Страница 65 из 101
— Понятно, молодой был, вот и выбрал самый существенный для себя вопрос, — улыбнулся замполит.
— При чем тут «молодой»? Сейчас у меня жена и двое детей, а я все равно так же думаю. Если не прав, переубеди меня.
— Ладно, командир, вопрос о ревности мы с тобой в лучшие времена обсудим, — по-доброму рассмеялся Волков. — Если уж начистоту, то во мне тоже такой пережиток присутствует. Ну, пойду проверю, как готовят площадку. Заодно и с бойцами потолкую. Они у Попова, кажется, все из роты Дудко?
— Да, сорок два человека. Минут через двадцать подходи к ротному НП. Я всех командиров собираю.
Обойдя позиции роты и возвращаясь на свой наблюдательный пункт, Колобов неожиданно ощутил навалившуюся на него неимоверную усталость. Каждый шаг давался с трудом, сильное и послушное тело стало вялым и беспомощным. Привычный автомат превратился в пудовую гирю и даже офицерский планшет обрел не свойственную ему тяжесть.
Какое-то смутное, нехорошее предчувствие сдавило грудь, сковало волю и ясность мысли. «От усталости это, — подумал Николай. — Поспать пару часов и все пройдет». Но о сне и думать было нечего. До назначенного совещания оставалось всего десять минут и нужно было прикинуть для себя хотя бы предварительный план предстоящих действий роты.
Войдя в землянку, кивнул приветливо улыбнувшемуся сержанту-корректировщику, присел возле топившейся печурки, протянул руки к огню. Думалось почему-то совсем не о том, что являлось сейчас самым важным. В горячке боев, узнавая о смерти или ранении своих сослуживцев по бывшей штрафной роте, воспринимал это как нечто неизбежное: а что делать? Это — война. Иначе и не может быть на передовой. То, что минуту назад случилось с кем-то, в следующую минуту может произойти и с тобой. Но сейчас, обойдя позиции роты, он вдруг неожиданно для себя осознал, как мало осталось в строю тех, кто ехал с ним в эшелоне из города Свободного. И понял, что этим оставшимся в живых, и ему в том числе, в сущности, ужасно везло до сих пор.
— Товарищ лейтенант, что с вами? — донесся до его сознания встревоженный голос Никонова.
Николай поднял на него взгляд.
— Ничего. Устал что-то сегодня. Вспомнился друг хороший. На Невском пятачке это случилось. Он за пять минут до своей смерти почувствовал ее приближение. Вот ты, Саша, в университете учился, как считаешь, признает наука такое предчувствие или нет?
— Считаю, что думать об этом не надо, товарищ лейтенант. Скорее всего, от усталости такое бывает.
— Может быть, — Николай согласно кивнул головой и, пересев к столу, принялся рисовать в полевой тетради схему занимаемых ротой позиций.
Когда в землянке собрались командиры взводов, минометного взвода и единственной уцелевшей противотанковой пушки, он успел вчерне набросать несколько вариантов размещения сил и огневых средств на случай атак противника с той или другой стороны. Дождавшись задержавшихся Волкова и Попова, Колобов пригласил всех к столу:
— Присаживайтесь поближе, товарищи. Давайте вместе помозгуем, что будем делать, если немцы нападут на нас, скажем, с севера…
— Да уж вариантов у нас сколько хочешь, — невесело усмехнулся Фитюлин. — С любой стороны давануть могут, или со всех разом…
— Ты, Славка, не хмылься, — сердито прервал его Застежкин. — С твоей стороны все спокойно, а на меня немчура, по всему видать, еще до зари навалится.
— Наши их жмут, вот они и пятятся. Врезать им хорошенько в спину, как тараканы разбегутся.
— Дудко уже врезал вчера… А ты знаешь, сколько их там, чтобы врезать? Может, для них наша рота — что желудь для кабана. Зубом щелкнет и не заметит.
— Давайте по существу. У кого есть конкретные предложения? — прекратил никчемные препирательства Колобов.
— У меня имеются, — поднялся лейтенант-минометчик. — Считаю, мой взвод надо поставить в центре «пятачка». Миномет — не пушка. Развернуть в любую сторону — плевое дело. От автоматчиков в случае чего прикроем.
— А мины у тебя есть? — спросил Фитюлин.
— Мало. Десятка два осталось.
— Много ты ими прикроешь, — фыркнул Славка, но Колобов нетерпеливым жестом остановил его.
— Дельное предложение. Как разойдемся, ищите себе подходящее место и перебирайтесь. Окопы ройте глубже, не ленитесь.
— Автоматчики — куда ни шло, а напротив меня, за «железкой» танки фрицевские рычат. В темноте не видать, а на слух — много, — не сдержал снова тревоги Прохор Застежкин. — Ежели поутру двинутся все разом, что тогда делать?
— Тебе выделяется противотанковая пушка. Закопать ее и бить прямой наводкой.
— Так у нее ж всего четыре снаряда!
— Бутылок с зажигательной смесью и гранат за счет взвода Козлова выделим, — решил Николай. — Тебе, Прохор, не грех бы поучиться у Козлова. У него болото впереди, а он еще с вечера шесть окопов для гранатометчиков перед траншеей вырыл.
— Так мне ж никто не сказал, — смутился Застежкин. — Конешное дело, как возвернусь, мы враз…
— А что, если нам самим на рассвете в сторону своего полка по фрицам шарахнуть? — предложил Фитюлин. — Проскочили бы, ей-богу!
— Раненых куда денешь? Их у нас больше сорока человек, — хмуро взглянул на Славку командир роты. — Кроме того, получен приказ командира полка удерживать занятые позиции.
— Больше ни у кого никаких предложений нет? — Колобов обвел взглядом собравшихся. — Значит, на том и порешим. Кроме того, старшина Попов и старший сержант Козлов выделят из своих взводов по пятнадцать человек в резерв, на случай, если совсем туго где придется.
— Едрит твои лапти! — не сдержался прижимистый Попов. — У меня взвод или резерв армии? То два отделения площадку для самолета готовить, то еще пятнадцать человек…
— Два отделения у тебя уже спят, — не принял возражения Николай. — А резерв нам в любую минуту может потребоваться. К примеру, не сможет Застежкин удержать свои позиции, куда ты тогда денешься?
— Почему это я своих позиций не удержу? — обиделся Прохор, но Николай заставил его замолчать взмахом руки.
— Все, разговоры кончили. Всем разойтись по своим подразделениям. Через пятнадцать минут командирам взводов прислать по три человека за боеприпасами.
— Если бы они вместе с патронами нам еще и жратвы с этим самолетом прислали, — мечтательно вздохнул Славка. — Но это им слабо, не догадаются.
Минутная стрелка перевалила уже за полночь, а обещанного самолета не было слышно. Со стороны Ладоги все явственнее накатывался грохот боя. Где-то за заброшенным огородным полем гудели танковые двигатели.
— Может, и кружит он над нами, а мы не слышим, — предположил стоявший у одного из углов подготовленной площадки Анисимов.
— Может, и так, — согласился Колобов и приказал ординарцу: — Давай сигнал!
Анисимов направил прямо в небо отражатель фонаря и несколько раз резко надавил на рычаг, вращающий динамку. Фонарик зажужжал, лампочка вспыхнула сначала тускло, а потом ярче. Тотчас такие же светлячки загорелись и на других углах площадки. Однако в небе было все так же пусто, только дымные облака тянуло с севера.
— Потушить огни! — скомандовал Колобов. — Будем повторять через две минуты. Светить не дольше десяти секунд, а то дождемся другого «подарочка» с неба.
Минут через десять над заброшенными огородами, где слышались рев и лязг немецких танков, взмыли в небо сразу пять или шесть осветительных ракет и в них мертвенном свете показался небольшой, медленно снижающийся в сторону Нового пятачка самолет. Тут же несколько левее от него с сухим треском лопнул снаряд, другой…
— Собьют, гады! — послышался шепот напрягшегося словно перед атакой Анисимова.
— Газу давай, тихоход! Прижимайся к земле быстрее! — закричал сдержанный обычно Волков.
Но самолет все так же медленно и плавно скользил в их сторону и летчик, видимо, не мог изменить ни рассчитанный курс, ни угол скольжения. Вот, словно отстраняясь от близкого разрыва, самолет резко накренился на правое крыло, выпрямился снова и… задымил.