Докторица

Вообще, установку направляющих и регулировку приходил проводить серьёзный техник-вооруженец от бомберов, но теперь благодаря Верочке в полку ко мне отношение феерически доброжелательное. Вот уж не думала, что я заполучу определяющий ко мне отношение статус "сестры самой Верочки". А ведь она ничего особенного не делает, наверно просто она человечек такой светлый и солнечный, что уставшие в разлуке с семьями мужчины при виде этого сгустка радостного оптимизма и доброжелательности оттаивают и отдыхают душой. Техник помогал нам настраивать пусковые, проводить в кабину провода управления пуском, и объяснял кучу нюансов по пользованию этими снарядами. Так, к примеру, мне не рекомендовали их использовать при опасности, что они могут зацепить кусты или деревья, и пускать, когда я сама очень низко лечу и есть опасность, что пущенный снаряд зацепит землю, ведь при пуске снаряд проседает вначале. Во всех этих случаях высока вероятность, что произойдёт подрыв совсем не там, где нам нужно, из-за срабатывания контактного взрывателя. Ещё, по логике, не стоит с ними садиться, если идти на вынужденную посадку…

Как это почти всегда случается в жизни, появление новых возможностей связано с новыми сложностями и появлением дополнительных факторов, которые теперь требуется учитывать. Мои с Соседом серьёзные опасения по поводу того, что у нас будут очень большие сложности со снабжением нас немецким авиационным бензином и маслом, по крайней мере, пока нам не грозят. Не знаю, откуда, но нам привезли две полные машины бочек с немецким бензином, даже бочки оказались немецкими, похоже, что этот бензин просто где-то взяли трофеями, и удалось его на отдел получить. Порадовало, что там же оказалось и родное масло для двигателя.

Панкратов сказал, что в принципе можно летать и на нашем бензине, только добавить в него чего-то, вот только совершенно неизвестно, как к этому суррогату отнесётся немецкий двигатель, поэтому мы с ним очень рады, что у нас есть родное топливо. Так что в пятницу, двадцать третьего, доложила Николаеву, что освоение самолёта закончила и готова выполнять любые задания командования, а с утра в субботу уже привычно вылетела на маршрут.

После моего доклада Сергей Николаевич сообщил, что во все зенитные и истребительные части округа уже несколько дней, как направлен приказ с ознакомлением всем личным составом под роспись, о том, что в полку связи округа появился самолёт "ОКА" являющийся лицензионной копией немецкого связного самолёта "Шторьх", что в случае обнаружения самолёта с таким силуэтом открывать по нему огонь разрешается только в случае подтверждённых враждебных действий с его стороны или наличия на нём опознавательных знаков противника. Во всех остальных случаях огонь открывать запрещается. На что я поинтересовалась, а не приведёт ли этот приказ к тому, что немцы смогут спокойно летать в нашем тылу, в частности, использовать свои "Шторьхи" для заброса своих диверсионных и разведывательных групп? На что Николаев ответил, что риск несомненно есть, вот только немцы в наш тыл на таких самолётах летать не рискуют, и для заброски групп их не используют, предпочитая для этих целей использовать парашютный способ выброски с крупных транспортных самолётов в ночное время. Вообще, приятна такая забота, не такое уж глобальное действие, но ведь подумали и учли без всяких просьб и напоминаний с моей стороны, ведь я только ещё прикидывала, что может, стоит нечто подобное сделать, но даже не заикалась посчитав, что никто из-за меня такими вопросами на уровне фронта заниматься не станет. Как оказалось стали и даже уже сделали всё. При этом Николаев не преминул заметить, что приказ это хорошо, и хорошо, что он есть, но от дурака приказ не защитит и вероятность обстрела со стороны своих я исключать не должна и в местах, где имеется сильная зенитная оборона маршруты полётов лучше не прокладывать. А при необходимости такого полёта, обязательно дозваниваться и предупреждать, что твой самолёт похож на немецкий "Шторьх" и пусть они имеют это в виду.

До чего же приятно, снова заниматься делом, а не сидеть не нужным довеском. Благодаря своей мéньшей скорости при посадке и очень маленькой длине пробега, садиться на не приспособленные для этого специально площадки оказалось даже проще, чем раньше. А скорость выросшая в полтора раза позволила успевать оборачиваться гораздо быстрее, при вылетах в дальние точки доставки. Даже раздражавшие порой штабные посыльные распираемые иногда собственной значимостью не злили, а воспринимались, как вещественное подтверждение возвращения всего на круги своя.

По ходу дела облетела несколько своих "норок", попробовала в них покрутиться на Тотошке, оказалось, что без обкатки "норок" в новых условиях безоглядно ими пользоваться нужно с оглядкой. Во втором вылете почти на передовую издали увидела пару "мессеров", сразу снизилась, выпустила закрылки и предкрылки и почти повисла над лесом, в результате очень хорошо разглядела, как они пролетели мимо, не заметив. Хотя сейчас на фоне почти облетевшего леса и разноцветья последних осенних красок мой камуфляж не очень меня скрывает, то есть мне сейчас нужно ещё и высматривать куски хвойного леса, над которыми моя камуфляжная зелень ещё прячет.

А всю первую неделю на меня сел Красильников, и мы каждый день с ним летали по разным партизанским точкам, то есть не на мою девичью спину, а просто мы с Тотошкой стали его разъездным экипажем-каретой-тарантасом-такси… Вообще, куда именно и зачем летали по традиции отдела я не спрашивала и не вникала, мне показывали на карте место назначения и возможные сигналы, которыми нас будут встречать, то есть, если садиться можно или наоборот, а так же какие-то опознавания, если они от меня зависели. Проще всего было садиться в уже известных точках партизанского расположения, но дважды мы летали, садясь практически в немецком расположении. Конечно, с воздуха всё воспринимается совсем не так как с земли, но сесть и знать, что всего в полукилометре расположение немецкого подразделения не меньше полка, если я хоть что-нибудь понимаю, это жутковато.

У партизан была другая сложность, партизаны "Шторьхи", которые у немцев являются не только связными самолётами, но и лучшими разведчиками-поисковиками с помощью которых они ищут партизан в своём тылу, ну, очень не любят и даже по звуку мотора их хорошо определяют. Поэтому садиться даже на знакомые площадки, и проводить опознавание было очень нервным занятием, а связываться и оговаривать заранее, что прилетит именно мой Тотошка нельзя, как мне объяснил Красильников, потому, что не известно, читают немцы наши коды или нет. Так что заход на посадку без осмотра с хода, когда самолёт не кружит, а уже сел и хорошо видны на нём нарисованные звёзды, это какая-никакая защита от очереди из пулемёта. Вот с незнакомыми площадками так не выйдет, но и тут первый заход для осмотра на высоте, потом разворот и резкое снижение с посадкой. Благодаря тому, что у Тотошки очень малый пробег и тормоза в шасси, можно себе позволить посадку в схода и на большой для него скорости, вернее гасить скорость уже у самой земли на последних метрах захода на посадку. С позиции пассажира выглядит наверно жутковато, по бледному Красильникову сужу. А площадки, рассчитанные на приём транспортных "Дугласов", даже для Удвасиков огромны, что уж про нас с Тотошкой говорить.

Впрягли меня на всю катушку, но я не против, и если обычно у нас один вылет в день, который расписан с утра, то эти дни после прилёта с Красильниковым меня вполне мог ждать посыльный с пакетом, или даже дважды я летела с фельдегерем. Ужасно нервный оказался первый лейтенант, весь полёт сидел с пистолетом в руке и какой-то торбой, но мне особенно не понравилось, что из этой торбы выходили провода, которые он сжимал в кулаке. Едва удалось его уговорить пристегнуться, Бог его знает, что у него там за система, может, она устроена так, что её не нужно дёргать, а достаточно руку разжать. Вот сделаю резкий манёвр, а он, чтобы не упасть руку дёрнет и эта система у него сработает, ну, меня в лес с такими шутками. Если бы не спокойные доводы Панкратова, может, и не удалось бы его уговорить пристегнуться. Но полёт вышел нервный, наверно даже более нервный, чем если бы нас немцы по всему небу гоняли. Как выяснилось, это специфика этого конкретного лейтенанта, который после выполнения задачи всю обратную дорогу спокойно продрых за моей спиной, так хотелось его встряхнуть и разбудить, едва удержалась от такого детсадовского поведения. В другой раз со мной летел другой фельдегерь, гораздо старше и спокойный как спящая черепаха. Хотя, мне почему-то кажется, что этот почти спящий на ходу старлей куда опаснее и профессиональнее предыдущего, который весь на адреналин исходил. Этот тоже вёз какую-то заминированную штуку вроде портфеля, который у него кажется наручником был к руке пристёгнут, и тоже какие-то провода были, но он ни разу ствол не достал и все мои рекомендации выполнял без споров, спокойно и чётко. Да и вообще, легко с ним было лететь. Оба полёта, к счастью, прошли без проблем и эксцессов. Кстати, оба эти вылета считаются боевыми, вот так! Наверно это компенсация лётчику за нервотрёпку от очень нервных фельдегерей, как мне в первый раз достался. Шучу, как вы понимаете…