Страница 8 из 15
Хотя, незнакомая Елизавета не вызывает у меня никаких чувств, кроме отвращения. Ну как можно жить с мужчиной, родить ему ребёнка, а потом, накануне знакомства с родственниками, сбежать с любовником, прихватив с собой сына? Это просто в голове не укладывается!
Хотя, может быть достаточно будет остаться собой? Ведь ни Ангелина, ни бабушка Максима Дмитриевича не общались с таинственной невестой. Интересно, какую задачу передо мной ставит хоккеист? Я должна понравиться его родственникам, или наоборот? Ведь должен же он им потом как-то объяснить разрыв с прекрасной Елизаветой.
До обеда всё прошло гладко – мы чудесно проводили время с Никиткой. Погуляли на улице, подышали свежим воздухом, сходили на ёлку, которую поставили на площади. Уже чувствовалось приближение самого замечательного, доброго и сказочного праздника!
К обеду мы вернулись домой, и, посадив сына в стульчик, и дав ему в руку продолговатую печенюшку, я удалилась в ванную помыть руки.
Открутив кран, я начинаю выдавливать жидкое мыло себе на ладони, и слышу, как в комнате надрывается мобильный телефон. Ну что ж, перезвоню позже. Но телефон не умолкая, продолжает весело играть мелодию снова и снова.
Чертыхнувшись, бегу в комнату, на ходу вытирая мокрые ладони о свои джинсы. И кому там неймётся? Высветившееся на экране имя Максима Дмитриевича, заставляет моё сердце забиться сильнее.
– Вы не скучаете без своего верного коня?
Нахмуриваюсь, и теряюсь в догадках, о чём меня сейчас расспрашивает спортсмен. Может, он на солнце перегрелся?
Хотя, вроде, на улице зима. Но спортсмен, скорее всего, исправно посещает солярий.
– Я говорю об автомобиле, Маргарита. Пора просыпаться – уже обед, и начинать включать мозг. Я понимаю, что думать – это несвойственное дело для женщин, но всё же, постарайтесь.
Чёрт побери! Он сова начинает насмехаться надо мной!
Я багровею, и начинаю фырчать в трубку, как сердитый ёжик. Этим я вызываю ещё более колючую реакцию у известного хоккеиста.
– По крайней мере, я надеюсь, что слушать вы не разучились. Вашу «букашку» отремонтировали, я пригоню её к вам. Заодно и с мальчишкой познакомлюсь. Идёт?
– Да.
Это единственное, что я смогла выдавить из себя. Похоже, Полонский просто создан для того, чтобы насмехаться надо мной.
– Адрес, Маргарита! Я не знаю вашего адреса! А экстрасенсорными способностями я, к сожалению, ещё не обладаю!
Хоккеист насмешливо кричит в трубку, вызывая у меня новый виток раздражения. Быстро продиктовав ему адрес, я отключаюсь. Вот как может человек вызывать во мне такую гамму чувств! От раздражения до ревности!
Раздражённо бросив трубку на диван, я спешу на кухню. Мой сынок, наверное, уже рассосал печенье и сидит сейчас в гордом одиночестве.
Убедившись, что это так, я достаю из холодильника детский творожок, и пытаюсь открыть фольгированную крышку. Но, она, как назло, очень хорошо запечатана – мне никак не удаётся подцепить своими короткими ногтями.
Из комнаты снова доносится трель мобильного телефона. Наверное, хоккеист решил, что слишком мало поиздевался надо мной, и придумал какую-то очередную шутку?
Чёрт с ним, пусть звонит – не собираюсь отвечать. Я ему уже всё сказала, пусть гонит машину к подъезду. Так и быть, потом дам ему посмотреть на сына. Но, не более.
Разозлившись на Полонского, я с силой рву крышечку с изображением банана на себя, и понимаю, что она, неожиданно, очень легко поддалась. Содержимое небольшой баночки поднимается в воздух и летит мне прямо в физиономию.
Вскрикнув, я тут же понимаю, что вся липкая, прохладная субстанция с сильным запахом банана прилетела мне прямо в лицо и равномерно растеклась по нему, прямо как маска.
Пошевелив ресницами, я приобретаю возможность рассмотреть всё вокруг, и первое, что я вижу – улыбающуюся мордочку сына. Наверняка, он решил, что мама решила с ним поиграть и подурачиться, выплеснув весь перекус на себя.
– Прости, дорогой, мама достанет тебе другой йогурт. А вечерком прогуляемся до магазина, я куплю тебе ещё несколько, взамен испорченного.
Чтобы сынишка занялся пока делом, я сую ему в руку очередное печенье, и с раздражением ставлю полупустую баночку на стол. Пока Никита сосёт печенье – побегу в ванную, умываться. Надеюсь, маска для лица из детского творожка пойдёт моей коже только на пользу.
Но, звонок в дверь заставляет меня притормозить в прихожей.
– Чёрт возьми, этот хоккеист летает, как будто на метле!
Делать нечего – придётся отпереть дверь и бежать в ванную. Пока мужчина будет разуваться, я успею умыться. Ну, не могу же я показаться перед ним в таком виде – насмешек и порции злых шуток мне не избежать.
Быстро щёлкнув замком, я исчезаю в ванной комнате. Включив кран, слышу, что в квартиру кто-то вошёл.
Холодею – а вдруг, это не Полонский? А какой-нибудь незнакомый человек? Вор, или убийца?
Ужасные мысли, что я, по своей беспечности, могла впустить в дом неизвестно кого, придают мне скорость, и я, быстро умывшись, выбегаю из санузла с полотенцем в руках.
Возле стульчика, в котором сидит Никитка, стоит Игорь, и хмурит брови. Выдохнув, что это не убийца, а родной отец мальчика, я приближаюсь к нему. Значит, мужчина всё-таки, решил сдержать обещание, и вернулся. Очень жаль, потому что я надеялась больше никогда его не увидеть.
Подумав об этом, я холодею – Бог мой, как это произошло? Ведь я так любила Игоря, страдала по нему и искренне не понимала, почему он ушёл. Откуда теперь эта холодность, презрение, отчуждённость?
– Ну, и где твой хахаль?
Мужчина поворачивается ко мне, и я читаю презрение на его лице. Как будто, он увидел что-то крайне неприятное перед собой.
– Скоро придёт!
Голос дрожит, но я вскидываю подбородок, чтобы говорить чётче и уверенней – у Беляева не должно возникнуть никаких сомнений в том, что я уже не одна.
Конечно, я надеюсь, что мужчина мне поверит на слово, но, если нет – придётся просить разыграть сценку любви с Полонским. Надеюсь, он мне не откажет в этой маленькой шалости?
– Вряд ли. Ты на себя в зеркало давно смотрела? Что за панда?
Бегу в прихожую, и смотрю на себя в зеркало. Ну да, пока смывала творожок – слегка потекла тушь, оставив чёрные круги под глазами. Но я всё равно очень хорошо выгляжу. Видимо, мужчина просто лишний раз решил унизить меня.
Самоутверждается, что ли?
– Я очень симпатичная молодая женщина. И мой мужчина думает так же. Так что меня не трогает твоя ирония и злые насмешки.
Открываю дверь. Игорь наблюдает за мной с иронией:
– Что, соседа сейчас просить будешь тебе подыграть?
– Нет. Почему соседа?
Я недоумённо пожимаю плечами, закрываю дверь, но замок не защёлкиваю – очень надеюсь, что пришедший хоккеист просто потянет дверь на себя, а у Игоря создастся впечатление, что мужчина открыл дверь своим ключом.
– Просто проверила. Мне показалось, кто-то шуршал у замка.
Игорь опирается рукой на косяк, и, не мигая, смотрит на меня:
– Ага, уборщица! Хватит врать! Нет у тебя никого!
– Какая уборщица?
Я отхожу от двери, и пытаюсь проскользнуть к кухонному гарнитуру, у которого остался мой сын, сидящий в стульчике. Но мужчина преграждает мне путь, выставив ногу:
– И как его зовут?
– Максим… ээээ…. Дмитриевич.
Чёрт! Ну, зачем я добавила отчество? Если я живу с хоккеистом, то явно называю его по имени – просто Максим.
И, конечно, от слуха моего бывшего мужчины не ускользнула эта оплошность. Он скрестил руки на груди и насмешливо поднял левую бровь:
– Дмитриевич? Он что, пожилой?
Краснею.
– Нет, с чего ты взял? Просто, так вырвалось.
– Ага! Вырвалось у неё! Что-то я не верю тебе, детка!
Детка… От этого обращения по моему телу проносится волна дрожи, а тело покрывается мурашками. Раньше у меня сносило крышу, как только Игорь обращался ко мне так. Во мне сразу же просыпалось желание, и я была готова всё простить этому человеку.