совсем ещё такой молодой человек, уже имеете жену...

— Да вот ухитрился в студентах, чтоб навещала в тюрьме.

— Вы успели побывать даже там?

— Аж дважды...

— А хоть дал ему имя-то? — продолжал допытываться Ман, считая это более важным.

— Пусть будет Георгием. Георгием Победоносцем! — смущённо улыбнулся Костя.

— Вот это — правильно! Молодчина! Поздравляю от всей души! — страстно потряс Ман его руку, не спеша уступить её Кингу, который в ожидании растроганно рокотал:

— Оч-чень уважаю людей, так уверенных в будущем! Они самого меня заряжают новыми силами, э-э, вдохновляют ещё горячей пригласить в ресторан и на славу отметить день рождения нового Георгия Победоносца! Сейчас я позвоню в «Версаль». Пока мы придём, стол в номере будет накрыт. И мы прекрасно проведём вечер? А то у меня от пламенных речей уже пересохло горло.