Страница 36 из 101
— Андрей? Ты?! Откуда?
— Из тыла, вестимо! — Пугачев рассмеялся, показывая перепачканную глиной, обожженную и простреленную в нескольких местах шинель. — Видишь, что с твоим командиром делают? А ты на них в бинокль любуешься. Хорошо, у меня фигура плоская, не то дырок во мне наделали бы.
Возле них сгрудились обрадованные появлением политрука роты бойцы. Андрей с улыбкой повернулся к ним.
— Молодцы ребята, орлы! Ворвались-таки в траншею. Теперь бы еще этот поганый дзот придавить, а?
— Орлы, говоришь? — сердито сказал Николай, сворачивая цигарку. — Они-то орлы, только погляди, сколько их осталось. С самого начала фланги были открытыми. И сейчас открыты. Слышишь, гранатами перекидываемся?
— Слышу. И все же, если хочешь свои фланги прикрыть, дзот этот взять нужно. Другого выхода нет. И это — приказ ротного.
— А он вместе с приказом пару пушек сюда не прислал? Как я их без пушек брать буду?
— Что и говорить, с пушками брать проще. Только ты ведь знаешь, что ни у меня, ни у Войтова их нет. Без пушек придется обойтись. И не злись ты на меня, друг сердечный. Я — не командарм. Одним смогу только помочь — сейчас к Дудко поползу и подниму его, как только ты дзот прихлопнешь. Ну, пока, не тяни с ним. А то и тебя здесь с двух сторон придавят. — Андрей слегка обнял его и, ловко перевалившись через бруствер, скрылся из виду.
Николай тяжело вздохнул, подозвал к себе командиров отделений, поставил боевую задачу.
…На участке сержанта Медведева группу добровольцев-гранатометчиков возглавил Рома Смешилин. Приказав двум бойцам ползти к дзоту в обход, с флангов, он выбрал для себя наиболее опасное, центральное направление.
Как ни пластался Рома по земле, переползая от воронки к воронке, немецкий пулеметчик заметил его и так ловко полоснул очередью, что он чуть было не вскочил от резкого ожога в самом неподходящем месте. Сжав зубы, осторожно дополз до ближайшей воронки и кубарем скатился в нее. Видно, гитлеровец был классным пулеметчиком. Стрелял так, что в воронку скатывались мелкие камешки.
«Сволочь, отсюда теперь не то, что выбраться, выглянуть не даст», — тоскливо подумал Смешилин. Ощупав саднящее от ожога место и убедившись, что ничего страшного нет, он огляделся и заметил на самом дне воронки увесистый кусок брони от немецкого танка, подорвавшегося, наверное, на своих же снарядах прошлой осенью. Рома поднял его, поставил на ребро и, увидев торчащий из плиты штырь, ухватился за него. Осторожно он выставил плиту над краем воронки. В нее тут же ударило несколько пуль, но тяжелая броня погасила силу ударов. Рома крепче ухватился за штырь левой рукой, а правой передвинул плиту вперед, одновременно и сам подтянувшись за ней. Теперь он не боялся вражеского пулеметчика. Медленно, метр за метром пополз к дзоту.
В какой-то момент особенно мощная и прицельная очередь чуть было не выбила спасительный щит из его рук, но Рома удержал его, передохнув в попавшейся на пути воронке, пополз дальше. Он опасался уже не столько самого дзота, сколько вражеских автоматчиков или гранатометчиков. Что им стоит шарахнуть по нему из какой-нибудь отводной траншеи сбоку? Тут оставалось надеяться только на своих товарищей, на то, что они сумеют прикрыть его.
Наконец пули перестали молотить по плите. Выбрав небольшую яму, Рома огляделся. Он находился уже в «мертвом», непростреливаемом пространстве. Дзот высился перед ним тяжеловесной двухметровой громадой из толстенных бревен. Они были уложены в два ряда, а между ними засыпан песок. Таким стенам, надо думать, и снаряды не страшны. От амбразуры Рому отделяло всего каких-нибудь пятнадцать-тринадцать метров. Дальше ползти уже было опасно.
Не отрываясь от земли, все еще удерживая перед собой спасительную плиту, Смешилин отцепил правой рукой от пояса две гранаты. Одну положил перед собой, а вторую, вырвав зубами предохранительную чеку, метнул в амбразуру. «Лимонка» разорвалась прямо под стволом пулемета, и Рома, не медля ни секунды, бросился к замолкшей амбразуре. С отвращением вдохнув ядовитый запах сгоревшей взрывчатки, он не бросил, а протолкнул рукой в узкое отверстие вторую гранату. Она глухо взорвалась внутри дзота. Из амбразуры повалил дым…
Перед отделениями Павленко и Красовского вдруг ожил мощный дзот. Скорее всего, он-то и являлся ключевым звеном вражеской обороны. Его пулеметы контролировали подступы к траншее не только по центру, но и на флангах наступавших штрафных рот. Подавить этот дзот Красовский поручил Фитюлину и Василькову, назначив Славку старшим. Прошло уже минут двадцать, как бойцы уползли выполнять задание, а вражеский пулемет все так же намертво прижимал к земле залегших в поле штрафников. Что сталось с посланными к дзоту бойцами — Колобову оставалось только гадать, и он приказал Застежкину попытаться подавить дзот из ПТР.
— Несподручно отсюда, товарищ старшина, — возразил Прохор. — Это б надоть вон из-за того бугорка жахнуть, что левее. Только ить там фрицы в траншее сидят.
— Не было бы немцев, то и стрелять не в кого было бы. Ты мне отсюда сумей из своей «жахалки» глотку пулемету заткнуть!
— Так несподручно ж отсюда! Вот ежели между фрицами и дзотом с ПТР просунуться… А вы отсюда меня прикройте. Только Шустряков мне в таком разе не нужен. Чего лишней душой-то рисковать, один обойдусь…
И Прохор, обложив замысловатым матюком сунувшегося было за ним второго номера, пополз из траншеи, забирая влево. Передвигался он с помощью только одной руки — второй тянул за собой тяжелое противотанковое ружье и коробку с патронами. Полз быстро, расчетливо, от воронки к воронке. Скоро Прохор исчез из виду и, наверное, занял удобную для себя позицию, так как минут через пять пулемет словно поперхнулся. Потом вновь ожил, дал две или три очереди.
Со стороны реки донесся яростный рев поднявшихся в атаку штрафников, и Колобов, безуспешно пытавшийся обнаружить посланных к дзотам бойцов, с досады бросил бинокль и приказал отделениям ударить через сооруженные завалы вправо и влево по траншее. Немцы не выдержали удара с обеих сторон, побежали. Николай, приподнявшись над бруствером, снова попытался рассмотреть, куда подевались Застежкин и Фитюлин с Васильковым, но опять ничего не увидел.
— Товарищ взводный, комроты нам пополнение прислал. По отделениям надо бы распределить, — раздался сзади голос Пищурина.
— Вот это дело! — обрадовался Николай. — Большое пополнение?
— Да вот, все они тут, — Виктор кивнул на сбившихся в траншее пополненцев.
Их было человек пятнадцать и все — безусые пацаны. Войтов, видно из жалости, придерживал их возле себя до поры до времени. Теперь пришел и их черед. Поскучневший Колобов хмуро оглядел прибывших. Еще не воевали, а сапоги, шаровары и шинели вывожены в глине, амуниция топорщится, затворы винтовок забиты песком. Николай поморщился, хотя понимал, что и сам выглядел не лучше. Его не просохшая еще до конца шинель тоже была вся перепачкана, правая пола располосована осколком, кобура с «ТТ» сбилась к пряжке ремня, лицо в копоти и грязи.
Он подошел к белобрысому, широкоскулому парню:
— Ну-ка, открой затвор своей пушки.
Тот непонимающе взглянул на старшину. Потом, сообразив, что от него требовалось, снял через голову винтовку, с усилием стал дергать заевший затвор.
Хмуро наблюдавший за этой картиной Николай взял у него из рук винтовку, отбросил ее за бруствер, протянул парню свой трофейный шмайсер с полным рожком.
— Если так воевать будешь, недолго проживешь. На, держи. Связным у меня останешься. Как фамилия?
— Скворцов.
— Так что с пополнением будем делать, командир? — повторил свой вопрос Пищурин.
— Четвертым отделением будут. Командиром к ним Громова назначишь, хватит ему в связных бегать.
— Молодец, Прохор! — закричал кто-то, и Колобов, повернувшись, увидел, что над немецким дзотом поднялся клуб пыли и гари от взрыва.
Над траншеей заискрилась красная ракета.
— В атаку! — подал команду Николай. — За мной! Вперед!
Слева и справа выскакивали на бруствер бойцы его взвода.