Страница 3 из 23
Перечисляя провалы демократии, нужно смотреть на них в сравнении. В условиях демократии сотни миллионов человек наслаждаются условиями жизни, которые по историческим стандартам удивительно высоки. Недостатки самых худших демократий бледнеют перед тоталитарными режимами. Демократические режимы хотя бы не уничтожают миллионы собственных граждан[9]. Тем не менее, поскольку сегодня демократия является наиболее типичной формой правления, нет особых причин рассуждать о трюизмах, что она «лучше коммунизма» или что «в ней живется лучше, чем в Средние века». Такие сравнения устанавливают планку на слишком низком уровне. Лучше попытаться разобраться, как и почему демократия нас разочаровывает[10].
В глазах многих людей один из самых знаменитых афоризмов Уинстона Черчилля обрывает спор на полуслове: «Демократия – это худшая форма правления, за исключением всех тех, что уже были опробованы»[11]. Но это высказывание игнорирует тот факт, что формы правления варьируются не только по форме, но и по масштабу. В условиях демократии основной альтернативой правлению большинства является не диктатура, а рынок.
Энтузиасты демократии регулярно это признают[12]. Когда они жалуются на «ослабление демократии», их основным аргументом является то, что правительство плохо надзирает за рынком, и даже что рынки узурпируют традиционные функции правительства. Они часто завершают свою тираду «призывом к пробуждению» к избирателям, чтобы те очнулись от апатии и сделали так, чтобы их услышали. Редко высказывается еретическая мысль, что ослабление демократии в пользу рынка не так уж и плохо. Вне зависимости от того, насколько хорошо с вашей точки зрения работают рынки в абсолютном смысле, если демократия выглядит хуже, по сравнению с ней рынки начинают выглядеть лучше.
Экономистов незаслуженно обвиняют в «религиозной вере» в рынок. Никто не сделал больше экономистов в препарировании бесчисленных случаев, в которых могут иметь место провалы рынка. Однако после всех исследований экономисты обычно приходят к выводу, что обыватели и интеллектуалы, не имеющие экономической подготовки, недооценивают то, как хорошо работают рынки[13]. Я утверждаю, что для демократии верно противоположное: ее преимущества переоцениваются не только обществом, но и большинством экономистов. Поэтому в то время как общество недооценивает то, насколько хорошо работают рынки, даже экономисты недооценивают преимущества рынка относительно их демократической альтернативы.
Глава 1
За рамками чуда агрегирования
Я отношусь с подозрением ко всему, во что верит среднестатистический гражданин.
Того, чего не знают избиратели, хватило бы на целую университетскую библиотеку. За последние несколько десятилетий экономисты, изучающие политику, вдохнули новую жизнь в вековые сомнения относительно способности народа управлять государством, указав на то, что с эгоистической точки зрения избиратели не совершают ошибки. Конкретный голос имеет столь незначительную вероятность повлиять на исход выборов, что эгоистичный реалист не обращает внимания на политику; на экономическом жаргоне можно сказать, что он делает выбор оставаться рационально невежественным[15].
Для тех, кто молится в храме демократии, этот аргумент экономистов не только болезненен, но и оскорбителен. Достаточно того, что избиратели действительно очень мало знают. Это можно было бы стерпеть, если бы невежество электората было временным явлением. Поверхностные наблюдатели видят причину апатии граждан в бесцветности кандидатов. Более проницательные мыслители, которые замечают, что год за годом апатия сохраняется, винят в невежественности избирателей отсутствие демократии как таковой. Один из вариантов этой точки зрения излагает Роберт Каттнер: «Суть политической демократии – право голоса утратило всякую значимость, поскольку голосование и прямое общение политиков с избирателями все больше вытесняются плутократией, финансирующей предвыборные кампании… Есть прямая связь между доминированием в политике денег от групп интересов, платной ротацией рекламных роликов, дискредитирующих политических оппонентов, стратегиями опросов и фокус‐групп и тем, что избиратели манкируют своими гражданскими обязанностями… Люди приходят к выводу, что им нет места в политике»[16].
Однако если принять идею рационального невежества, лозунг «Решением проблем демократии является расширение демократии» теряет смысл. Невежество избирателей является следствием естественного для людей эгоизма, а не временной культурной аномалией. Сложно сказать, как могут различные инициативы, или реформа финансирования избирательной кампании, или другие популярные способы «починки демократии» усилить для людей стимулы быть более информированными.
С распространением идеи о рациональном невежестве оно стало водоразделом для социальных наук. Экономисты наряду с экономически мыслящими политологами и профессорами права обычно находятся по одну сторону водораздела[17]. Они видят в невежестве избирателей серьезную проблему, что вызывает у них скептицизм по поводу возможностей государственного вмешательства улучшить результаты, которые дает рынок. В теории благотворное государственное вмешательство возможно, но как можно ожидать от безнадежно неинформированных избирателей, что они изберут нужных политиков? Из этого следует вывод: «Избиратели не знают, что делают, поэтому решение этого вопроса следует доверить рынку». Мыслители, находящиеся по другую сторону водораздела, принижают значимость сомнений в государственном вмешательстве. Если не учитывать проблему невежественности избирателей, можно делать прямой переход от «политики, которая благотворна в теории» к «политие, которую демократии проводят на практике».
Со временем осознание рационального невежества породило широкую исследовательскую программу, известную как общественный выбор, или политическая экономика, или теория рационального выбора[18]. В 60‐х годах ХХ в. критика недостатков демократии граничила с ересью, но этот подход оказался достаточно живучим и сумел отвоевать себе место под солнцем. В 70‐х годах ХХ в. усилилась критика бездумного государственного вмешательства, расчистив путь для дерегулирования и приватизации[19].
Но когда эти идеи стали менять мир, против них была выдвинута критика, затрагивающая их интеллектуальные основы.
Более ранняя критика часто исходила от тех, кто плохо понимал или мало симпатизировал экономическому образу мышления. Новые сомнения имели четкую экономическую логику.
Чудо агрегирования
Представьте, что произойдет, если вы попросите сто человек пробежать стометровку, а затем вычислите среднее время прохождения дистанции. Оно не будет лучше, чем время, которое покажут самые быстрые бегуны. Оно будет хуже… Но попросите сто человек ответить на вопрос или решить задачу, и усредненный ответ часто будет как минимум не хуже, чем у самого умного участника. В большинстве случаев среднее – это заурядность. Но при принятии решений среднее – это зачастую совершенство. Можно сказать, что мы как будто запрограммированы быть коллективно умными.
9
См., например: Applebaum (2003), Courtois et al. (1999), Becker (1996), Payne (1995), Dreze and Sen (1990) и Conquest (1986).
10
Объемное исследование критики демократии см. в: Dahl (1989).
11
Eigen and Siegel (1993: 109).
12
См., например: MacEwan (1999), Soros (1998), Kuttner (1997, 1991, 1984) и Greider (1997, 1992).
13
См., например: Caplan (2002(a)), Alston, Kearl and Vaughn (1992), Blinder (1987) и Schultze (1977). Глава 1
14
Mencken (1975: 375).
15
Olson (1971) и Downs (1957) элегантно объясняют, почему с эгоистической точки зрения невежественные избиратели действуют оптимальным образом. О низкой вероятности того, что голос избирателя будет решающим, см.: Edlin, Gelman, and Kaplan (forthcoming), Gelman, Katz, and Bafumi (2004), Mulligan and Hunter (2003), Gelamn, King, and Boscardin (1998) и Meehl (1977).
16
Kuttner (1996: xi).
17
См., например: Kelman (1998) и Rhoads (1985).
18
Эти термины практически синонимы, хотя и отличаются оттенками смысла. Экономисты, работающие в традиции Джеймса Бьюкенена и Гордона Таллока, предпочитают название «общественный выбор». Экономисты, менее приверженные этой традиции, заменяют этот термин термином «политическая экономика» или «позитивная политическая экономика». Термин «теория рационального выбора» более популярен среди политологов (Green and Shapiro (1994)).
19
См. Quirk (1990, 1988).
20
Surowiecki (2004: 11).