Страница 6 из 23
С точки зрения Смита, такая политика имеет далеко идущие последствия: «Однако подобными принципами народам внушили, что их интерес состоит в разорении всех их соседей. Каждый народ приучили смотреть завистливыми глазами на все народы, с которыми он ведет торговлю, и их выгоду считать своим убытком. Торговля, которая, естественно, должна создавать между народами, как и между отдельными людьми, узы единения и дружбы, сделалась самым обильным источником вражды и разногласий»[45].
Когда Смит писал, что «наука служит великим противоядием против отравы суеверия и фанатизма»[46], он не имел в виду ошибки, которые безболезненно компенсируются.
В середине XIX века французский популяризатор классической экономики Фредерик Бастиа назвал одну из своих самых известных книг «Экономические софизмы». Для Бастиа слово «софизм» было синонимом систематической ошибки, и он связывал с софизмами серьезные последствия: они «причиняют особенно много вреда, потому что сбивают общественное мнение с пути истинного в таких вопросах, в которых оно особенно влиятельно, а по сути дела является законом»[47]. Бастиа критически разобрал множество популярных протекционистских софизмов, но при этом не уделял внимания популярным софизмам в пользу свободной торговли. Причина этого не в том, что плохих аргументов в пользу свободной торговли не существует, а в том, что, в отличие от плохих аргументов в пользу протекционизма, они почти не пользуются популярностью!
Взгляды Бастиа сохраняли авторитет и в ХХ в. Выдающийся экономист Фрэнк Найт сформулировал свое согласие с ними прямо: «Курс действий, выбранный нашей демократией, и взгляды подавляющего большинства народа, на которых этот курс основан, зачастую абсурдны. И курс этот нельзя объяснить экономическими интересами, поскольку он задан голосами избирателей, интересы которых прямо противоположны этому курсу, а не только голосами тех, кто от этих мер выигрывает»[48].
Тем не менее в последние десятилетия эти идеи были загнаны в подполье. Почти все современные политические теории исходят из предположения, что типичный гражданин разбирается в экономической теории и голосует соответствующим образом – хотя бы в среднем[49]. Как саркастически отмечает хорошо известный своей жесткой критикой государственного регулирования Джордж Стиглер: «Допущение о том, что государственная политика часто бывает неэффективной из‐за того, что основана на ошибочных взглядах, не выдерживает критики. Те, кто из года в год и из десятилетия в десятилетие считает, что протекционистские тарифы и законы против ростовщичества, характерные для многих стран, можно объяснить заблуждениями, а не целенаправленными действиями, просто обманывают себя»[50].
В полную противоположность этому вводные курсы по экономике все еще основаны на молчаливом допущении о том, что студенты приходят с предубеждениями, от которых их необходимо избавить, что приведет к улучшению проводимой политики. Можно вспомнить знаменитую цитату Пола Самуэльсона: «Меня не интересует, кто пишет законы этой страны или составляет для нее важные международные договоры, пока я пишу в ней учебники по экономике»[51]. Предполагается (и именно из этого исходят преподаватели экономики), что студенты приходят с систематически ошибочными взглядами.
Не правда ли удивительная ситуация! Как исследователи экономисты не упоминают основанные на систематических предубеждениях экономические взгляды; но когда они преподают, они принимают эти взгляды как данность. Можно, конечно, обвинить косные учебники в том, что они отстают от переднего края исследований, или преподавателей в том, что они не знакомят студентов с самыми современными научными результатами. Но гипотеза о том, что люди имеют экономические взгляды, основанные на систематических предубеждениях, не была фальсифицирована [т. е. не была опровергнута]. Она почти не проверялась.
Я утверждаю, что устная традиция преподавания экономики предоставляет экономическим исследователям широкие возможности для формулирования научных гипотез. В то же время поскольку эта устная традиция практически не подвергалась анализу, в ней есть что критически исследовать. Самуэльсон дает нам надежду, что мы можем спать спокойно, пока он будет продолжать писать учебники. Но два факта могут вызвать у нас бессонницу. Факт 1: среднестатистический студент, прослушавший вводный курс, получает обескураживающе мало экономических знаний. Если у него были фундаментальные предубеждения вначале, то скорее всего у него останутся значительные предубеждения по окончании курса. Факт 2: студенты, которые показывают результаты ниже среднего, по уровню знаний превосходят среднестатистических граждан. Большинство избирателей не проходит ни одного курса по экономике. Перспектива того, что худшая половина класса будет голосовать по вопросам экономической политики, вызывает тревогу; а уж осознание того, что обычные люди уже это делают, наводит ужас. Типичный избиратель, к мнению которого прислушиваются политики, скорее всего не смог бы получить зачет по базовому курсу экономической теории. Неудивительно, что так часто торжествуют протекционизм, регулирование цен и другие дурацкие меры.
Предпочтения по поводу взглядов
Растущую озабоченность наиболее развитых стран своей международной конкурентоспособностью следует рассматривать не как обоснованное беспокойство, а как мнение, которого придерживаются вопреки неопровержимым свидетельствам об обратном.
И тем не менее очевидно, что людям нравится иметь такое мнение: стремление в это верить выражается в удивительной склонности сторонников доктрины конкурентоспособности обосновывать свою точку зрения недобросовестной и глубоко ошибочной арифметикой.
Против моего тезиса чаще всего высказывается возражение теоретического характера: он‐де полностью противоречит характерному для современной социальной науки подходу с точки зрения «рационального выбора». Мой коллега Робин Хансон емко называет модели рационального выбора «историями без дураков». Я же основное внимание уделяю глупости (folly), или, в технических терминах, «иррациональности».
Кто‐то может сказать: «Если теория рационального выбора не соответствует фактам, то тем хуже для теории!» Но такая реакция была бы преждевременной, поскольку существует подходящий способ примирить эту теорию со здравым смыслом. Первым шагом на этом пути стал бы отказ от сомнительных аналогий между рынком и политикой и между совершением покупок и голосованием. Благоразумное общественное мнение является общественным благом[53]. Когда потребитель покупает не то, что он думает, что покупает, все риски ложатся на него. Но когда избиратель имеет ошибочные взгляды на государственную политику, издержки несет все население страны.
Отказ от ложных аналогий между совершением покупок и голосованием возвращает нам необходимую интеллектуальную гибкость, делая менее бросающимся в глаза противоречие между теорией и здравым смыслом. Но как можно разрешить это противоречие? Для этого нам не нужно отворачиваться от экономической теории. Необходимо только лишь расширить ее понимание человеческой мотивации и познавательной деятельности.
Экономисты обычно исходят из того, что взгляды (beliefs) являются средством для достижения некой цели, а не целью сами по себе. Но в действительности мы часто лелеем взгляды, которые ценим как таковые. Цитируя Шермера, «многие люди не видят себя в этом мире и не чувствуют себя комфортно без некой системы взглядов»[54]. Выражаясь экономическими терминами, люди имеют предпочтения относительно взглядов. Простой способ удовлетворения таких предпочтений – позволить эмоциям и идеологии затмить свой разум[55]. Вместо объективной оценки всех точек зрения можно предпочесть свои любимые взгляды. Айн Рэнд называла это «добровольным отключением своего сознания, отказом думать – не слепотой, а отказом видеть, не невежеством, а отказом знать»[56].
45
Smith (1981: 493); Смит (2007: 476).
46
Smith (1981: 796); Смит (2007: 735).
47
Bastiat (1964a: 123); Бастиа (2010: 168).
48
Knight (1960: 19).
49
См., например: Drazen (2000), Persson and Tabellini (2000) и Rodrik (1996). Важное более близкое по времени исключение см. в: Romer (2003).
50
Stigler (1986: 309). В более раннем периоде своей карьеры Стиглер (Stigler 1959) очевидно придерживался такого «самообмана» (Stigler 1959).
51
Skousen (1997: 150).
52
Krugman (1996: 5).
53
Более подробно этот вопрос рассматривается в: Caplan (2003b).
54
Shermer (2002: 82).
55
Экономисты, которые делали такое утверждение, включают Каплана (Caplan 2001a), Акерлофа (Akerlof 1989) и Диккенса (Dickens 1982).
56
Rand (1957: 944). * В XVII в. слово enthusiasm означало «(религиозное) исступление», а enthusiast – «иступленный фанатик». – Прим. ред.