Страница 60 из 63
Закрыв глаза, я повторяю:
— Я люблю тебя, Вайолет.
Мольба.
Проходят секунды. Растягиваются.
Минута молчания.
Потом:
— Я тоже тебя люблю.
Она отстраняется, чтобы посмотреть на меня, глаза под тяжелыми веками смягчаются, уголки увлажнились, нижняя губа задрожала. Когда она закрывает глаза и по ее щеке скатывается слеза, я беру ее лицо в свои руки, обхватываю подбородок своими твердыми, массивными ладонями.
Целую ее в губы.
— Я влюблен в тебя.
Я не знаю, что еще сказать, хочу повторять эти слова. Внезапно все эти эмоции и всё прочие, что я держал в себе, появляются как сердечные смайлики, слащавые любовные песни и девчачьи киношки. Я смотрю на Вайолет, и все, чего я хочу, это излить ей всю эту сентиментальную любовную чушь. Кататься по кровати, обниматься с ней и все такое.
Она такая милая.
Такая чертовски великолепная.
Такая сексуальная.
Я люблю ее.
Сколько раз мне позволено это повторять, прежде чем я заговорю как придурок? Нужно спросить у Оза.
— Ты заставляешь меня... — у меня в горле застрял комок, из-за которого почти невозможно произнести эти слова. — Я хочу сделать тебя счастливой.
Боже мой, послушайте меня.
— Ты делаешь.
Когда наши языки встречаются, мои губы покалывает, член дергается. Все здесь кажется... новым. Как-то по-другому.
Руки Вайолет тянутся к моим тренировочным штанам и исчезают за эластичным поясом. Дергают. Тянут. Не прерывая нашего поцелуя, я спускаю их с бедер. Сбрасываю их на пол вместе со своими боксерами.
За ними следуют её джинсы и простое белое белье.
Вайолет откидывает покрывало, расстилает одеяло и забирается под него. Похлопывает по месту рядом с ней. Натягивает одеяло до пояса, когда я устраиваюсь рядом.
Она лежит в центре, на ней нет ничего, кроме изящного лифчика, розовые соски просвечивают сквозь прозрачное белое кружево. Я потираю одну из бретелек между пальцами. Провожу мизинцем по ткани, по небольшой выпуклости ее груди.
— Ненавижу этот лифчик, — стонет она.
— Почему?
Я наклоняюсь, целуя ее плоть возле дразнящего кружева.
Вайолет вздрагивает.
— Это не сексуально.
— Разве нет?
Оставляю поцелуй.
— Ты говоришь так, будто не согласен.
Я провожу пальцем по сатиновому ремешку, по краю чашечки.
— Не согласен. Я могу увидеть сквозь него твою кожу; как это может быть не сексуально?
После этого она больше ничего не говорит и продолжает молча наблюдать, как мои пальцы вырисовывают узоры на её коже.
Вайолет
Я ему верю.
Думаю, он действительно считает меня сексуальной. Меня. Бюстгальтер. Мое тело.
Не могу поверить, что он сказал, что любит меня.
Он сказал это и сказал первым.
Зик смотрит на меня сверху вниз, опираясь на локоть, его гигантская верхняя часть тела — стальная стена. Внушительная. Сильная. Стойкая.
Его пальцы задерживаются на бретельке лифчика, поднимаются вверх по моей шее. Зарываются в мои волосы. Я хочу прикоснуться к нему, жажду этого, но ему так приятно лежать здесь, прикасаясь ко мне.
Поэтому я наблюдаю.
Могу лежать здесь вечно.
Он до смешного привлекателен.
Выпуклые бицепсы Зика напрягаются при каждом движении руки, мускулы напрягаются... загорелая кожа... жесткие шесть кубиков пресса... V-образный вырез таза, уходящий за пояс джинсов.
Он проводит своей большой рукой по моему бедру, гладит его, расслабленная улыбка играет на его губах.
Он устал.
— Т-ты останешься на ночь? — Я стараюсь спросить как можно небрежнее, но мой желудок и язык делают сальто.
— Могу, если хочешь. Я могу взять свою сумку, она в грузовике с нашего матча в Пердью.
— Хорошо, тогда решено. Ты ночуешь у меня.
— Я ночую у тебя, — попугайничает он, с веселым выражением проверяя слова. — Черт, эти слова я никогда никому не говорил.
И они для меня.
— Не смотри так самодовольно, — поддразнивает он, протягивая руку под одеялом, притягивая меня ближе, прижимая к себе.
Он стягивает бретельку лифчика и целует меня в ключицу, изгиб моей шеи. Оттягивает кружево и целует сосок, облизывая его.
Возбужденный вздох срывается с моих губ.
— Шшш. — Он заставляет меня замолчать быстрым поцелуем в губы. — Мы должны вести себя тихо. Уинни не хочет слышать, что у нас С—Е—К—С.
С—Е—К—С. Он произносит это так, будто это неприлично.
— Мне нравятся твои маленькие сиськи. — Он нежно сосет, пока моя голова не падает на подушку, и я не хватаюсь за простыни. — Я могу сосать твои соски всю ночь.
О боже, я бы тебе позволила.
Он поднимает глаза и тычется носом мне в грудь.
— Шшш, это было вслух.
О, Боже.
— И это тоже.
Я не знаю, как долго мы так лежим, он исследует мое тело мягко блуждающими руками, секунды, может быть минуты, но, когда мои глаза тяжелеют, его ладонь скользит мне за шею.
Одной рукой он баюкает мою голову, другой проводит по изгибу талии, вверх и вниз по грудной клетке. Он проходит по моему животу, по пупку, обводя пальцем небольшую впадину.
Его рот беззвучно произносит:
— Я люблю тебя.
Губы встречаются с моими.
Язык погружается внутрь.
Медленнее, чем он целовал меня раньше.
Глубокий поцелуй с открытым ртом. Медленный, восхитительный язык.
Мокрый.
Зик устраивается поудобнее, его колено просовывается между моих ног, постепенно раздвигая их. Крепкие, горячие бедра. Тугая попка. Точеное, сексуальное тело.
Он мой. Весь мой.
Когда его твердые мускулистые бицепсы обхватывают мою голову, наши губы снова встречаются.
Он без усилий протискивается внутрь. Медленно.
Великолепная жесткость.
Восхитительная длина.
Мы стонем в унисон, его лицо уткнулось в мое плечо, покусывая.
Я отпускаю его голову, раздвигая ноги шире, когда он начинает медленный, устойчивый ритм, кряхтя с каждым толчком.
Мои глаза закатываются к потолку, перед глазами все расплывается. Я не могу сосредоточиться.
— Ухх…
Когда его рот заглушает мои стоны, мои брови морщатся, почти болезненно.
— Это так… ммм... ммм..., — я прерываю контакт. — О боже... — задыхаюсь я. — О Зик, да... я люблю тебя…
— Я люблю тебя, Вайолет. Я чертовски люблю тебя…
Наши поцелуи безумны. Неистовы. Отчаянны.
Мокрые.
Задыхающиеся.
Стон.
— Ты так хорошо чувствуешься, о боже, глубже…
Его таз вращается, контролирует, глубоко вдавливает. Он хватает меня за задницу и толкается внутрь, погружаясь в меня так глубоко, как только может. Такой толстый. Такой твердый. Такой… такой…
Я хочу плакать от счастья. Так мучительно хорошо.
Дразняще.
Закатываю глаза.
Горячо.
Пальцы на ногах поджимаются.
Толчки становится мучительно медленным, наши головы откинуты назад. Он наклоняется, чтобы пососать мою шею, грудь.
Когда его рот впивается в сосок:
— Фффф... Ух... это заставит меня кончить... давай Зик, сильнее... О боже, да... да... О боже, да...
Потом я открываю рот, но не издаю ни звука. Звезды сияют за моими веками, и я забываю свое имя. Вайолет?
— Вайолет, Вайолет... — протягивает он, напоминаю его для себя, все попытки тихого секса давно забыты; когда кончает Зик, все его тело дергается. Он сжимает мои бедра пальцами, освобождаясь внутри меня с крошечными спазмами.
Содрогается.
Я чувствую его, каждый его кусочек, теплый и горячий.
Идеальный.
Глава 16.
«Я мог бы потянуть мышцу спины, мастурбируя этим утром. Я чувствую, что это действительно задало тон моему дерьмовому дню»
Зик
— Я чувствую себя цирковым уродом. Все пялятся на меня, как на клоуна.