Семья напрокат

Мужчина пожимает плечами:

– Ну, ладно. Не получилось. Хотя странно, мне девушки редко отказывают. Может, сегодня просто не мой день?

Я закатываю глаза. Полонский слишком много о себе вообразил! Что он думает, что он – мечта всех девушек на Планете? Пора и ему спуститься с небес на Землю. Елена – просто молодец, отшила этого самовлюблённого эгоиста.

Я бы так не смогла.

– Хорошо, давайте обсудим то, что я вам предлагаю. Ко мне, двадцать восьмого декабря, приедут родственники. И вы должны сыграть роль моей невесты, а ваш сын – роль моего сына. Всё понятно?

Я откидываюсь на стуле, и удивлённо смотрю на хоккеиста. Что это за афёра? Или он сошёл с ума?

– Нет, не понятно. Ваши родители не знают вашу невесту в лицо? А насчёт сына – вообще жестоко. Они ж будут думать, что это их внук.

Максим Дмитриевич принимается барабанить пальцами по столу:

– Разве я что-то говорил про родителей? Мои родители, Маргарита, Давно в могиле. Им нет дела до моей невесты, а, тем более, сына. Нет, всё намного проще.

– Насколько проще?

– В гости едут моя сестра с мужем и бабушка. Моя бабушка – это единственный человек, пожалуй, которому не наплевать на мою личную жизнь. Вот она и хочет познакомиться с моей невестой, и подержать правнука на ручках. Ну, что Вам стоит?

Я ошарашено смотрю на хоккеиста. Наверное, мужчине не так давно прилетело шайбой по голове. Причём, он явно был без шлема. Иначе откуда такие странные разговоры?

– Я ничего не понимаю. Родственники думают, что у вас есть невеста и сын? Но почему? И, если они об этом знают, то почему вы им не представите настоящих?

– Как с вами сложно!

Максим Дмитриевич закатывает глаза, и цокает языком.

Тут к нашему столику подходит Елена и приносит поднос с роллами. Вкусный аромат горячей пищи тут же проникает в мой нос, и у меня начинает отделяться слюна, как у собаки Павлова.

Официантка кладёт перед нами горячие полотенца, скрученные валиком, и расставляет предметы.

– Спасибо.

Хоккеист невозмутимо кивает девушке, даже не посмотрев в её сторону. Что это он? Неужели, обиделся?

Я протираю руки влажным полотенцем, которое называется «осибори», и из-под полуопущенных ресниц продолжаю наблюдать за спортсменом. Но тот абсолютно невозмутим и холоден – как будто не он просил у Елены несколько минут назад номер телефона.

Ну, ладно.

– Рассказываю всё с самого начала. Итак, мои родители умерли уже давно – когда мне едва исполнилось восемнадцать лет. Я к тому моменту уже был подающим надежды хоккеистом, получал выгодные предложения от клубов и получал неплохие деньги. Моя сестра Ангелина – на пять лет младше меня, то есть ей сейчас двадцать восемь.

Мужчина отправляет в рот один из роллов, а я подсчитываю в уме – сколько же ему лет. Получается, что тридцать три. А мне – двадцать шесть, то есть мужчина на семь лет старше меня! Ого, а так – и не скажешь.

– Перебрался в Америку, в Лос-Анджелес. Потом перетащил туда сестру. Мне в Америке было некомфортно, а вот Ангелине жизнь там понравилась. Бабушка жила всё это время в России, в городе Тула и считалась нашим опекуном. Но, фактически, она нас и не видела. В общем, разбросала нас жизнь. Ангелина осталась в США, в том году вышла замуж за американца. Теперь она – миссис Дэвис. Её супруг – Итен, художник. Сейчас пытается активно раскрутиться на этом поприще. По правде сказать, у него пока не очень-то получается, но Ангелина, как настоящая жена декабриста, свято верит в талант своего муженька. По мне – лучше бы он шёл работать грузчиком, а не холсты марал. Ну, да ладно. Я вернулся в Москву, купил квартиру. А бабушка так и осталась в Туле. Переезжать ко мне или к Ангелине она категорически отказывается.

– А причём тут я? Наличие невесты и сына?

Максим Дмитриевич морщится, отправляя очередной ролл в рот, и внимательно смотрит на меня.

– Ну, потому что, ещё неделю назад у меня действительно были невеста и семимесячный сын.

Я застываю с бамбуковыми палочками в руках, боясь задать дурацкий вопрос. Полонский – невозмутимо пережёвывает пищу, а я прикусываю язык. Неужели, они умерли, а хоккеист просто боится сказать бабушке правду?

– Вы чего застыли, как статуя?

Я сглатываю слюну, опуская глаза в стол:

– Но ведь придётся когда-нибудь сказать правду.

– Нет, не придётся! У бабушки слабое зрение – ей восемьдесят шесть лет, и она практически ослепла. Наконец-то, она поддалась уговорам Ангелины, и переедет к ней. Ну, подержит она правнука на ручках, и успокоится.

– Но как вы потом объясните отсутствие мальчика? Люди же не воскресают…

Я запинаюсь, понимая, что зря заговорила об этом. Скорее всего, мужчине больно вспоминать о смерти любимой женщины и маленького ребёнка. А тут я… Чёрт!

Полонский округляет глаза, и из его красивого рта начинают вырываться совсем нелицеприятные эпитеты в мой адрес.

– Маргарита, вы ненормальная? Я что, говорил о смерти? Я отсужу сына у Лизаветы и буду растить мальчишку сам!

Я в изнеможении откидываю волосы со лба:

– Что, чёрт побери, происходит? Какая Лизавета?

– А, я ж вам забыл рассказать!

Мужчина хлопает себя по бедру, и отпивает глоток из чашки. Я вздыхаю – ну, наконец-то, теперь узнаю всю историю.

– Я год жил с Лизаветой. Она мне сына родила, семь месяцев назад – Илюху. Вот бабушка и решила с ними познакомиться перед поездкой в Америку, но, не вышло. Неделю назад Лизка от меня хвостом махнула, ребёнка забрала, и съехала.

– Куда?

– К какому-то футболисту! Но что я теперь бабушке скажу? Она-то уж жаждет с правнуком пообщаться. Зрение плохое, она и не рассмотрит толком ничего. А сердце слабое – ей нервничать нельзя. Пообщаетесь с ней, сделаем вид счастливой семьи – пусть старушка едет спокойно на другой конец Света. А там, если мальчика потом у Лизки отсужу, то привезу к ней, уже родного. И не поймёт обмана – вырос же.

– А нельзя сейчас с Лизаветой договориться?

– Не могу её найти! Усвистела со своим нападающим куда-то. Но, мои адвокаты её разыщут, это точно. Мне главное сейчас бабушку не расстраивать. Ей в Америки операцию попробуют сделать, чтобы она совсем не ослепла – ей сердце тревожить нельзя.

– А сестра? Она-то догадается, что я – не невеста. Она ж, наверняка, хорошо видит и знает, как выглядит Лизавета.

– Нет, Ангелина тоже с Лизкой никогда не виделась. Даже по скайпу не общались. Итен всякие новомодные технологии не признаёт. Говорит, они фантазию убивают и изгоняют музу из дома. Так что никто и никогда ни Лизку, ни Илью не видел. Всё отлично срастётся.

Выдыхаю – всё должно получиться. Если никто из родственников Полонского не видел его девушку и сынишку, то я вполне смогу сойти за его вторую половинку.

– Я всё поняла.

Подцепляю палочками ролл, но, неожиданным образом, сильно сжимаю палочки между собой. Рис рассыпается, а начинка в виде мидии, окутанная нежным соусом Фудзияма, неожиданно выстреливает прямо в грудь моего собеседника.

– Ай!

Хоккеист морщится и смотрит на кусок противного морского обитателя, который оставил на его белоснежном пуловере жирное пятно, и затем беспомощно свалился на пол.

– Простите!

Я округляю глаза, вскакиваю со стула и хватаю салфетку – попытаюсь оттереть это жуткое пятно. Но, мои ноги задевают ножку стола, и я неуклюже обваливаюсь на колени прямо перед мужчиной.

– Прекратите! На нас все смотрят!

Максим Дмитриевич зло шипит на меня, пытаясь меня поднять. Я отчаянно понимаю – пол сырой от растаявшего грязного снега, который я сама принесла с улицы, и мои джинсы теперь ещё мокрее, чем раньше.

Ноги скользят и разъезжаются по мокрой кафельной плитке, и мне никак не удаётся встать. Посетители, сидящие за соседними столиками, уже откровенно хохочут.

Наверное, вид и впрямь комичный – я, стою на коленях, под столом, перед интимным местом Максима Дмитриевича. О, это можно расценить как очень пошлую сценку!

– Немедленно встаньте!