Воспоминания без цензуры

Я мог бы привести немало подобных примеров мужества и героизма целых подразделений и частей. В нашей группе войск шла добрая слава о мотострелковом полке, которым командовал подполковник Воробьев. Полк держал оборону на главной магистрали Москва – Минск. На эту часть и на ее командира мы полагались вполне.

…С каждым днем расширялся участок боевых действий. Противник вводил дополнительные силы. Прибывало войск и у нас. Управлять ими становилось все труднее. Мы по-прежнему со своим КП на колесах держались поближе к передовой. Иначе было нельзя. И штаб наш редел. За десять дней более половины штабных офицеров погибли или же получили тяжелые ранения. Однажды я чуть не лишился самого начальника штаба. Понадобилось срочно выехать на КП фронта, и я необдуманно предложил подполковнику Тарасову взять для поездки вместо «козла» ЗИС-101. А фашистские летчики гонялись за командирскими машинами, не жалея времени, пуль и бомб. Сергей Павлович попал в переплет, попробовал укрыться в придорожном сарае. Немецкий летчик прошил крышу очередями, сбросил зажигательные бомбы. Все обрушилось, и только физическая закалка помогла начальнику штаба выбраться из этого пекла. Он вернулся обожженный, злой и взялся за свои дела как ни в чем не бывало (замечу сразу: этот замечательный человек впоследствии командовал дивизией, получил звание генерал-майора).

Как-то на рассвете – эта было в конце июля – мне доложили, что прибыл какой-то генерал и просит разрешения представиться. Выбравшись из легковой машины, где я спал, встретился с товарищем. Это был командир 7-го мехкорпуса В. И. Виноградов. Он прибыл в мое распоряжение вместе со своим штабом.

Штаб был в полном составе, со всеми отделами, прилично экипирован. Имелись радиостанции, штабные машины, оборудование и все, что положено для нормальной работы и управления крупным соединением. Возглавлял штаб полковник М. С. Малинин.

Познакомились накоротке. Поручил Малинину выбрать место для командного пункта, а сам занялся другими делами.

Новый начальник штаба обратился к Тарасову:

– Когда приступим к сдаче-приему дел?

Тарасов изумился:

– Каких дел? – и вынул из планшета блокнот – всю свою канцелярию.

Пора штабных импровизаций миновала. Все стало по-другому, и я это почувствовал следующим же утром с мелочи. Подъезжает на мотоцикле девушка-красноармеец.

– В чем дело?

– Завтрак товарищу командующему.

– Откуда?

– Из штаба.

До этого командующий группой войск, как и все, спал под сосной или в машине, ел из солдатского котелка. Вилка и свежая салфетка показались вещами из другого мира.

Некоторое недовольство у меня сначала вызвало то, что Малинин, на мой взгляд, далеко отнес от переднего края наш КП (километров на восемь или десять). Поскольку я сам поручил ему выбрать место, пришлось смириться, но от замечания я все-таки не удержался.

– Не слишком ли глубоко мы забрались от фронта? Пожалуй, тут забудешь, что идет война…

Полковник взглянул на меня с удивлением, но дисциплинированно смолчал.

Зародившийся было в связи с этим случаем холодок быстро исчез. Вскоре я убедился, что КП находится там, где нужно: бои принимали затяжной характер. В общем, Михаил Сергеевич Малинин с первых же дней показал себя умницей, опытным и энергичным организатором. Мы с ним сработались, а впоследствии хорошо, по-фронтовому, сдружились.

Был создан настоящий командный пункт, наблюдательные пункты на переднем крае, быстро установлена проводная связь с войсками.

Опытному глазу сразу было заметно, что в руках полковника Малинина сколоченный, исполнительный и быстро реагирующий на все, что делается в войсках, штабной коллектив. Властная натура руководителя штаба порою охлаждала инициативу подчиненных, но потом это прошло, стерлось… Впрочем, к этому будет время вернуться.

Хорошее впечатление произвел на меня начальник артиллерии 7-го мехкорпуса генерал-майор Василий Иванович Казаков. Он сразу отправился на огневые позиции – по-хозяйски оценить, что у нас и где имеется, каковы кадры. Короче говоря, генерал отдался делу, освободив И. П. Камеру, которого требовала Москва. Вскоре стало известно, что Камера, так много сделавший на ярцевских рубежах, назначен начальником артиллерии Западного фронта. Рад был за товарища, получившего достойное поле деятельности.

Генерал Виноградов, назначенный ко мне заместителем, вскоре тоже был отозван от нас.

К концу июля положение войск нашей группы значительно упрочилось: не говорю уже о том, что мне лично стало легче, когда получил полнокровный аппарат управления. Командование фронта подкрепило нас несколькими танковыми батальонами. Московская партийная организация прислала батальон коммунистов. Удалось выкроить время и приветствовать этот отряд. Немецкие летчики как будто узнали о его прибытии: на нас посыпались бомбы. Быстро рассредоточили людей в лесу, а когда закончился налет, продолжили нашу беседу. В заключение я сказал, что скоро товарищи получат возможность рассчитаться с врагом. Так оно и вышло.

Собрав все, что можно, на участок Ярцева, мы нанесли удар. Противник его не ожидал: накануне он сам наступал, был отбит и не предполагал, что мы после тяжелого оборонительного боя способны двинуться вперед. Элемент неожиданности мы и хотели использовать. Ударили в основном силами 38-й стрелковой и 101-й танковой дивизий, придав им артиллерию и танки, в том числе десять тяжелых – КВ. В результате наши части овладели Ярцево, форсировали Вопь и захватили на западном ее берегу очень выгодные позиции, на которых и закрепились, отбив все контратаки.

Опять был очень хорош мотострелковый полк Воробьева, порадовал взаимодействием с танками. Получил боевое крещение батальон московских коммунистов. Товарищи с гордостью говорили, что «открыли боевой счет», но откровенно обеспокоены господством вражеской авиации. «Старожилы» ярцевского рубежа уже к этому привыкли, насколько возможно притерпелись, а свежим людям, впервые попавшим на фронт, было трудно.

В бою за овладение Ярцево самыми чувствительными для нас были удары с воздуха. И то, что мы, несмотря на это, добились успеха, говорило о мужестве и героизме войск, еще недавно потерявших было должную организацию.

Впервые мне тогда удалось увидеть, как наши 37-мм зенитные батареи сбили три пикирующих бомбардировщика, заставив этим другие неприятельские самолеты набрать высоту. А то они совсем уж обнаглели, нападая даже на отдельные машины. Часто немецкие летчики вместо бомб сбрасывали продырявленные бочки из-под бензина, издававшие при падении свист и вой. Это уже походило на хулиганство.

Ведя активные действия на ярцевском участке, мы не могли ни на минуту упускать из виду, что делается южнее, в районе переправ. Директивой Западного фронта от 27 июля нашей группе войск была поставлена задача: удержать Ярцево и не допустить прорыва противника на Вязьму. Это было главным, тем не менее я с облегчением вздохнул, когда удалось подкрепить полковника Лизюкова, послав ему противотанковый дивизион 108-й стрелковой дивизии с пулеметной ротой. Сюда же вскоре мы направили другие части и весь участок подчинили командиру 44-го стрелкового корпуса В. А. Юшкевичу (он был тогда еще в звании комдива). Теперь можно было считать, что это направление прочно обеспечено.

Обстановка в районе Смоленска все более осложнялась, и не только для наших войск, но и для противника. Все-таки становилось ясным, что немцы завязли в Смоленском сражении. Если смотреть на вещи в развитии, то гитлеровский план «молниеносной войны» затрещал. Затрещал, по существу, в самом начале войны.

В конце июля немецкое командование опять прилагало все силы, чтобы выполнить задачу окружения наших армий. По данным разведки и опроса захваченных в боях за Ярцево пленных, стало известно, что готовится новое наступление с целью во что бы то ни стало отрезать пути возможного отхода 16-й и 20-й армий. Для этого противная сторона намеревалась силами 7-й и 20-й танковых дивизий нанести удар по обороне наших войск в районе Ярцева.