Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 3 из 5

Правда, Иван все же свой берег нашел. Внезапно вспомнил он, что родом из Ивана-Франковска. И хотя позабыл он украинский язык и разговаривал, как многие жители Луганщины, на суржике – смеси русского языка с украинскими словами, только внезапно ощутил он себя «щирым» украинцем. Патриотом Украины. Вступил в партию Олега Тягнибока «Свобода», и даже получил в местной луганской ячейке этой партии какую-то должность – то ли секретаря, то ли председателя. Короче, даже вполне русская – москальская – фамилия «Ермилов» не помешала Ивану вдруг осознать, что Россия – враг Украины. И хотя на Донбассе такие, скажем так, радикальные взгляды не особо приветствовались населением, жители Юбилейного особо не реагировали на появление украинского националиста в поселке. Посмеивались, мол, заигрался мужик на старости лет, седина в бороду – бес в ребро… Мол, кто в гречку скачет, по бабам шастает, а этот – в политику прыгнул…

И вот в 2013 году в Киеве начался Майдан. Начали с протестов против правительства, потом стали требовать снять президента Януковича… В общем, зрела нешуточная буча. В Луганске снова стали формировать отряды митингующих, только на этот раз собирали людей не на Майдан, а наоборот – на Антимайдан. Партия регионов, которая поддерживала президента и правительство, пыталась таким образом клин вышибить клином – не допустить повторения того, первого, оранжевого Майдана. Это когда Янукович не стал президентом в первый раз, а был вынужден уступить кресло этому хуторянину из Сум Ющенко. Поэтому автобусные колонны потянулись в Киев. Понятное дело, многие записались в митингующие не за идею – за деньги. Семьи-то кормить надо…

А вот Иван на Антимайдан не поехал. Хотя и платили. В Киев он поехал своим ходом. И очень скоро оказался… на Майдане. И не просто на Майдане – он стал командиром одной из сотен, в которой были члены радикальных националистических партий «Свобода», УНА-УНСО, «Братство». В общем, стал Иван Ермилов одним из тех самых активистов – без кавычек уже – которые уже готовы были с голыми руками идти и свергать власть в Украине.

Майдан

Впрочем, почему с голыми руками? На Майдане к декабрю уже появилось оружие – вначале палки и щиты, отобранные у киевского ОМОНА – отряда милиции специального назначения «Беркут», а потом и «коктейли Молотова» – бутылки с зажигательной смесью. Позже появилось и более серьезное оружие: вначале пистолеты-резинострелы, потом боевые «Макаровы», ну а потом «добрые люди» подвезли и ружья. Точнее, охотничьи карабины «Сайга» – те же «калаши», в принципе – и другие подобные им винтовки. Только иностранного производства. Пули у этих карабинов были серьезные, дыры в милицейских щитах, которые прошивали насквозь, оставляли внушительные. И уже сразу после Нового года, в первых числах января, после того, как на Майдане убили двоих протестующих – Нигояна и Жизневского, у майдановцев появились и автоматы Калашникова… АКМ и АКМС.

Иван впервые убил человека именно на Майдане. Правда, он не считал того молодого пацана в милицейской форме человеком. Когда испуганные разрывами светошумовых гранат, хмельные от собственной удали – как же, крушим камнями и «коктейлями Молотова» ментов, озверелые от крови – своей и чужой, подогретые не только спиртным, но и кое-чем покрепче, грязные, закопченные, но гордые своей «нэпэрэможностью» майдановцы выдернули из милицейской цепи несколько пацанов-срочников, то участь их была мгновенно решена – их просто стали рвать. Озверевшая толпа видела в этих мальчишках представителей ненавистной им власти. Власти, которую они ненавидели, но продолжали боятся. Потому что власть запросто могла их раздавить бронетранспортерами, раскатать водометами, раскидать все эти баррикады, направив на Майдан армейский спецназ, расстрелять зачинщиков снайперами, которые давным-давно держали центр Киева под прицелами своих винтовок.

Но власть ничего этого не делала. И митингующие давно уже не митинговали, а просто поселились на центральной площади украинской столицы. И день за днем убеждались в том, что это не они боятся власть –власть их боится. Но страх у них в душах все равно оставался. Вот поэтому майдановцы, чтобы убедить самих себя в собственном героизме, собственной крутости и собственной безопасности, терзали этих несчастных мальчишек в милицейской форме, которым не посчастливилось оказаться в этом месте в это время. Иван вместе со всеми бил в лицо одного из милиционеров, бил, пока лицо у того не превратилось в месиво, шматовал его форму, топтал, орал что-то неразборчивое на суржике… И даже не понимал, что дома у него остались вот такие же пацаны, два Сергея. И его сыновья могли бы сейчас носить точно такую же форму и служить этой же власти. Против которой он, Иван, сейчас выступает. И что эти пацаны, которых они сейчас на Майдане жгут и убивают, просто выполняют свой воинский долг. Исполняют присягу. Присягу украинскому народу, представители которого их сейчас убивают. Иван не понимал, что эти мальчики в милицейской форме – такие же граждане Украины, как и он, как все те, кто собрался на Майдане, чтобы поменять власть. Хотя совсем недавно, на выборах они уже эту власть меняли. И прошло всего три года после этой смены…

…Тела двоих милиционеров, которых насмерть затоптала толпа протестующих против власти президента Януковича, отнесли куда-то за сцену Майдана. А на сцене украинские политики, которые сами совсем недавно были украинской властью, продолжали накручивать и разогревать толпу, науськивать ее на милицию, призывать убивать. И кто, кто призывал? Бывший министр экономики Украины Яценюк, бывший министр иностранных дел Украины Порошенко, бывший председатель СБУ Турчинов, бывший министр внутренних дел Луценко… Все бывшие, которые снова захотели стать настоящими…

И вот все эти бывшие понимали, что нужны не какие-то там протесты, митинги и демонстрации – нужна настоящая кровь. Вот только проливать ее должны были не они, а вот такие иваны…

…Иван Ермилов помнил только первого убитого им человека – того самого молодого милиционера, которому почти оторвали руку. Потом он как будто бы вышел из этого мира в какой-то другой, нереальный, где кровь и смерть казались ненастоящими, а взрывы и огонь – невзаправдашними. А, может, это было оттого, что им раздали какие-то американские таблетки от усталости и сна, которые здорово помогали не свалиться с ног и наполняли тело какой-то легкостью и теплом? В общем, убивал Иван с такой же легкостью, не ощущая в душе ничего – ни раскаяния, ни сочувствия, ни жалости к тем, кого убивал.

«Вси воны – ворогы мого народу!» – повторял он про себя.

О том, что он может быть точно так же объявлен врагом своего народа, представителей которого он сейчас убивает, Иван не задумывался. Некогда было думать.

Война

…После победы Евромайдана «сотня» Ивана оставалась на Майдане Независимости, как, впрочем, и другие «сотни». Жили, как и раньше, огромным табором, жгли костры в железных бочках, самые ушлые притащили откуда-то электрогенераторы, поставили в палатках печки. Продукты подвозили регулярно, сотникам выдавали денежное довольствие, одежду, медикаменты. Чего ж не жить?

Про семью Иван уже как-то и забыл. Разве что иногда вспоминал младшенького, Ванечку. Но хотя у него была «мобила», выданная в «штабе», домой он не звонил. А зачем? Тут революция идет, а там что? Женская юбка?

А потом завертелось… В апреле новый президент Украины, точнее, исполняющий обязанности президента Турчинов послал на Луганщину войска. Вот только десантники на БМД-шках, которым дорогу преградили простые люди, не стали их давить. Не стали пацаны стрелять в мирное население, в своих сограждан, вина которых заключалась только в том, что они тоже ненавидели власть. Только власть не ту, которую свергли, а новую – ту, которая свергла власть законную. Ну, некоторые нацепили на себя не желто-голубые ленточки, а оранжево-черные. Вот и все было отличие – в цвете ленточек. Ну и, конечно, мысли – мысли тоже были другими. Но разве за это можно убивать? За ленточки не того цвета? Или за мысли не того оттенка?