Токио

– Это что у тебя? Кто тебя грыз? – он обернулся и крикнул: – Доктор, что с ним? Чтобы я его с такими губищами больше не видел. Лечи его, а то я его сам вылечу.

После развода Ваня потоптался на месте и уныло пошел к комбату. Таджик собрал с губ семечную шелуху в кулак, тронул меня за рукав бушлата и весело подмигнул:

– Гляди, гляди… У него боец на лыжи встал. Комбат еще не знает.

Подойдя, Ваня нахмурился. Комбат подозрительно посмотрел на него, тоже заранее сдвинул брови:

– Чего тебе?

– У меня боец на лыжи встал.

Неожиданно издав торжествующий вопль, Яровский хлопнул себя по ляжкам и захохотал:

– Наконец-то! А я все жду, когда тебе на голову срать начнут? А как от тебя не убежать, а? – и также мгновенно он покраснел от гнева: – Людьми совсем не занимаешься! Ничем не интересуешься, что у тебя во взводе творится! Ходишь, как тюлень!

– Тюлень! – тихо посмеялся таджик.

Резко повернувшись, комбат свирепо двинулся к нему:

– Ты что ржешь, дебил?! В парк, ослиная рожа! Сейчас на кулак одену!

Успокоившись, он достал платок, вытер с губ слюну и спросил:

– Как фамилия?

– Цыпа… – сказал Ваня по привычке и, кашлянув, поправился: – Цыплаков.

В парке на стоянке деды греются в кабинах. Началась метель, и дальше пяти метров ничего не видно. Между машинами сидят под колесами молодые. Плотно прижались, подняли воротники бушлатов.

В кромешной этой пурге неожиданно призраком мелькнул комбат. Прошел мимо в расстегнутом бушлате. Нагнув голову, рукой держит за козырек фуражку.

– А тебе кто про этот соляра сказал? – сидя на бочке, таджик зажег паяльную лампу и поставил на стол. – Ты думаешь, откуда у него этот соляра? С твоих машин. Твой соляра! Они все с полными баками должны быть. Ты за них отвечаешь. Завтра возьмут и проверят. За все, что не хватает, ты платить будешь. Поэтому я тебе всегда говорю. Никогда уродов на площадке одних не оставляй. Тебя или меня нет, это они точно что-то с машин снимают, чтобы продать. Вот завтра поедешь, пройди и посмотри, где сколько соляры не хватает. Этот бочку возьмешь и зальешь.

Он снял перчатку, приложил ладонь к замерзшему окну. Потом посмотрел в оттаявший глазок. Там мела метель. Выл ветер.

…Вечером на совещании Яровский ввел казарменное положение. Объявил, что ни один офицер и прапорщик не уходит домой до тех пор, пока Цыпу не найдут. Сразу после отбоя позвал Ваню к себе.

– Эй, пингвин! Иди сюда! – крикнул ему из кабинета. – Я тут выяснил, это только ты ничего узнать не можешь. У него в селе живет Лиза. Сейчас берешь дежурку и едешь искать Лизу. Понял, да?

– Как я ее найду, товарищ полковник?

– Найдешь, если захочешь. Привезешь и сразу готовишь на него все документы. С первой сборной отправляешь его Басаева ловить… – открыв сейф, Яровский достал наручники и бросил ему: – Закуешь и посадишь в клетку. Наручники мои личные. Если потеряешь, я тебя самого закую.

Ночь. Горят фонари. Офицеры курят на крыльце казармы. Ваня отчаянно ругается:

– Не бойцы, а одни скоты, гниды, твари! Ты их умой, одень, причеши, спать уложи. А они… Вот где мне эту Лизу искать?

– Тебе местные алкаши за пузырь полную информацию выдадут. Весь список. Сколько у них Лиз, где живут, как часто трусы меняют.

Бросив сигарету, Ваня с бульдожьим лицом решительно направился к подъехавшей дежурной машине. Сверху дневальный громко крикнул:

– Офицеры и прапорщики, зайти в кабинет командира батальона!

Когда все поднялись и расселись, комбат в полной тишине обвел всех взглядом и сердито спросил:

– Тюлень уехал в село?

В углу таджик уронил голову на грудь, беззвучно затряс плечами. Получив утвердительный ответ, Яровский нахмурился:

– Вот я смотрю на вас и вижу, что у вас ни у кого совести нет. Когда людьми никто не руководит, они оскотиниваются. Как вы не понимаете? Сколько раз говорил: «Лейтенант, иди к людям! Расскажи им что-нибудь». Чему-то ведь вас пять лет учили. Совсем ничего не помнишь, расскажи, сколько ты у государства за пять лет мяса и масла съел. Как так? Почему бог ничего не видит? А так бы как шарахнул сверху молнией… И только одни подошвы от ботинок дымятся. Как бы проще жилось. Но он почему-то так не делает. Короче! Если он не хочет вами заниматься, тогда я вами займусь. Так оно даже лучше будет. Я все равно про каждого больше вижу и знаю. Всем ясно, что никто никуда не уходит, пока Цыпу не найдете? Дежурный доложит мне, если кто уйдет. А я потом проверю.

Он поднялся из-за стола, снял с вешалки бушлат. Проводив его, все пошли в комнату отдыха с аквариумами и спящими в клетках попугаями.

– Полномочный представитель бога по Тоцкому региону.

– Если бы бог все видел, он бы ему самому в первую очередь метеоритом как засадил в лоб.

– И хана бы ему наступил сразу. Знаете, что такое хана по-таджикски? Крыша дома моего. Вот у него крыша бы съехал сразу.

Спустя час с улицы позвонили. Дневальный взял у дежурного ключи и пошел вниз открывать. Посмотрев в глазок, отодвинул засов, повернул ключ в замке. Отворил тяжелую на пружине с гирей железную дверь.

Шатаясь, Цыпа в спортивном костюме шагнул через порог. Руки скованы наручниками за спиной. От сильного удара в спину он полетел далеко вперед и громко рухнул на пол. Лежит и тяжело дышит с вытаращенными глазами.

– Где комбат? – входя следом, спросил Ваня дежурного офицера.

– Домой уехал.

– Звони!

Позже, когда шли из казармы домой, Ваня рассказал:

– Захожу к ним. А они словно ждали меня. Поляну накрыли. Я ему в гычу сразу пробил, со стола стаканяру замахнул. А тут эта Лиза на меня кинулась… – свирепо раздув ноздри, выставив нижнюю челюсть, он изобразил, как захватил всей пятерней ее лицо и с силой оттолкнул от себя.

Придя в общежитие, я удивился тому, что мой сосед не спал. Он собирал вещи. Ему нужно было успеть на поезд. Он отпросился на три дня домой съездить.

– У жены выкидыш был. Съезжу, погляжу, что там у нее. Серьезно или как?

Через месяц он уволился совсем, и я к большому своему удовольствию стал жить один в комнате.

В середине апреля пятеро солдат в составе сборной команды ночным поездом отправляли в Чечню. После отбоя они спустились по лестнице. Внизу, бросив на пол вещмешки, стали прощаться с дневальными. Обнявшись, пожав руки и обменявшись адресами, ушли в ночь. За ними с грохотом захлопнулась дверь казармы. Щелкнул замок. Лязгнул засов.

В кубриках погашен свет. Храп доносится. Дежурный по части с дежурным по штабу играют в нарды. Отдав ключи, дневальный сел на табурет возле пульта. Вырвав из тетради лист, он полночи корявым почерком писал письмо, начинавшееся словами:

«Здравствуй, моя любимая Наташа!

У меня все нормально, ничего не изменилось. Жив, здоров, ничем не болею. Жалко только земляка с Шарлыка Андрюху Цыплакова…»

Весна в эти края приходит неожиданно. Весь снег растаял в считанные дни. Сразу установилась изумительная погода. Стоящую под горой дивизию залили журчащие ручьи. Затопили подвалы казарм. Ярко светит солнце, птицы поют. На плацу разведка лихо марширует по лужам.

У всех праздничное настроение. Идем из казармы к Ване на квартиру. У подъезда он видит своего соседа. Тот сидит в машине.

– Что ты ее не вымоешь? – с презрительным упреком обратился к нему Ваня.

– Где? – с сожалением ответил он.

– Вот ты клоун!

Рядом пробегала собака. С удивительной проворностью Ваня схватил ее за передние и задние ноги. Она визжит, кусает ватный рукав бушлата. Все замерли, не зная, что сейчас будет. Но Ване лучше не мешать, когда он серьезным делом занят. Он прополоскал ее в луже и стал протирать ею капот.

– Иван! – бросился к нему хозяин. – Перестань! Что ты делаешь?

Все вокруг пополам согнулись от хохота. Движением плеча оттолкнув его, Ваня проворчал:

– Уйди! Как чмо на грязной машине ездишь.