Страница 21 из 23
В принципе могут ошибаться эксперты, а не рядовые американцы. Но когда о том, что рядовые американцы заблуждаются, говорят математики, логики или статистики, кто посмеет «обвинить экспертов»? Экономистов уважают гораздо меньше. Многие, как Уильям Грейдер, считают, что экономистов уважают даже больше, чем они заслуживают: «Демократия сейчас находится в заложниках у „рациональной политики“, узких допущений о том, что является допустимыми доказательствами при разработке экономической политики. Это привилегия‐барьер, поскольку она, по сути, занижает ценность политических оценок граждан и преувеличивает значение предубеждений и мнений элит»[212]. С этой точки зрения использование взглядов экономистов для опровержения взглядов рядовых американцев дает обратный эффект. Нет никаких «экспертов в экономической теории», есть только «„эксперты“ в экономической теории».
Наиболее распространенное основание для сомнений относительно экономистов состоит в их кажущейся неспособности прийти к согласию друг с другом, которую лучше всего охарактеризовал Джордж Бернард Шоу: «Если всех экономистов положить в ряд друг за другом, они все равно не достигнут согласия»[213]. Но самые упорные противники экономистов признают поверхностность этого сетования. Они знают, что экономисты часто имеют одинаковые взгляды. По остроумному замечанию Стивена Келмана, которое прямо противоречит тому, что написал Шоу, «почти единодушные ответы, которые экономисты дают на вопросы социально‐экономической политики, широко обсуждающиеся в среде информированных наблюдателей, но при этом поддающиеся анализу в рамках микроэкономической теории, напоминают единодушие, характерное для таких органов, как Политбюро ЦК КПСС»[214].
Информированных критиков выводит из себя не отсутствие консенсуса, а то, как экономисты отстаивают неприятные для них выводы, например сомнения относительно выгод регулирования. Келман сокрушается по поводу того, что даже в администрации Картера экономисты были прежде всего экономистами, а только потом либералами:
«Я работал в государственном агентстве, где взаимодействуют между собой работающие там юристы и экономисты… Юристы часто приходят в отчаяние не только из‐за того, что экономисты часто критикуют их предложения, но и из‐за царящего единодушия среди экономистов агентства. Юристы склонны (ошибочно) объяснять эту оппозицию неспособностью нанять экономистов „из более широкого спектра“ и умоляют экономистов, чтобы они хотя бы предоставили „лучшие экономические аргументы“ в пользу предложений юристов, если уж не могут поддержать их. <…> Ответ экономистов обычно звучат примерно так: „В пользу вашего предложения хороших экономических аргументов не существует“»[215]. Как это обычно бывает, мало кто всерьез задумывается: «Возможно, остальные не согласны со мной, потому что знают больше меня». Для критиков наиболее правдоподобное объяснение специфического мировоззрения экономистов состоит в наличии предубеждений.
Однако простое утверждение: «Они не правы, потому что исходят из предубеждений», – ничего не объясняет. Даже критики чувствуют, что должны указать источник предубеждений. Против научной объективности экономистов выдвигается два основных аргумента.
Первый: корыстное предубеждение (self‐serving bias). О том, что люди стремятся иметь выгодные для себя представления, написано немало[216]. Раз экономисты имеют высокие доходы и стабильную работу, может быть, они считают, что то, что благоприятно для них, благоприятно для всех. Маркс известен своим высмеиванием экономистов как апологетов вскормившей их экономической системы. Например, он охарактеризовал Иеремию Бентама как «трезво‐педантичного, тоскливо‐болтливого оракула пошлого буржуазного рассудка XIX в.»[217] Людвиг фон Мизес красочно описывает, как в межвоенной Германии «все, что студенты, изучающие общественные дисциплины, узнавали от своих преподавателей, сводилось к тому, что экономическая теория – ложная наука, а так называемые экономисты являются, как сказал Маркс, сикофантами‐апологетами неправедных классовых интересов буржуазных эксплуататоров»[218]. Броссар и Перлстайн, писавшие для газеты «Washington Post» полстолетия спустя, отмечают: «Несовпадение во взглядах между экономистами и обычными американцами как минимум частично связано с тем, что экономисты, как правило, принадлежат к социальной, интеллектуальной и экономической элите, которая в последние 20 лет жила относительно неплохо… Причем многие экономисты работают по контрактам пожизненного найма, обеспечивающим им стабильную работу до самой пенсии»[219]. Можно даже сравнить комфортные рабочие места экономистов со своего рода взяткой: зачем раскачивать лодку, если у вас есть роскошная каюта?
Второе основание для сомнений в объективности экономистов, идеологическое предубеждение (ideological bias), является не столь корыстным, но столь же компрометирующим[220]. Роберт Каттнер неодобрительно пишет, что «многие представители экономической профессии после окончания эры преклонения перед смешанной экономикой перешли под знамена нового фундаментализма, восхваляющего прелести рынков»[221]. Консенсус фундаменталистов едва ли внушает доверие. Это похоже на интеллектуальное «письмо счастья»: возможно, каждому выпуску аспирантов промыли мозги предыдущие поколения идеологов.
Критики рискуют, апеллируя к этим двум предубеждениям. И гипотеза о корыстном предубеждении, и гипотеза об идеологическом предубеждении в принципе поддаются эмпирической проверке. Взгляды экономистов определяются их богатством? Тогда взгляды богатых экономистов и богатых неэкономистов должны совпадать. Экономистам мешают шоры консервативной идеологии? Тогда консервативные экономисты должны соглашаться с консервативными неэкономистами. ОАЭЭ замечателен тем, что содержит достаточно информации для проверки обеих гипотез. Он измеряет все основные социальные характеристики: доход семьи, стабильность работы, расовую и половую принадлежность, даже рост доходов. В нем также есть две идеологические характеристики.
Можно использовать эту информацию, чтобы статистически учесть в выводах как корыстное предубеждение, так и идеологическое предубеждение. Я называю это взглядами просвещенной публики. Взгляды просвещенной публики можно получить, ответив на вопрос: какими были бы взгляды среднестатистического человека, если бы он имел докторскую степень по экономике? Или на эквивалентный вопрос: какими были бы взгляды экономистов с докторской степенью, если бы их доходы и идеология совпадали с доходами и идеологией среднестатистического человека?[222]
Далее, представим, что обычные люди и экономисты имеют одинаковые доходы, расовую и половую принадлежность, возраст, идеологию и партийную принадлежность. Сохранятся ли разногласия в этом случае? Если бы корыстное предубеждение и идеологическое предубеждение были единственным объяснением разницы во взглядах, расчетные взгляды просвещенной публики должны были бы соответствовать наблюдаемым взглядам типичных неэкономистов[223]. Используя правильные контрольные переменные, можно сделать так, чтобы рядовые американцы и эксперты имели одинаковую точку зрения. В то же время, если гипотезы о наличии корыстного предубеждения и идеологического предубеждения не имеют под собой оснований, взгляды просвещенной публики совпали бы с наблюдаемыми взглядами экономистов. Какие бы контрольные переменные вы ни использовали, разница между рядовыми американцами и экспертами сохранится.
212
Greider (1992: 36).
213
Andrews (1993: 262).
214
Kelman (1981: 7).
215
Kelman (1981: 7).
216
См., например: Dahl and Ransom (1999) и Babcock and Loewenstein (1997).
217
Marx (1965: 609); Маркс (1960: 623).
218
Mises (1962: 86); Мизес (2006: 133–134).
219
Brossard and Pearlstein (1996: A6).
220
См., например: Soros (1998), Kuttner (1997, 1991, 1984), Greider (1997, 1992) и Lazonick (1991).
221
Kuttner (1997: 3–4).
222
Более подробно этот вопрос рассматривается в техническом приложении к настоящей главе.
223
Предубеждения экспертов не являются единственной причиной того, что добавление статистических проверок может привести к исчезновению различий во взглядах. Если правильное понимание экономической теории позволяет людям процветать, богатые неэкономисты в отсутствие корыстного предубеждения соглашались бы с профессиональными экономистами. Или предположим, что недооценка экономической теории делает людей более консервативными. При отсутствии идеологического предубеждения консерваторы были бы склонны соглашаться с экономистами.