Страница 28 из 43
Судя по всему, миссис Перкинс была не просто религиозной женщиной, а исключительно усердной богомолкой. Одна из комнат в ее доме была превращена в часовню, да и в остальных повсюду можно было заметить книги религиозного содержания и все необходимое для отправления католической службы. Миссис Перкинс была католичкой, как, впрочем, и еще значительная часть англичан того времени. Ничего удивительного не было и в том, что все ее довольно многочисленные слуги, включая Скинера и его жену, также оказались католиками. Было естественно стремиться окружить себя единоверцами, тем более что отношение протестантов к людям, сохранявшим приверженность католицизму, было далеким от терпимости.
Миссис Перкинс оказалась молодой женщиной, любившей собирать в своем доме друзей и знакомых. Некоторые из них гостили у нее подолгу, другие часто приезжали и уезжали. Иногда происходил настоящий съезд гостей, которые жили по два-три дня. О том, что общество отнюдь не занималось коллективным постом, свидетельствовало внушительное количество дичи и красного вина, которое каждый раз перед таким приездом завозилось в Уайт-Уэбс. Пожалуй, Перкинс вела себя слишком вольно для незамужней женщины. Впрочем, имелись основания и думать, не была ли она замужем. В числе ее гостей был некий мистер Перкинс, который часто приезжал в Уайт-Уэбс как в собственный дом и оставался там порой на долгое время. К тому же вскоре в доме поселилась еще сестра госпожи Перкинс и, следовательно, мистера Миза, назвавшаяся женой лондонского купца Томаса Дженгинса. Ее муж — низкий, плотный человек с рыжей бородой — изредка навещал свою жену. Несколько неожиданным для слуг было то, что мистер Миз, вернувшийся после очередного, довольно длительного отсутствия, приказал теперь именовать себя мистером Фармером, а в разговоре один из гостей неосторожно назвал его отцом Валеем. Слуга Джеймс Джонсон — тот самый, которого нанял Скинер, — с изумлением узнал, что брат хозяйки — католический священник, да и сама она, как выяснилось вскоре, никакая не миссис Перкинс, а дочь католика лорда Уильяма Уокса, а «миссис Дженгинс» — его вторая дочь Елена, бывшая замужем за рыжебородым Варфоломеем Бруксби. Этот богатый сквайр уплачивал из своего кармана большую часть арендной платы за Уайт-Уэбс, следуемой королевскому медику.
Однако никто, кроме немногих посвященных в тайну, не мог предполагать, что Уайт-Уэбс стал центром очередного международного заговора контрреформации против ее противников, удар по которым она снова пыталась нанести на английской земле.
Благообразный мистер Миз (он же Фармер) был не кто иной, как сам глава английской провинции ордена иезуитов Гарнет. Иезуитами были и его слуга Джон — опытный заговорщик Ник Оуэн, и слуга «мистера Перкинса» священник Олдкорн. Гостили в доме также иезуиты, приезжавшие туда под различными личинами: Фишер, принимавший фамилии Перси и Ферфакс, Джерард, называвший себя то Стандишем, то Бруком, и, наконец, Гринвей, известный под именами Гринвелла и Тесмонда.
Заезжали в Уайт-Уэбс и другие лица, не носившие сутану. Это были большей частью католики — участники восстания, впавшие в немилость елизаветинского фаворита Эссекса. Они советовались с иезуитами о дальнейших планах действий. Подобные посетители вообще не называли своих имен — просто опытный дворецкий Скинер сразу провожал их к действительному хозяину дома мистеру Мизу.
Почему же это заговорщическое гнездо приобрело впоследствии кличку гарема, или сераля? Конечно, пребывание в уединенном доме отца Гарнета с двумя своими «духовными дочерьми» наводило потом на многие фривольные мысли. Их было особенно трудно избежать, так как Елена Бруксби даже родила сына, а Гарнет должен был сознаться, что сам крестил ребенка. Малыш родился лысым, и верховный судья Кок позднее бесцеремонно спрашивал, не было ли у мальчика тонзуры — выбритой макушки, свойственной католическим патерам.
Именно в Уайт-Уэбсе, вернее — среди частых гостей этого дома, и зародился «пороховой заговор». Его организаторами являлись несколько молодых католических дворян, раздраженных отказом Якова I отменить репрессивные законы против католиков. Душой заговора стал энергичный Роберт Кетсби, участник мятежа Эссекса. Этот бывший кутила и прожигатель жизни неожиданно (что было нередко в ту эпоху) превратился в фанатика, считавшего даже иезуитов недостаточно ревностными слугами господними. Впрочем, с главой английской провинции иезуитского ордена отцом Гарнетом у заговорщиков установились тесные связи. Один из участников заговора, Томас Винтер, вошел в контакт с правительством Испаиии и властями испанских Нидерландов (Фландрии). Видный заговорщик, значительно более старший, чем его друзья, — ему минуло 45 лет, — Томас Перси был двоюродным братом графа Нортумберлендского и вращался в придворной среде. Перси мог узнавать новости, которые имели первостепенное значение для его сообщников. И наконец, в заговоре участвовал Гай Фокс, который был, по существу, лишь простым исполнителем чужих планов. Этот английский католик, много лет проведший на испанской службе, для которого преданность вере заменила верность родине, был характерной фигурой для той эпохи.
Большинство своих тайн заговорщики унесли с собой в могилу. Не известно, кто первым предложил план, который решили осуществить Кетсби и его друзья, — взорвать здание Вестминстера, когда король будет открывать сессию парламента. Возможно, что идея была навеяна памятью о взрыве дома Кирк о'Филда в шотландской столице, во время которого погиб Дарнлей — отец Якова I. Впрочем, этот случай не был единственным — делались попытки взорвать государственные здания в Гааге, в Антверпене. Подобный же проект собирался осуществить Майкл Муди в царствование Елизаветы.
Заговорщики пытались извлечь уроки из прошлого. Они вскоре убедились, что им нельзя рассчитывать на поддержку Испании, которая теперь явно делала ставку на примирение с Яковом. К тому же над католической партией долгие годы тяготело подозрение, что она готова отдать английский престол Филиппу II или испанской инфанте. Теперь представлялась возможность сыграть на непопулярности короля-шотландца и привезенных им с собой фаворитов. После гибели Якова и наследника престола заговорщики предполагали захватить кого-либо из младших детей короля и, подняв восстание католиков, провозгласить регентство. В апреле 1604 г. пятеро заговорщиков, собравшись в доме Кетсби на Стренде, поклялись хранить тайну, не выдавать товарищей и не отступаться от своего намерения. После этого в соседней комнате они прослушали мессу, которую отслужил иезуит отец Джерард, специально приехавший для этого из Уайт-Уэбса. Патер утверждал впоследствии, что ничего не знал о том, что происходило за несколько минут до начала мессы. Подобную же позицию заняли сам отец Гарнет и все его коллеги. Позднее Гарнет уверял, что не мог ничего поделать, так как был связан тайной исповеди, во время которой ему только и стало известно о планах Кетсби и его друзей. Приступив к исполнению этих планов, Томас Перси снял в аренду Винегр-хауз — дом, примыкавший к той части Вестминстера, где размещалась палата лордов и где должно было состояться открытие парламентской сессии. Заговорщики начали рыть подкоп. Они предполагали, что попадут из Винегр-хауза в необитаемый подвал Вестминстера. Оказалось, что подвал сдали под торговый склад. С немалыми хлопотами Перси удалось договориться, чтобы ему уступили аренду этого помещения. Затем в подвал были перенесены доставленные ранее в Винегр-хауз мешки с порохом. Сверху сделали настил из угля, камней и битого стекла. Все было готово, но правительство неожиданно перенесло дату открытия парламентской сессии с 7 февраля на 3 октября 1605 г. В июле было объявлено, что сессия откроется еще позже — 5 ноября.
Заговорщики использовали это время для подготовки других своих действий — восстания в средних графствах и переброски из Фландрии эмигрантского полка, состоявшего из английских католиков. Кетсби и Перси получали право принимать в число заговорщиков новых людей. Это было необходимо и для пополнения финансовых ресурсов, так как приготовления потребовали много средств. Одним из последних уже 14 октября примкнул к заговору Френсис Трешам, кузен Кетсби и Томаса Винтера.