Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 29 из 77

Лучано же подмигнул ей заговорщически и тут же промолвил сурово:

— Молчи, женщина! Кто тут хозяин?

И она приняла игру. Покорно склонила голову, совсем как забитая женщина Востока:

— Ты хозяин.

И добавила виновато, как бы извиняясь перед продавцом сулугуни:

— Он хозяин. Кошелек-то у него.

Кавказцы загалдели, завозмущались, заступаясь за бедную забитую женщину. Можно было подумать, что уж они-то дают своим женам полную свободу, что они самые что ни на есть ярые поборники эмансипации.

А Лучано погрузил в лукошко три сырных круга и гордо зашагал дальше.

Лицо его светилось азартом. Он стал возбужденно объяснять Маргарите:

— Ваш базар — такой же, как наш базар, итальянский. Это не просто приобретение продуктов, это спорт! Соревнование, понимаешь? Как ипподром.

— Да ну? А я считала, что это просто маленький бизнес.

— Нет, нет! Это игра. Кто кого. Тут весь интерес в том, чтобы… как это…

— Торговаться?

— Торговаться!

— Я так не привыкла. Я не умею. Ведь торговаться — это немного стыдно.

— Не стыдно, а весело. Я тебя научу. Хочешь?

— Хочу!

Конечно, Маргарита охотно возьмет у него урок рыночной, в прямом смысле слова, экономики. Ведь это продлит их пребывание в торговых рядах.

В пику Георгию!

Хотя практического смысла для нее в навыке торговаться не было никакого. Во-первых, она не испытывала денежных затруднений. Во-вторых, для нее любой коммерсант мужского пола и так всегда занижал цену.

По рядам тем временем прошел шумок. Новость о нахальном итальянце, который держит в черном теле спутницу необыкновенной красоты, передавалась по цепочке, из уст в уста.

Лучано бросил вызов — и кавказский рынок принял его. Торговцы, бывшие конкуренты, мгновенно сплотились, чтобы дать наглецу отпор.

Это был поединок одного южанина против целой армии южан. Что ж, соревнование — так соревнование, ипподром — так ипподром. Погоняй, поехали! Да с ветерком!

Происходило состязание так. Маргарита приближалась к очередному прилавку и, скромно потупившись, указывала наманикюренным пальчиком на приглянувшееся ей наливное яблочко:

— Хочу вот это.

— Всего одна штука? — обижался продавец и назначал за штучку цену трех ведер. Это была его первая сольная реплика.

Тут на авансцену выходил Лучано и цветисто разыгрывал свою часть партитуры. Не зная российских цен, торговался до хрипоты, доказывая неразумность подобной дороговизны.

Продавец выдвигал свои аргументы, итальянец — свои. В конце концов Джерми «выторговывал» целых два яблока по цене двух ведер.

Он погружал их в лукошко и шел дальше: к сливам, например. Там происходило то же самое. Маргарита от души наслаждалась этим представлением. Если честно, она даже не знала, болельщицей какой стороны является. Ее забавлял сам процесс.

Покупок было много, пришлось приобрести еще одну корзину, которую Лучано купил в несколько раз дороже, чем первую. В азарте он уже запамятовал стартовые цифры. Вот тебе и бизнесмен! Игрок он в душе, а никакой не коммерсант! В самом деле, Понтини был прав: без опытного старого управляющего «Колизеум» точно прогорел бы!

В результате поединка между рынком и Лучано Джерми, как принято говорить в пошлых спортивных комментариях, «победила дружба».





Каждая из противоборствующих сторон осталась довольна. Лучано уходил с рынка, нагруженный покупками, считая себя в крупном выигрыше. Хотя для среднего россиянина уплаченные им суммы были бы целым состоянием. Но он торжествовал: не только сэкономил, как ему казалось, много денег, но и блеснул своей коммерческой сметкой перед Маргаритой.

Продавцы, посмеиваясь, подсчитывали прибыль: в жизни не встречали подобного простака!

Короче, и тот, и другие считали себя победителями.

Эх, мужчины, мужчины! Сильный пол — глупый пол. Вы и не подозреваете, что на самом деле одержала победу лишь одна Маргарита!

Это, несомненно, была крупная победа. Прямо как у Александра Македонского. Возвращаясь к «Жемчужине», она еще издали заметила у главного входа знакомую плечистую фигуру… Георгий нервно расхаживал по ступеням туда-сюда, порывисто затягиваясь сигаретой. Не докуривал до конца, выдергивал из пачки новую, делал пару судорожных затяжек и снова бросал…

Он был в строгом костюме стального цвета — приоделся для решающего раута переговоров. Непривычный, нелюбимый им пиджак мешал двигаться и, кажется, даже дышать. Галстук был приспущен и сбился на сторону. Он щурился сильнее обычного — не то от солнца, не то от сигаретного дыма, не то от злости.

Это зрелище было для коварной Львицы подобно целебному бальзаму. Упиваясь им, она даже замедлила шаг. Предвкушала тот триумфальный момент, когда Кайданников наконец заметит их.

Чуть поодаль на лавочке сидел Джузеппе Понтини. Диретторе выглядел уставшим, но старался бодриться. Он тоже был одет торжественно, с Иголочки, в элегантный деловой костюм. Но его старческие шишкастые ноги были босыми: чтобы дать ступням отдохнуть, он снял и сверкающие длинноносые лакированные полуботинки, и даже носки.

Старик сосредоточенно разглядывал шевелящиеся пальцы собственных ног, тогда как Георгий беспокойно озирался по сторонам.

Ага, вот он уже их видит! Был бы поблизости духовой оркестр — он должен был бы грянуть туш.

Полюбуйся, дорогой гений, как хозяин «Колизеума» марширует с женскими корзинками, из которых торчат пучки пахучей зелени!

Посмотри, Эдисон, как шагает налегке, в прозрачном сарафанчике, та, которую ты так жестоко обидел!

А ведь ты сегодня наряжался в пиджак и галстук, для тебя нынешний день был важен, не так ли? Останется ли и теперь твое сердце каменным, равнодушный человек-скала?

Нет, не останется. Видно ведь, как ты вздрогнул, как твоя рука сжала, смяла в комок початую пачку сигарет! Ну что, получил? Это плата за стриптиз в открытом море. За все нужно платить, уважаемый! И иногда — торгуйся-не торгуйся — втридорога!

Управляющий, оторвав наконец взгляд от своих застарелых мозолей, тоже заметил молодого хозяина и его даму. Зыркнул глазками по корзинам, по сарафанчику от Готье и сразу все понял. Ни словом не попрекнул Лучано, только вздохнул укоризненно и… сочувственно.

«Милый, милый старик Джузеппе, — с нежностью подумала Маргарита. — Ты, наверное, в молодости не мучил своих возлюбленных. Сколько бы у тебя их ни было, я уверена, что для каждой ты создавал волшебную сказку. Поучиться бы у тебя некоторым, которые мнят себя гениями!»

Надо отдать Георгию должное: он сделал героическое усилие над собой и сдержал гнев. Единственное, что он себе позволил, это спросить партнера ледяным тоном, кивнув на лукошки:

— Это было так уж необходимо?

Лучано лишь широко улыбнулся в ответ: мол, не видишь сам, приятель, как я счастлив? Так что не приставай ко мне, пожалуйста!

Вместо него ответила Маргарита. Теперь уж она не изображала бессловесную женщину Востока:

— Мне это было необходимо.

И небрежно поправила упавшую бретельку.

Лучано донес корзины до Ритиного номера и удалился, гордый собой, не желая выслушивать слова благодарности.

В ванной комнате «люкса» как раз в это время меняла полотенца горничная. Это была пожилая женщина с измученным тусклым взглядом. Видно, не от хорошей жизни она продолжала работать: в ее возрасте можно было бы уже и отдохнуть.

Маргарита поставила полные лукошки прямо к ее ногам с расширенными, нездоровыми венами:

— Вот. Возьмите, пожалуйста.

Горничная, скрывая недовольство, спросила:

— Куда отнести-то? В какой номер? — решила, что эта тяжесть предназначена в дар кому-то из жильцов отеля. Такое тут случалось нередко: то бутылку шампанского попросят передать, то еще что-то. Но эта красотка в марлевом платье совсем совесть потеряла: заставляет тащить килограммов тридцать. Думает, что сама никогда не состарится!

— Вы меня не поняли, — улыбнулась Маргарита. — Это именно вам!