Страница 13 из 21
– Что за диверсии? – заинтригованно спросила я, так и застыв с веником посреди комнаты.
– Говорят, источники воды были заражены. Эвакуированные жители, армия – все пили эту воду. А дальше… кому-то повезло больше, а кому-то меньше.
– Но, – уставившись на своего собеседника, я нахмурилась, – кто мог сделать такое?! Зачем? Для чего?
– Неизвестно, – скучающе ответил Роман Александрович, задумчиво теребя клетчатую страницу. – Поэтому-то все и перекладывают вину друг на друга, строят бесконечные догадки. По мнению гражданских – виноваты военные, правительство, президент, Масонская ложа, ну и так далее по списку. Чуть ли не пришельцы с Марса. До абсурда доходит иной раз…
– А американцы?
– Американцы в первую очередь, – одобрительно ухмыльнулся мужчина.
– Разработанное кем-то биологическое оружие, или всё же уже существовавший вид?
Мужчина не ответил мне и вновь уткнулся в тетрадь в смутно знакомой синей обложке. Однако, решив не уходить далеко от темы разговора, я нетерпеливо поинтересовалась:
– А что думаешь ты?
– Я не знаю, – помотал он головой. – Разве можно кого-то обвинять столь голословно?
– Даже пришельцев? – улыбнувшись, не удержалась я.
Роман Александрович поджал губы, тщетно подавляя улыбку.
– Даже их, родимых…
Кажется, лёд тронулся. Облизнув пересохшие губы, я навострила уши.
– Ты знаешь, как передаётся вирус? – сыграла я в дурочку.
Но моя хитрость не сработала. Поправив очки, мужчина поднял на меня полное серьёзности лицо. Зрительный контакт длился довольно долго, и я не могла нарушить воцарившуюся тишину, у меня словно язык к нёбу примёрз от исходившей от него холодности.
– Вот ты взрослая, умная девушка, – медленно проговорил он. – Неужели непонятно, что не на все твои вопросы я могу ответить? Я не могу тебе ничего рассказать. И дело даже не в том, что не обладаю какими-либо знаниями, а в том, что мне запрещено выдавать тебе тайные сведения. Даже несмотря на то, что ты уже многое поняла сама.
Вновь обратив внимание на тетрадь, я досадливо поморщилась, различая свой почерк. Значит, всё-таки не показалось – это действительно был мой дневник.
– Откуда у тебя мои записи? – процедила я. – Отдай!
Я требовательно вскинула руку и замерла, не договорив, запоздало осознавая, что требовать от него что-либо было несколько бесполезно в моем положении. Вспышка возмущения, рвущаяся наружу, начала назойливо пульсировать в моей голове. Я стиснула ладонь в кулак, стараясь удержать себя в руках, но сердце уже предательски забилось, всё гоняя и гоняя разгорячённую кровь по моим сосудам.
– Командир передал это мне, попросил разобраться, – спокойно пояснил доктор, разглядывая меня поверх очков. – Я изучу и верну. Обещаю.
Моё лицо сперва побледнело, а затем неминуемо покраснело, когда я припомнила, что туда в последнее время записывала помимо своих «научных» изысканий. После того, как мне пришлось полностью переписать утраченный дневник, я позволила себе слишком много вольности в повествовании. Мне стало дурно. Я сделала пару несмелых шагов по направлению к своему надзирателю, чтобы увидеть, на каком месте моих записей он остановился. Веник выпал из моей руки и глухо шлёпнулся о пол.
– Не читай! – довольно резко попросила я, не осмеливаясь подойти и вырвать тетрадь из его рук.
Озадаченный мужчина взглянул на меня с подозрением.
– То, что там написано, не касается ни тебя, ни кого бы то ни было ещё! – я быстро-быстро глотала новые порции кислорода и чувствовала, как у меня подкашиваются ноги.
Меня повело. Перед глазами стремительно поплыл красный свитер, а удивлённое лицо доктора и вовсе потеряло чёткость. Нужно было присесть на кровать… Тяжело дыша, я сделала пару шагов назад и тут же сложилась пополам. Меня вырвало фактически желчью и тем, что ещё не успело перевариться с недавнего приёма пищи. Посчитав счастливой случайностью то, что я всё ещё стою на ногах, я поначалу не заметила удерживающих меня рук. Роман Александрович помог мне добраться до кровати. Упав на жёсткий матрас, я быстро повернулась на бок, чтобы при случае край кровати был в максимальной доступности.
Доктор, слегка обескураженный произошедшим, осторожно склонился надо мной и, взяв меня за руку, померил пульс.
– С тобой раньше такое происходило? – быстро спросил он, ощупывая мой лоб сухой тёплой ладонью.
Я подняла на собеседника удручённый взгляд.
– Это всё овсянка виновата, – слабо проворчала я, прекрасно понимая, что овсянка здесь, скорее всего, ни при чём.
Роман Александрович замер, внимательно посматривая на меня исподлобья.
– Сколько по времени тебя уже тошнит? – последовал вопрос из разряда «не в бровь, а в глаз».
– Да всего-то пару дней, – неохотно отозвалась я, отворачиваясь.
Холодный взгляд мужчины никак не располагал к откровениям. От его близкого присутствия мне становилось очень неуютно и даже боязливо.
– Ты съела просроченную еду? – предположил он, слегка прищуриваясь.
– Не угадал.
– Я просто надеялся, что ты скажешь «да», – тут же прокомментировал мужчина.
– Я бы тоже хотела сказать «да», – мрачно поддержала я его, прикрывая глаза рукой и растирая переносицу.
«О, Великий Всемогущий разум, как стыдно… Почему в этом так стыдно признаваться?!»
Доктор молча присел на край кровати рядом со мной, сцепил руки в замок и задумчиво возложил на них острый подбородок. Поразмыслив о чём-то своём, он вдруг крайне серьёзно спросил, не глядя в мою сторону:
– Ты представляешь, каково тебе придётся?
– Представляю, – на «отвяжись» ответила я сдавленно.
– Нет, сдаётся мне, не представляешь, – уже по привычке парировал он и тяжело вздохнул.
Тем временем меня в очередной раз вывернуло на только что подметённый мною пол. Мужчина совершенно невозмутимо собрал мои волосы и поднял их с лица. Упираясь дрожащими руками в край кровати, я чувствовала себя такой ослабшей и беспомощной, что хотелось плакать. Я ужасно злилась на себя, и лишь это, пожалуй, удерживало меня на грани. Дождавшись, пока мне станет чуть лучше, Роман Александрович наконец нарушил воцарившееся молчание:
– Я схожу, возьму тебе воды, узнаю, как там дела, и быстро вернусь. Пока не вставай.
Поднявшись, он спрятал руки в карманы брюк и быстро пошёл к двери. Мой лоб покрылся неприятной испариной, во рту гулял кислый привкус, но свешиваться с кровати больше не тянуло, и я смогла облегчённо выдохнуть. Доктор уже открыл дверь, когда я вдруг подала голос.
– Ром, с ним точно ничего не сделали? – спросила я вдогонку.
Мой голос прозвучал так громко в этой напряжённой пустоте комнаты, что мне даже показалось, будто плечи мужчины чуть вздрогнули от неожиданности. Обернувшись, он недовольно нахмурился.
– Ты правда хочешь, чтобы я сейчас в подробностях расписал тебе, как провёл эту ночь дорогой тебе человек? Это что, какая-то особая форма мазохизма?
Я вынуждена была проглотить вертевшиеся уже на языке слова и виновато потупить взгляд. Он был прав. Мягко закрылась дверь, давая мне время обдумать, что действительно стоило спросить у этого человека по его возвращению. На стуле возле выхода лежала моя тетрадь, но встать и забрать её у меня не было ни сил, ни желания. По-прежнему не решаясь лечь на спину, я смотрела на дверь из-под приоткрытых век и решала, что делать дальше. Конечно, можно было дожидаться у моря погоды и сидеть здесь взаперти, пока не выпустят. Но у меня не было на это времени. Стоило придумать план…
Доктор вернулся неожиданно быстро, и в руках у него, помимо обещанной им воды, была аккуратная стопка одежды.
– Ну, что, живая? – поинтересовался он, протягивая мне стакан. – У меня для тебя хорошая новость.
Поспешно приподнявшись, я жадно опустошила половину стакана и обратилась в слух.
– В баню идём сейчас. Это, – он уложил принесенное им бельё на кровать. – Твоя новая одежда.
– А где хорошая новость? – с призрачной надеждой спросила я, стискивая пальцами плотное толстое стекло и с недоверием посматривая на оставшуюся открытой дверь.